Страница 149 из 150
Имхотеп качнул головой.
- Я буду молчать, клянусь тебе.
По губам девочки скользнула грустная улыбка.
- Я многое видела, когда… медитировала. И я знаю, что вы с мамой хотели других детей, но живой родилась только я!
Имхотеп отшатнулся. Он снова представил себе картину, которую всеми силами гнал от себя: Меила на простынях, залитых кровью, корчится от боли, и он, когда-то всемогущий, не знает, к каким богам взывать и чем заклинать их, чтобы спасти возлюбленную… Дважды Меилу спасли чудом, и девочке, конечно, не говорили настоящей причины болезни матери!
- Но почему так? Почему нам больше нельзя?.. - вырвалось у жреца.
- Потому что одна я была взята в Дуат живой, как твои жрецы, как ты сам, - сурово ответила Фэй. - Ты не можешь произвести на свет новую душу, ведь ты сам не принадлежишь этому миру! Ты мог выпустить в мир только ту, с которой тебя связал извечный священный закон!..
Имхотеп опустил голову, не выдержав пламенного взгляда своей маленькой дочери. И тогда Фэй улыбнулась и обняла его.
- Но я у тебя есть… И я люблю тебя, дорогой отец.
========== Глава 89 ==========
Все в последний раз собрались в гостиной - Роза и темнокожий повар Салах накрыли стол к чаю. Пароход из Каира отправлялся в час дня.
Белла, Синухет и их дети были одеты в европейские костюмы, частью новые, частью перешитые с плеча хозяев. Они долго жили за счет Амиров, но уже наполовину компенсировали им расходы, отдав свои драгоценности. Эти ожерелья, кольца, обручи, пояса послужили свежими образцами для ювелирного салона Амиров, предлагавшего “египетские” украшения; и прибыль в этом месяце заметно выросла. Кое-что купила аристократическая миссис Мортон.
Эвелин опять надела брюки, этническую блузку и кардиган, а на волосы - вышитый шелковый шарф, конец которого она откинула за спину; такой же наряд путешественницы. Фэй, как обычно, выбрала самое практичное темное платье. Только свои длинные волосы девочка причесала по-новому: она распустила их, подобрав серебряным ободком, украшенным голубым эмалевым цветком лотоса.
Чай пили молча. Иногда встречаясь глазами, сотрапезники опускали их; не только хозяева и гости, но и родители с детьми. Все, что могло быть сказано наедине, было сказано.
Наконец Эвелин встала первой.
- Ну что, все готовы? - громко и бодро вопросила она. Миссис О’Коннелл обвела глазами своих подопечных; Белле показалось, что ее взгляд задержался на Фэй. Но это могло означать только особенное внимание к хозяйской дочери.
Остальные поднялись следом; Синухет взял за руку Эдвину. Все прошли в холл, где стояли чемоданы. Там ждал своего господина Реннефер - как и Синухет, одетый по-европейски; они уговорились, что верный слуга останется в Египте и будет помогать Амирам на ферме.
Синухет посмотрел в глаза Реннеферу, и мужчины крепко обнялись.
Синухет внезапно осознал, что с Реннефером от него безвозвратно уходят воспоминания молодости. Он обрел новый, чудеснейший мир - но юность Синухета с ее непосредственными восторгами, как юность всего человечества, давно осталась позади…
- Да охранит тебя Осирис, господин, - взволнованно произнес Реннефер. Его древнеегипетский уже стал ломаным. Синухет улыбнулся.
- И тебя, мой друг.
Потом Реннефер взял у женщин чемоданы, и все вместе вышли из дома. Имхотеп и Меила шли самыми последними. Белла заметила, что внимание хозяев приковано к дочери, но они не пытаются к ней приблизиться. Девочка словно бы уже отдалилась от родителей; а может, она отдалилась еще раньше. Благодаря разговору по душам, как Белла могла предположить…
Они дождались такси, в которые загрузились; Имхотеп с женой поехали проводить родных на пароход, а Реннефер остался. Он поклонился вслед желтым машинам, и Синухет, обернувшись, махнул ему. А потом этой же рукой быстро вытер слезы.
Они прибыли в порт за полчаса до отплытия. На борт белого лайнера, принадлежавшего почтенной британской компании “Кунард”*, уже поднимались пассажиры.
Имхотеп, который вышел из машины первым, открыл дверцу дочери.
Фэй, подхватив свою школьную сумку, выпрыгнула наружу. Она чуть не натолкнулась на рослого отца, и Имхотеп, с улыбкой придержав девочку, обнял ее. Фэй на несколько мгновений прижалась к нему, а потом смущенно отстранилась. Она подошла к матери.
Меила заглянула дочери в глаза, а потом посмотрела на Беллу и Эвелин.
- Ну так как, мы уже прощаемся?..
Египтянка выглядела слегка растерянной, точно это давно запланированное расставание стало неожиданностью для нее самой. И Белла мимолетно пожалела жену Имхотепа. Эта женщина опять оставалась вдвоем со своим мужем; только вдвоем.
- Я думаю, лучше нам подняться на пароход сейчас, - сказала Эвелин. Она щурила свои красивые и эффектно подкрашенные серые глаза, тоже проникнувшись серьезностью момента. - Ведь с нами дети, мало ли, какие неполадки возникнут…
Меила кивнула. Она посмотрела на мужа, и Имхотеп тоже с улыбкой кивнул.
Египтянка обняла дочь, пощекотав ей лицо своими душистыми волосами, выбившимися из-под невесомого платка.
- Я люблю тебя. Будь умницей, - сказала Меила.
- Да, мама, - ответила Фэй.
Она была тоже очень взволнована - но, казалось, чем-то таким, что мать не могла понять. Меила неловко провела рукой по волосам девочки и, выпрямившись, опять взглянула на двух англичанок, которым доверила дочь.
- Ну?..
Белла шагнула вперед, и в следующий момент они с Меилой тоже обнялись, поддавшись чувству. Впрочем, их взаимная склонность была непритворной. Белла прослезилась.
- Я буду писать, - пообещала она.
Меила улыбнулась.
- Давай. Только лучше звони. Вы ведь там недолго проболтаетесь.
А Белла снова с беспощадной ясностью осознала, что навсегда отрезана от родного дома. Она не сможет жить отдельно от мужа, как жила в Та-Кемет; а Синухету не найдется ни угла, ни работы в ее стране.
Меила пожала руку Эвелин - женщины несколько мгновений держались за руки, а потом разошлись и отвернулись друг от друга. Синухет, как старший над своими спутниками, подошел к брату, этим жестом прося отпустить их.
- Нам пора, - сказал он.
Имхотеп кивнул.
Он не стал обнимать брата - только широко повел рукой, точно предлагая Синухету повернуться и обозреть простор, открывавшийся перед ним. Синухет проследил за движением жреца… а потом торопливо отступил, будто не желая длить этот разговор без слов.
Египтянин опять встал рядом с Беллой и детьми. Белла увидела, что Синухет покраснел, а глаза блуждают, точно что-то выбило его из колеи.
- Он пытался?.. - прошептала Белла, незаметно толкнув мужа локтем.
Синухет кивнул.
- Давай садиться, - сказал он. Голос египтянина дрожал.
Присматривая за детьми, они гурьбой поднялись по трапу. Предъявили билеты стюарду, и их пропустили на палубу.
На то, чтобы разместиться в каютах, ушло некоторое время; Эвелин осталась с Эдвиной, а остальные успели протолкаться назад на пассажирскую палубу, чтобы помахать рукой Имхотепу и Меиле. Остроглазый Седрик, перегнувшись через перила, первым высмотрел их и показал родителям.
Белла замахала, приподнявшись на цыпочки.
- До свидания!..
Меила помахала рукой в черной шелковой перчатке, и Имхотеп тоже приветственно поднял руку.
А Белла неожиданно вспомнила, как точно так же прощалась с отцом и братьями, стоя рядом с Барти на борту английского судна. Много лет назад. Три тысячи лет назад…
- Пойдем, - попросила она мужа. Ей стало дурно. - Пожалуйста, пойдем в каюту!
- Да, - Синухет коротко кивнул и, взяв жену под руку, пошел с нею назад к детям и Эвелин.
Когда пароход отдал швартовы, Белла села на свою койку, вполглаза присматривая за Эдвиной. Она вновь задумалась об оставшихся и о тех, кто плыл с нею.
Дети… Седрик… Ее старший сын подавал такие надежды, когда учился в школе фараона, он был любимцем Сети… А сейчас ему не на что особенно рассчитывать. Эти полтора месяца в доме Амиров бедный мальчик учился с таким жаром, что, казалось, вот-вот повалит дым из головы; и все равно, он упустил как школьное образование, так, видимо, и высшее. Хотя, с его физическими данными, - если он станет спортсменом… Но для этого нужно хотя бы жить в Англии…