Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 25

A

2084 год. Интернациональная команда поисковиков исследует построенный во время последней гражданской войны бункер в Крымских горах. Повесть опубликована в пятом номере альманаха коммунистической фантастики "Буйный Бродяга", иллюстратор - Алан Гриффит.

Долоев Велимир

Долоев Велимир

Цветы прорастают сквозь кости

Велимир Долоев

Цветы прорастают сквозь кости

Последнее, что сегодня собирался сделать Тадеуш, это обезвредить бомбу -- тот самый тщательно запечатанный в чертежном тубусе адский снаряд, который он получил от представителя ЦК позавчера. Для его замысла это было, в общем-то, не принципиально, но раз уж бомба не в деле -- зачем рисковать случайным подрывом в тесной толпе? Пусть даже толпа эта состоит более чем наполовину из штатных сотрудников охранки -- роскошь сторонних жертв организация себе давно уже не может позволить.

Когда через пять минут ударный взрыватель был уже в его руках, Тадеуш разогнул спину... и едва не уронил хрупкую ампулу, натолкнувшись на взгляд стоящей в дверях Али. Взгляд без единого намека на укор, просто усталый и непонимающий, но оттого не становящийся менее обжигающим. В простом черном платье, со стянутыми на затылке в пучок волосами цвета воронова крыла, с дешевой папироской в тонких пожелтевших пальцах, она выглядела куда старше своих лет. Тадеуш не раз прозрачно намекал, что не с ее здоровьем смолить такую дрянь, но Аля только смеялась, и было в этом смехе что-то жутковатое -- как будто вам удалось развеселить Смерть с картин Мальчевского. В самом деле, что может быть нелепее, чем забота о здоровье смертников? Покойники на каникулах, затянувшихся по недоразумению, но всего лишь каникулах -- вот кто мы, думал Тадеуш. С этим непросто смириться, но это, в конце концов, очень удобная позиция для той борьбы, что ведет организация. С точки зрения голой целесообразности -- практически идеальная.

--   Ты просил меня ничего не спрашивать, -- Аля устало прислонилась к дверному косяку. -- До самого последнего момента. Мне кажется, дальше тянуть уже некуда. Рассказывай.

--   Ты права, -- Тадеуш отложил ампулу. -- Этим я и собирался заняться. Тем более что главная и единственная моя надежда -- ты.

--   Надежда на что? -- спросила Аля.

--   В организации предатель, -- невпопад ответил Тадеуш. -- В самом ее сердце.

--   Кто?





--   Это совершенно неважно. Важно только то, что наша попытка была изначально обречена. За нами следили от самого Липецка -- очень аккуратно, я и то обнаружил по дороге далеко не всех. Следят и теперь, так что к окну без надобности лучше не подходить. Впрочем, арестовывать нас пока тоже никто не собирается.

--   Думаешь, цесаревича хотят убрать на самом верху? -- Аля присела рядом, рассеянно стряхнула пепел прямо себе на платье.

--   Напротив. Это как раз нашему дорогому наследничку, пес его морду лизал, надо устроить эффектное покушение на себя со счастливым концом. Со всеми необходимыми главными героями -- жидами да полячишками в роли государственных изменников. Будет разыгран масштабный спектакль: погром остатков организации, сенсационные расследования, очередная разоблачительная статья господина Мамонтова в "Московских ведомостях", -- Тадеуш задумался на секунду, невесело улыбнулся. -- "Физиология террора" или что-то в этом роде. Господин Мамонтов любит научную терминологию. Дальше -- показательный процесс в духе нечаевского. Революционные бесы -- смертельная угроза вере, отечеству и доходам Russian General Oil Corporation. Что может всему этому противопоставить наше движение? Ничего.

Тадеуш встал, прошелся по комнате, освещаемой лишь последними лучами заходящего солнца. Совсем скоро наступят долгие летние сумерки, за которыми придет, наверное, последняя в их жизни ночь. Это, впрочем, неважно. Главное, чтобы ночь оказалась последней для него, будущего тирана, достойного наследника всей трехвековой династии душегубов и кровопийц.

--   Мы уже давным-давно разбиты, -- продолжал Тадеуш. -- Разбиты всем этим взрывом холуйского патриотизма. "Радуйся, Маш: Царьград наш, Эрзерум наш, и турку -- шабаш". Какой позор: каторжане с двадцатилетним стажем шлют поздравительные адреса в Зимний Дворец! Опаснейшие террористы, матерые безбожники пишут слезливые стишки про православный крест над Святой Софией! Теоретики социализма и анархизма за рубежом публикуют длинные статьи, в которых русский царь объявляется вождем революционного движения! Хорошо, что никто из настоящих не дожил до этого. "Славянское единство", "православный мир", "общая историческая судьба" -- как же! Единство общего ярма и общей плети -- вот что они получат, кретины.

--   Это все понятно, -- Аля взяла со стола взрыватель, сфокусировала взгляд на стеклянной поверхности, пытаясь поймать хоть намек на собственное отражение в полутьме. -- Только что нам делать теперь? Здесь и сейчас?

--   Как что? Действовать по плану. Лично я буду завтра в двадцать минут одиннадцатого аккурат на перекрестке Императорской и Магистратской. Нехорошо огорчать господ из Охранного отделения -- меня там будут ждать с нетерпением.

--   Погибнешь ведь напрасно.

--   А это зависит от тебя.

--   То есть?

Тадеуш присел рядом с Алей.

--   Наш милый и прогрессивно настроенный присяжный поверенный -- провокатор. Завтра утром он должен умереть.

На этот раз -- никаких вопросов, только сухой кивок и отрешенный взгляд были ему ответом.

...Пять лет назад Аля поступила на вновь открывшиеся в Петербурге высшие женские медицинские курсы. Ее мечтой тогда было стать врачом, причем не просто врачом -- хирургом, пробив таким образом дорогу сотням, тысячам молодых целеустремленных девушек, которым и в самые либеральные времена в сфере медицины вряд ли светило что-то лучше профессии акушерки. Учебу все равно предстояло продолжить за границей, для чего требовалось солидное состояние, но питерские курсы в любом случае были хорошим началом пути в Цюрих или Лозанну. Целый год до черных кругов под глазами Аля корпела над учебниками и пособиями, но вскоре министерством народного просвещения был издан печально известный "циркуляр о бородатой женщине". Новый министр искренне считал, что у девушек, предающихся ученым занятиям, перестает расти грудь и, напротив, начинает расти борода, а бородатые женщины -- это европейская зараза и подрыв устоев православной империи. Таким образом, женщинам необходимо запретить получать высшее образование. Медицинские курсы были ликвидированы, как и множество других подобных учреждений по всей стране. Все попытки сопротивления были подавлены полицией, да их и не было в сущности, за исключением четырех-пяти студенческих "историй" в обеих столицах. Организация, конечно, пополнила после этого свои ряды множеством озлобленных молодых девушек, но и для нее ситуация обернулась скорее проигрышем, лишний раз показавшим бессилие революционеров.

Бывшая курсистка Аля примкнула к террористическому крылу партии, считавшему, что сегодня, в условиях исчезновения массового рабочего движения образца начала века, необходимо возвращаться к методам "Народной воли", бомбой отвоевывая базовые политические свободы. И здесь она стала человеком крайне полезным и в некотором роде незаменимым. Когда в Москве был раскрыт провокатор, на совести которого оказались десятки повешенных и отправленных на каторгу борцов, именно Аля вызвалась его казнить, чем потрясла своих товарищей. Но куда больше на следующий день их потряс способ казни -- стилетом в основание черепа. Так Аля стала партийным палачом, и не просто палачом -- палачом-теоретиком. Хорошее знание человеческой анатомии и физиологии давало ей все новые и новые идеи в области ликвидации разоблаченных врагов, и анонимная брошюра "Механика убийства", распространявшаяся среди членов организации, пользовалась такой же популярностью, как и теоретические работы выдающихся социалистов Европы...