Страница 2 из 12
— О! Я понимаю, как я вас понимаю! — сказал Форстер. — Как часто я мечтал сформулировать свои ощущения. Вам это удалось. Я тоже люблю бросать вызов судьбе. Не заказать ли нам мозельское к следующему блюду?
— Почему бы нет? — сказал Айвз. — Я вижу, вы ухватили мою мысль. Тем яростней будут те громы и молнии, которые обрушатся на голову проигравшего. Если вам еще не надоело, вернемся к нашим баранам. Всего раза два-три случалось мне встречать истинного искателя случая, который пускается в дальний путь, не попросив у судьбы ни расписания, ни карты. Но по мере того как мир делается цивилизованней и умней, все трудней напасть на приключение, конца которого сам не предвидишь. Во дни Елизаветы вы могли напасть ну хоть на часового, взломать ворота, обнажить шпагу и поставить на кон жизнь. Теперь попробуйте-ка нахамите полицейскому, и самые смелые ваши фантазии не пойдут дальше догадок, в какой именно участок вас поволокут.
— Да-да, — приговаривал Форстер, одобрительно кивая.
— Я сегодня вернулся в Нью-Йорк, — сказал Айвз, — после трехлетних странствий. Всюду то же, не стоило мотаться. Мир перегружен умозаключениями и выводами. А меня волнуют только предпосылки. Я пробовал охотиться в Африке на крупную дичь. Я знаю, как с такого-то расстояния бьет по цели такое-то ружье; когда слон или носорог падет от пули. Удовольствие при этом я испытываю примерно такое же, как в школе, когда, оставленный после уроков, решал скучнейшие задачки на доске.
— Да-да, — приговаривал Форстер.
— Разве что аэропланом попробовать управлять, — продолжал Айвз задумчиво. — На аэростате я летал. Скука, голый расчет на авось: куда ветер дует.
— Остаются женщины, — улыбнулся Форстер.
— Три месяца тому назад, — сказал Айвз, — я бродил по одному базару в Константинополе. Дама, под чадрой, разумеется, но с прелестными глазами, перебирала жемчуга и янтарь на лотке неподалеку. Ее охранял огромный нубиец, черный как смоль. Скоро он незаметно приблизился ко мне и сунул мне записку. Улучив минуту, я в нее заглянул. Торопливые карандашные каракули: «У арочных ворот Соловьиного Сада, сегодня вечером, в девять». Увлекательная предпосылка, не правда ли, мистер Форстер?
— Ну а дальше, дальше-то что было? — сказал Форстер.
— Я навел справки и выяснил, что этот Соловьиный Сад принадлежит одному старому турку, великому визирю или что-то в таком духе. Естественно, ровно в девять я был возле арочных ворот. Тот же нубиец проворно их открыл, я вошел и сел на скамью подле душистого фонтана рядом с таинственной незнакомкой. Мы с ней мило поболтали. Она оказалась некоей Миртль Томсон, журналисткой, которая писала для чикагской газетенки о турецких гаремах. Оказывается, она отметила на базаре столичный чекан моих брюк и поняла, что я должен просветить Нью-Йорк на ту же тему.
— Понятно, — сказал Форстер. — Понятно.
— Я путешествовал по Канаде на каноэ, — сказал Айвз, — сквозь водопады и водовороты. Но и там я не нашел того, чего хотел, так как я знал, что в результате может произойти только одно из двух: либо я выплыву, либо пойду ко дну. В какие я только карточные игры не играл! Но математики почти совсем испоганили это занятие, просчитав шансы. Я заводил знакомства в поезде. Я отвечал на объявления. Я звонил в чужие двери. Я не успокаивался, я искал. Но конец бывал всегда один: логическое следствие посылки.
— Я знаю, — сказал Форстер. — Все это я и сам испробовал. Но у меня было меньше случаев попытать случай. Есть ли где еще в мире город, столь бедный невозможностями, как Нью-Йорк? Казалось бы, столько путей в неизвестное; но ни один из тысячи не доставит вас не туда, где вы предполагали очутиться. Хорошо бы подземка и трамваи нас так же редко подводили.
— Рассвет, — сказал Айвз, — встал над ночами Шехерезады. Нет больше халифов. Горшок рыбака превратился в термос, гарантирующий температуру кипения или замерзания в течение сорока восьми часов для любого джинна. Жизнь идет как заведенная. Наука убила случайность. Нет уже тех возможностей, какие были у Колумба и у того, кто съел первую устрицу. Известно только то, что нет ничего неизвестного.
— Да, — сказал Форстер. — Мой опыт — ограниченный опыт горожанина. Я не повидал мир так, как вы. Но, кажется, мы сходимся в его оценке. Тем не менее я благодарен судьбе, подарившей нам хоть это маленькое приключение. Нам обеспечен один захватывающий миг — когда принесут счет. В конце концов, наверно, пилигримы, странствовавшие без сумы, острее ощущали жизнь, чем рыцари Круглого стола, разъезжавшие со свитой и с чеком от короля Артура, вшитым в подкладку шлема. Ну а теперь, раз вы допили кофе, используем же ваши недостаточные средства, чтобы узнать, кто из нас примет на себя удар судьбы. В какой руке?
— В правой, — сказал Айвз.
— В правой, — сказал Форстер, разжимая ладонь. — Я проиграл. Мы забыли разработать план, как смыться выигравшему. Предлагаю: когда подходит официант, вы говорите, что вам надо позвонить. Я удерживаю форт и счет, пока вы успеваете взять шляпу и исчезнуть. Спасибо вам за необычный вечер, мистер Айвз, и хотелось бы как-нибудь еще повторить этот эксперимент.
— Если память мне не изменяет, — расхохотался Айвз, — ближайший полицейский участок на Макдугал-стрит. Я тоже получил большое удовольствие, смею вас уверить.
Форстер пальцем подманил официанта. Тот буквально с противоестественным проворством скользнул к столу и положил счет рядом с прибором потерпевшего. Форстер взял его и заботливо приписал несколько цифр. Айвз привольно откинулся на стуле.
— Простите, — сказал Форстер, — но вы ведь собирались позвонить Граймзу насчет театральных билетов на четверг? Забыли?
— А… — сказал Айвз, устраиваясь еще уютней. — Успеется. Официант, принесите мне воды.
— Хотите присутствовать при смертном часе? — спросил Форстер.
— Надеюсь, вы не против? — попросил Айвз. — Не часто увидишь, как в ресторане зацапывают джентльмена, пытавшегося поужинать на шармачка.
— Отлично, — сказал Форстер, — вы увидите жизнь христианина на арене, иссякающую вместе с вашей запивкой.
Официант принес воду и стоял с отрешенным видом неумолимого мытаря.
Форстер повременил несколько секунд, потом вынул вечное перо и написал под чеком свою фамилию. Официант с поклоном взял чек и удалился.
— Дело в том, — объяснил Форстер, смущенно хмыкнув, — что меня едва ли можно назвать отважным рыцарем удачи. Я должен вам кое в чем признаться. Я вот уже второй год несколько раз в неделю ужинаю в этом отеле и всегда подписываю чеки. — Тут голос его окреп, и он прибавил: — Но вы, вы большой молодец! Знали, что у меня нет денег, и не оставили в беде, рискуя, что вас тоже схватят.
— Увы, я тоже должен вам кое в чем признаться, — улыбнулся Айвз. — Это мой отель. То есть я, естественно, им не управляю, но всегда держу апартаменты в третьем этажена случай, если судьба меня закинет в этот город.
Он подозвал официанта и сказал:
— Внизу все еще мистер Джилмор? Хорошо. Скажите ему, что мистер Айвз тут и просит, чтобы приготовили и проветрили его комнаты.
— Ну вот, опять не повезло, — сказал Форстер. — Боже мой! Где же выход? Неужели нет головоломок без ответа? Если хотите, поговорим еще немного на эту тему. Не так уж часто встретишь человека, который понимает твои трудности. Через месяц я женюсь.
— Я воздерживаюсь от комментариев, — сказал Айвз.
— И правильно делаете. Я кое-что прибавлю к своему сообщению. Я глубоко предан этой даме. Но не могу решить: красоваться ли мне в церкви или удрать на Аляску. Тут опять то, что мы с вами обсуждали, — жаль отменять варианты. Каждый знает схему: после завтрака ты получаешь отдающий цейлонским чаем поцелуй; потом идешь на службу; возвращаешься домой, переодеваешься к ужину; дважды в неделю — театр; счета; весь вечер маешься, подыскивая тему для разговора; время от времени возникают мелкие стычки; потом — крупная ссора; и потом развод, а то и медленное сползание в безропотную старость, что еще хуже.