Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 13

Фирменные же инструменты, неведомыми дорогами переправленные за железный занавес, стоили баснословные деньги. «Фендер стратокастер» — от полутора тысяч советских рублей, «Гибсон» — от двух. Новая машина стоила от пяти. А зарплата была примерно одинаковой у всех — 150 рублей в месяц, плюс-минус.

Я слышал, что свой красный «Гибсон» тот же Валерий Гаина купил тогда за 4 тысячи. И это очень походило на правду.

Валерий Гаина (слева) с тем самым красным Gibson. Чудом уцелевшая фотография из 80-х.

Ну, это я забежал сильно вперед. А пока мне еще лет 10–11.

И вот начало этой истории. К слову сказать, у нас дома, кроме баяна, была и неплохая коллекция пластинок (да, виниловых!) с классической музыкой. И как-то среди них оказалась серия «Американская сельская музыка», выпущенная советским концерном «Мелодия». Под этим названием скрывалась кантри. Кантри мне ужасно нравилась, но сейчас не столько о ней.

Среди развеселых звуков американского колхоза я выделил странное переливчатое звучание неизвестного советской науке инструмента, явно инопланетного происхождения.

Не помню, каким путем, но этот инструмент был мною опознан, как банджо, и даже найдена картинка с его внешним видом.

Банджо удивительно походило на кастрюльку с длинной ручкой — грифом.

Видимо, любовь к струнным щипковым засела во мне сразу же после «кузнечика» грифом вправо. Ибо я решил, что непременно хочу себе что-нибудь такое. А гитары дома тогда еще не было.

Купить что-либо где-либо — эта мысль, как полностью безнадежная, была отметена, не успев появиться. И так появился на свет первый инструмент, сделанный собственными руками.

Толчком к его изготовлению послужила вспышка инженерной мысли, которая меня озарила при изучении рисунка круглого корпуса американской балалайки.

Тут для современной молодежи необходимо сделать пояснение. Сегодня муку никто не просеивает — она уже с завода идет без комков и посторонних включений. А в то время в каждом доме было распространено приспособление, называемое «сито». Это круглое решето с мелкой сеткой, через которое мамы и бабушки просеивали муку — чаще всего прямо на стол или на специальный лист фанеры, на котором же раскатывали и складывали пельмени.

Я быстро сообразил, что оторвав сетку, я получу почти готовый корпус. И это было гораздо проще сделать, чем громоздить сложный гитарный резонатор.

Мамино сито было обречено. К получившейся обечайке я выпилил лобзиком две круглых фанерных деки (доску для пельменей я все же пощадил). В верхней деке вырезал два эфа, как у скрипки, а между эфами по оси грифа для компенсации натяжения струн с внутренней стороны приклеил брусок.

Гриф выстрогал из доски. Под нижний порожек был приспособлен алюминиевый уголок. Мензуру и разметку под лады я снял линейкой с мандолины, что хранилась у школьного товарища. На ней было восемь парных струн, но я рассудил, что хватит и четырех. Колки были гитарные.

Неведомый инструмент, функционально более всего напоминающий неизвестное мне еще тогда укулеле, был собран со всей тщательностью и большим запасом прочности. Единственная трудность, с которой я столкнулся — это были лады. Все, что мне тогда было доступно — медная проволока. Отковав ее молотком, и сделав пропилы, я всадил куски ладов на клей. Правда, моего терпения хватило, по-моему, штук на пять, не больше.

Как правильно настраивать — мне тоже было неведомо. Правда все ж как-то настроил, и что-то играл. Наверное, что-то подобное играли бы черные рабы на хлопковых плантациях, на своих первых бренчалках из высушенной тыквы — будь они воспитаны на Иосифе Кобзоне и Муслиме Магомаеве… плюс немного «американской сельской музыки».

К чему все это? Да к тому, что видимо с той поры, я не мог нормально играть ни на одной гитаре, чтобы предварительно в нее не «залезть» и основательно в ней не поковыряться. Это было какое-то болезненное пристрастие — желание вечного апгрейда. До того, что я меньше играл, а больше делал и переделывал.

Приступы гитарного «кастомайзинга» со мной происходят и по сей день.





Я не говорю, что делать что-то своими руками — плохо. Нет. Просто нужно знать меру. Посмотрите на «Франкенштейна» Эдди Ван Халена. Дядя явно не заморачивался — «я ее слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила». Слепил, но играть то не забывал при этом! И отлично играть! Свой первый инструмент, на котором писались первые альбомы Extreme, Нуно Беттенкурт тоже сляпал из каких то запчастей. Но он же смог остановиться, и использовал получившееся «весло» по назначению, а не как полигон для вечных улучшений. Я уж молчу про Брайана Мэя, и его «Топор»..

Дело в том, что многие современные ребята часто думают, что это они сейчас неважно играют, потому что у них гитара так себе. Made in Indonesia. А вот, мол, когда они прикупят себе американский «Гибсон» или ESP или еще что-нибудь фирменное-крутое-дорогое — жизнь сразу изменится. А пока, в ожидании новой лучшей жизни, они постоянно меняют датчики, и заодно стараются играть на своей «палке» поменьше — а вдруг «коцку» поставишь? Продажная цена тогда снизится, и вожделенный «волшебный гитар» станет еще на пару тысяч дальше. Да нет никакой волшебной гитары!

В мое время музыканты говорили: «Не имей Амати» а умей лабати» Примечание.

«Амати» — чешский бренд ударных установок (либо легендарный итальянский скрипичный мастер).

«Лабать» — играть на инструменте, из музыкального сленга тех годов. Оттуда же и хилять» — идти, «берлять» — есть, кушать, «дуршлять» — спать, «кирять» — пить алкоголь, «сурлять» — справлять малую нужду, и извините, «вирзать» — справлять нужду большую (из песни слова не выкинешь).

Пример: «Он как покиряет — все время дуршляет. Дуршляет-дуршляет, встанет, посурляет и снова дуршляет».

Из не глаголов — «парнас» (именно так, с ударением на первом «а») — вознаграждение от клиентов за игру на халтуре, например, в ресторане. «Ходить на жмура» — играть на похоронах.

Так, хорош. Пора вывод делать.

Вывод 4.

Хватит втирать лимонное масло в грифы дорогущих гитар, бесконечно полировать хромированные цацки, и сдувать в нее пылинки! Хватит сетовать на «негодный» и инструмент, и мечтать о том, «небесном», который сыграет сам за вас!

Хватит бесконечно менять датчики, струны и пикгарды, вместо того, чтобы систематически заниматься игрой!

Хватит с умным видом рассуждать о «липовом» или «красняковом», «алниковом» или «керамическом» — О! Вот еще! — «о теплом ламповом» звуке!

Гитара — это кусок дерева и несколько метров проволоки. Не спорю — можно их любить. Я не скрываю — я и сам люблю эту деревяшку и эти несколько метров.

Но, главный инструмент, без которого ничего не прозвучит — это ваши руки и голова. Ваше сердце.

А «волшебная гитара». До нее еще дорасти надо. И в мастерстве игры и финансово — чтоб не было так жаль лишний раз взять ее в руки. Да знали бы вы, что за те гитары, которые у большинства есть сейчас, большинство советских «металлистов» конца 80-х расстались бы с самым дорогим, что у них было — собственным волосатым скальпом!

5. Уже подростковое. Помните, говорил, что вначале гитару не в ту сторону держал. Впрочем, во дворе мне быстро доказали «куда правильно держать». Этап дворово-подъездных песен меня тоже не обошел. Пионерский лагерь, потом военно-спортивный.

Странное дело — как мне тогда на все хватало времени? Мало того, что я занимался почти во всех доступных спортивных секциях — от беговых коньков до бокса (второй юношеский — оттуда, с ринга, кстати). Я еще и в Школу Юных Летчиков ходил. Это вместо музыкальной. Музыки в самой школе правда было маловато, кроме строевых песен, зато в летнем лагере… В промежутках между кроссами, нарядами и парко-хозяйственными работами — гитара и «Велкам ту зе хоутел Калифонья. Сач а лавли плэйс, сач а лавли фэйссс…». Вот именно так, с диким акцентом, не понимая ни слова по-английски. Зато от души.