Кукушки Мидвича

Лендетиздатовский сборник отложен на 82-й год. Нехватка бумаги. «Молодая гвардия» — мертвое дело. «Советский писатель» — тоже. Одна надежда на московский Детгиз да на «Знание», где вроде бы относятся к фантастике сносно.

Такие вот дела.

Жму руку, Ваш Б. Стругацкий.

22.05.1980, Ленинград.

«Сочувствую, разумеется, Вашим неудачам…» Речь об очередной моей книге, выброшенной из плана Западно-Сибирского книжного издательства после контрольного рецензирования в Госкомиздате РСФСР, сотрудники которого, давно уже безымянные, навсегда, как мрачное напоминание, остались в глубинах писательской памяти.

Дорогой Гена!

Получил Ваше письмо и сразу же отвечаю.

Спасибо за разнообразную и, в общем-то, приятную информацию. Со своей стороны могу сообщить, что сборник Стругацких «Неназначенные встречи» вышел-таки, невзирая ни на какие происки недругов. Пока у меня только один экземпляр, а как только будет больше, немедленно вышлю Вам. Сборник красиво издан, выглядит вполне солидно, вызывает у меня злорадно-мстительное чувство («наша взяла!»), но читать его мне категорически не хочется — тошнит. Цена победы — наверное, любой.

В Лендетгизе свалили наконец директора. Теперь все, прижав уши, ждут, кого назначат. Слухи ходят стаями, а толком никто ничего не знает. У меня же в мозгу крутятся непрестанно бессмертные строчки из Михаила Евграфовича: «Предшествовавший начальник дал вам язвы, я же дам ти скорпионы!»

Судьба сборника молодых решится, надо думать, новым директором. Пока же перспективы неясны.

На семинаре, как Вы, вероятно, помните, был объявлен в прошлом году новый конкурс на остросюжетное произведение под девизом «Приключение с продолжением». Как я и опасался, задание оказалось семинаристам не по зубам. Ни одного стоящего произведения до сих пор не подано. Завязли, завязли семинаристы в дебрях психологии, социологии, философии и пр. Сюжет им не по зубам-с! А без сюжета — какая может быть фантастика? Правда, кое-кто грозится, что все, мол, впереди, мы еще покажем!.. Что ж, дай бог.

Мы с Аркадием все ходим около новой повести. Она возвышается над нами как гора дьявольски неприступного и неприветливого вида. А лезть надо!

Желаю и Вам того же, Ваш Б. Стругацкий.

7.11.1980, Ленинград.

«Мы с Аркадием все ходим около новой повести…» Видимо, речь идет о «Хромой судьбе». Не помню. Все было неясно. Все просматривалось, а скорее, не просматривалось даже на год вперед. Но — семинар, но — новые работы, но — переписка с десятками самых разных людей, но — борьба за право печататься: Братья упрямо тянули свою повозку. И даже сейчас, когда за спиной несколько собраний сочинений и историческая справедливость (как всегда, с опозданием) восторжествовала, остаются замыслы Братьев, еще не окончательно реализованные. Например, издать том (итоговый, по словам БНС. — Г. П.), который бы составили «Улитка на склоне», «Второе нашествие марсиан», «За миллиард лет до конца света», «Град обреченный», «Отягощенные злом», «Дьявол среди людей», «Бессильные мира сего». Наверное, не всем ясен такой состав, кто-то спросит: а где «Пикник на обочине»? Ведь даже пан Станислав Лем, не сильно-то жаловавший советскую фантастику, признавался в беседе со Станиславом Бересем: «Эта книга Стругацких вызывает во мне своеобразную зависть, как если бы это я должен был ее написать». Впрочем, тенденция возможного однотомника легко прослеживается. Большие писатели потому и являются большими, что умеют понимать собственную работу и не стремятся угождать всем.

Вот уж точно, XX век без Братьев неполон.

5. Третий апостол

…В Индии он сочинил портянку на писательских жен, пользовавшихся услугами рикш. Никакие наши оправдания, дескать, наши жены материально поддерживают самый бедный класс Индии, не помогли. В Москве пришлось писать оправдательные отчеты, к счастью, Станислав ни словом не упомянул о том, что случилось с ним в Варанаисе, куда мы прилетели из Калькутты. В Калькуттском университете Станислав никому не дал сказать ни слова, только энергично размахивал своей книжкой о вреде алкоголизма, которую успел издать перед отъездом, и говорил о том, что именно такие книги следует читать индусам. Он не спрашивал, спиваются ли индусы, пьют ли они вообще, он просто видел толпы на улицах — оборванных костлявых людей. Оборванные и костлявые — значит, пьют. В Варанаисе наши сердца не выдержали. Сеня Злотников (драматург), Михаил Иванович (китаист и писатель) и я — мы вызвали мальчика-боя, дали ему доллар и вручили бланк телеграммы, на котором латинскими буквами изобразили следующий текст: srochno vozvrashaites v Kalkuttu dlj zakluchenia dogovora na knigu o vrede pjanstva I poluchenia gonorara. Мальчик-бой телеграмму унес в указанный нами номер и, допив все, что было в мини-баре, мы разошлись.

Утром мы посетили храм обезьян. Надо сказать, в этом храме всегда тесно и неприятно и обезьяны всячески издеваются над туристами, дразнятся и швыряются палками. Они в храме хозяева. Станислав шел впереди нас. Вид у него был надутый. Мало того, что в Москве он бросил пить, основал писательское общество трезвости и издал книгу о вреде пьянства, так еще здесь гэбист (которого мы не знали, но которого знал он) не позволил ему вернуться в Калькутту «dlj zakluchenia dogovora na knigu o vrede pjanstva I poluchenia gonorara». Станислав жаждал знать, кто послал телеграмму? Задумавшись, он вынул из кармана двадцатку — все, что нам выдавали на путешествие, и поднял ее, рассматривая на просвет. Зеленая вражеская валюта. Он презирал ее, но когда возбужденный гибкий самец, наклонившись со стены, вырвал из его руки двадцатку, он возмутился. Он боялся выказать праведный гнев перед индусами, и самец со стены тоже это знал. Одной рукой он делал движения, смысл которых не мог бы обмануть даже девственницу, а другой, совсем как Станислав, рассматривал зеленую бумажку на просвет. Зеленая вражеская валюта. Покончив со своим сладким делом, самец порвал двадцатку и пустил обрывки по ветру. Станислав был убит: плакал гонорар, в Калькутту не пустили, и валюты больше нет.

И тут он увидел наши сияющие глаза, и все понял, и всех вычислил.

Странное дело: писательское начальство в Москве всерьез обвинения Станислава не приняло. Видимо, посчитали, что такие, как мы с Сеней и с Михаилом Ивановичем, часто заблуждаются, и это, к счастью, еще не самое главное наше заблуждение. Так же они не поверили в то, что это мы научили непристойностям самца-обезьяну; и не поверили в то, что мы сознательно сорвали внедрение крупного культурного проекта: пьяницы, вот и сорвали. Зато указание на жен, катавшихся на рикшах, здорово подействовало. Одним из последствий стало то, что моя рукопись, когда это понадобилось, из редакции издательства «Советский писатель» попала на рецензию именно к Станиславу. Он бодро оценил ее на самый низкий балл и намекнул на то, что таким, как я, вообще следует писать свои вещи латинскими буквами.

Что ж, имел право.

Я помню аннотацию к роману Станислава «Третий апостол».

«Тяжело ранен профессор Духовной Академии Маркерт. Умирающий писатель зажал в руке фигурку одного из апостолов — Петра. Почему не Фомы или, скажем, Иуды? Начальник управления Жуков возглавил расследование». Вылетело из головы, чем расследование закончилось. А вот в семидесятых, задолго до того, как Станислав бросил пить и начал писать духовные романы, мы не раз встречались и радовались тому, что в свое время «ходили в одном бассейне». Каботажник, штурман, Станислав тогда только еще присматривался к фантастике, только еще водил носом, откуда доносятся самые вкусные запахи? Наверное, тогда прикидывал будущие строки из «Третьего апостола». «Обутые в брезентовые сапоги ноги трупа он сунул себе под мышки, цепко обхватив начавшие стынуть ноги мертвеца руками». Чем плохо?

Вот еще одна аннотация. К роману «Возрождение».