Страница 2 из 75
Самоцелью издания данной книги являлось не только расширение кругозора и поднятие настроения окружающим гражданам, но и попытка трезво показать, насколько тяжёл и неблагодарен труд оперативного медика. Разумеется, недоверчивые читатели могут сказать, что вот опять врачебная солидарность, будут покрывать своих. Мол, в нашей медицине всё якобы чудесно. Сказать-то могут, но тут же жестоко ошибутся. Дело в том, что в славном городе Петербурге в последнее время появилось крайне много купленных дипломов. Купленных не в смысле того, что человек купил экзамены, а в смысле, что он вообще не обучался в медицинской школе. Да, да. Михалыч тоже в шоке. В нашем Царстве всё всегда продаётся. И профессии, и звания.
Одно только «но». С подобными парамедиками у меня никакой солидарности нет и быть не может. Ведь исключительно настоящий врач помнит свою самую главную заповедь «Не навреди» и всеми силами старается помочь направо и налево, в меру своих возможностей. Он ведь не всесильный, может и ошибаться.
Не Бог, конечно же.
Вроде бы.
Вместо предыстории ЗАБИРАЙТЕ
Её халат уже не пах свежестью. Слюни, чихи, сопли и т. д.
Утро начиналось обычно. Сегодня доктору Наталье предстояло очередное дежурство на любимой подстанции городской «Нескорой помощи». Водитель Сашка да она — вот и вся нехитрая бригада неотложки. Утро было тихим и безоблачным, и Наталья, уходя из дома, прощалась с родными на сутки. Никто не знал, что и в сутках может быть больше, чем двадцать четыре часа.
Первые вызовы носили самый что ни на есть обычный характер: инфаркты, инсульты, животы и прочая рядовая патология. Первые неприятности начались ближе к вечеру. Так было всегда. Как только пробивало шестнадцать часов и врачи покидали свои рабочие места, больные сразу вспоминали, что им необходима медицинская помощь и стремились попасть в опустевшие стационары.
Трудности начались с прекрасной женщины, под сто восемьдесят килограмм веса, которая уже полгода как лежит, отекает, а лечиться в стационаре никак не хочет. И вот около восьми часов вечера к ней наконец пришло согласие. Вместе с согласием объявилось и желание набрать «03». Приехали. Собрались на госпитализацию. А дальше? Такой вес не только не поднять, а даже с места сдвинуть затруднительно. Вызвали водителя, соседей и попёрли. Врач на подстраховке. С пятого этажа «хрущёвки». Бабка была готова несколько раз свалиться на лестницу, но между третьим и четвёртым этажом она удачно схватилась за перила, а между вторым и первым ей помогли почтовые ящички, добросовестно прикрученные пятидесятыми шурупами.
Сдав тело в стационар, медработники помчались на следующий вызов. Тяжёлая больная уже четвёртые сутки терпела сильные боли в сердце. Дотерпела. С обширным инфарктом и отёком лёгких её поволокли в клинику. В этом месте некоторым товарищам может подуматься, что больную действительно поволокли, в прямом смысле этого слова, по асфальту. Однако данным словом автор пытался выразить лишь то, что дорога к больнице оказалась не столько долгой, сколько медленной. И дело не в том, что водитель не хотел надавить на газ, нет. Просто, несмотря на одиннадцатый час вечера, славный город на Неве всё ещё задыхался в автомобильных пробках.
Ни мигалки, ни звуковой сигнал не были должным образом восприняты автолюбителями ночного города. Некоторые из них даже на перекрёстках умудрялись махать кулаками: «Куда прёшь? Не видишь, мне зелёный!»
Как следствие подобных перекрёстков, Сашка ругался матом и вспоминал всевозможных матерей, какие только существуют на этом белом свете. Разумеется, бабульку они передали уже почти совсем в остывшем виде.
Приехав на станцию около часа ночи, Наталья почувствовала накопившуюся усталость. Она дошла до койки и захотела раздеться, но, расстегнув две пуговицы и обнажив декольте, упала бессознательно и крепко уснула.
Не прошло и пятнадцати минут (а в её сознании, может, и секунд), как диспетчер растолкала спящую и вручила ей вызов. Часы только что пробили два. Схватив сумку и водителя, Наташа выдвинулась к больному.
Пациент оказался выходцем с Кавказа, о чём свидетельствовала чёрная шевелюра и горбатый нос. Однако на тот момент Наталья думала, что для неё, как для настоящего врача, национальностей не существует. Расспросив о жалобах, она стала собирать анамнез и осознала, что они всё-таки существуют.
— Давно ли себя плохо чувствуете? — сострадательно спросила врач.
— Да ужэ трэтый дэн будэт, — признался захворавший.
— А что же вы раньше за помощью не обратились, а только ночью? — для формальности спросила Наташа, привыкшая к таким терпеливцам, но в душе уже ими замученная, как шприц Жане, набранный до отказа.
Чаще всего на подобный вопрос больные отвечают стандартно: «Извините, думал, пройдёт. Не хотел в больницу». Горный же товарищ выпалил без обиняков и сразу:
— А вам не всё равно! Не вызывал и всё.
Тут-то доктора и перемкнуло. Раз — и щёлкнул тумблер. Наташу прямо понесло. Такого выступления ещё не видел ни один более- менее известный театр Российского Царства. Она открыла пациенту широкие перспективы будущего. Южанин в ярких красках узнал о том, что если ему плевать на кучу разбуженного народа, то в такой ситуации он может наткнуться на ответные чувства. Затем о том, как будет ему всё равно, какой препарат она вколет в полупопицу, и ещё шестьсот слов из запаса своего обширного докторского словаря. А когда при осмотре ещё обнаружился и запах алкоголя изо рта, она высказала и остальные пятьсот двадцать семь слов и даже добавила что-то из латыни.
После возвращения на базу ближе к рассвету доктору всё-таки удалось поспать порядка трёх с половиной часов. Но к восьми утра на горизонте появилась очередная неприятная новость. Позвонила заведующая из больницы, где Наталья работала по совместительству, и попросила (здесь: рекомендовала, приказала) выйти сегодня на смену в приёмник, так как доктор, который работал также через сутки, был увезён после последнего дежурства с инфарктом. На вопрос Наташи, хочет ли заведующая ещё один инфаркт, так как она после суток на «скорой», последняя сказала, что нет, никак не хочет, а очень хочет увидеть её в ординаторской. По доброте душевной после тридцати секунд уговоров Наталья выкинула белый флаг.
В приёмнике поначалу всё шло спокойно, и ей удалось поспать ещё пару часов. Каторга началась после шестнадцати пополудни, когда основной медицинский состав выпорхнул из своих насиженных ординаторских. Тут же пациенты на отделениях вспомнили, что у них появились новые жалобы; ну и домашние больные тоже не хотели отставать, ввиду чего потихонечку начали прибывать. А врач-то один!
Завал получился ближе к ужину. На фоне заполненной смотровой привезли двух больных: мужика с инфарктом и бабку без ног, но с тромбоэмболией. Наталья стала их осматривать, параллельно вызвав реаниматолога. В это же время бежит невролог: «У меня у больного давление ноль на ноль». Здесь же звонят с ЛОР-отделения — женщине плохо. Было ощущение, что дежурного терапевта хотят разорвать на тысячу маленьких Наталят.
Консультируя заплохевшую по телефону и дав команду неврологу вспомнить-таки реанимационные мероприятия, доктор стала решать с подошедшим из реанимации коллегой, кого они возьмут в палату интенсивной терапии. Место там было в единичном экземпляре.
— Смотри. Мужик с инфарктом, молодой, но стабильный. А бабка с тромбоэмболией, пожилая, но тяжёлая, — доложил реаниматолог Наталье.
— Хорошо. Давай бабку, что-то она мне не нравится, — с высоты своего опыта заключила вставшая перед нелёгким выбором и, уже обратившись к бабке, добавила: — Ничего личного.
На том и было порешено. Девочка в реанимацию, а мальчик на диван. Да-да, дорогой читатель, в коридор. Я же писал — одно место в реанимации. И всё.
Если вы никогда не встречались с диваном в коридоре, то могу вам написать, что удовольствие это сомнительное. Нет, если вы решили просто посидеть на нём, дабы дать уставшим ногам несколько минут покоя, то это одно дело. А если вы решили на нём полежать, да ещё без белья и подушки, но с повреждённым сердцем, то это уже совсем иная ситуация. Хотя, как показала практика, по- настоящему тяжёлому больному всё равно, где лежать. Этим успешно пользуется наше руководство, закрывая больницы и сокращая бесплатные места.