Смех для всех

Хорошо, что есть на земле милая деревенька с чудесной речкой Дарихой, старенькие гостеприимные родственники по маминой линии, вросшие в эти благословенные места всей своей жизнью! Здесь Михаил каждый раз обогащал легкие запасом кислорода, и дышать надолго становилось легче. Чаще всего он приезжал сюда с другом детства – весельчаком и балагуром, вечным холостяком, как он сам себя называл, Санькой Шарановым. Быть коммуникабельным и холостым его обязывала профессия журналиста. Эх, жаль, что он в командировке, а то вместе бы порыбачили…

Сегодня рыба совсем обленилась: сомлела от дневной жары и не клевала. Михаил ни о чем не жалел, снялся с насиженного места и строевым шагом кадрового военного направился к дому.

Через полчаса он отрыл дверь и остановился на мгновенье с веселым изумлением. На столе красовался коньяк, а за столом, разрумянившись и распустив пухлую нижнюю губу, радовался продуманному сюрпризу Санька Шаранов.

– Ты? – выдохнул Михаил. – Какими ветрами?

– А вот вспомнил о старых друзьях, – ласково глянул на хозяев Саня, бросаясь в крепкие объятья друга. – Позвонил тебе, а твоя жена каким-то замогильным голосом говорит: «У него теперь новое место жительства и новый телефон». Я слегка напрягся, но ничего спрашивать не стал. Не мужское это дело – в семейные дела лезть. Позвонил твоей матери. Загрузился по полной и поехал сюда. Понимаешь, иногда вот так прицепится к тебе общая несклонность к любой разновидности труда, на отдых потянет, – балагурил Шаранов, пока Михаил снимал рыбацкую экипировку.

Хозяин дома, сухонький, жилистый, бодрый старичок, сидел в полной боевой готовности наливать новые стопки и добродушно ухмылялся.

– Давай, присоединяйся! – Шаранов пригласил друга к столу, заставленному закусками. – Попробуем, как говорят наши соседи братья-поляки, и тэго, и другего. Мне, кстати, Короткевич наш в этом смысле очень нравится в «Черном замке Ольшанском»: вкручивает в текст слова старобелорусские, польские, и звучат они, как музыка.

Михаил смутился: он не читал знаменитый детектив, только кино немного помнил. Где ж военному человеку до родных корней литературных докопаться! Военный, как врач, должен прежде всего военную анатомию знать.

Незаметно подкрался вечер. Друзья вышли на крыльцо. Сумерки были пропитаны запахом свежего сена, сосновой смолы… Они шумно, раздувая ноздри, как застоявшиеся кони, втянули запах вольницы, засмеялись и, сразу соскучившись по куреву, затянулись сигаретным дымком.

– Так у нас одним холостяком стало больше? – хитро сощурился Санька. – Не горюй! Может, еще все устаканится. А может, и нет. По мне, так лучшее средство от развода – не жениться вообще.

Полная луна солидарно ухмылялась вместе с лучшим другом.

– Зачем тебе страсти? – Шаранов, как проповедник, поднял руки к небу. – Кроткие наследуют Землю! Это Библия учит.

Михаил попытался глубже осмыслить эти слова, но сознание разленилось, как рыба в сегодняшней Дарихе, и не подчинялось привычной военной дисциплине.

Санька с радостно-глупым лицом, сильно отличающимся от того, что на в карточке паспорте, продолжал умничать:

– Вот как ты думаешь: почему у мужчин бывает седина в бороду, а бес в ребро?

– Какая седина? Мне всего тридцать!

– Это не про тебя конкретно, это в народе так говорят. Культурно это называется кризисом среднего возраста. То есть со всяким может случиться. Вот у женщин этого никогда не бывает!

– Почему же? – удивился Михаил.

– А у женщин бороды нет! – расхохотался Санька так, что Полкан выскочил из будки и ошалело залаял. Шаранов цыкнул на него и весело продолжил. – Биология у нас с тобой какая? Мужской мозг с возрастом быстрее теряет нервные клетки в той зоне, которая связана со способностью контролировать себя и прогнозировать последствия.

– А что, у женщин не так же?

– Женщина, – тоном опытного ловеласа, старательно подбирая слова, сказал Шаранов, – лучше защищена при возрастных изменениях нервной ткани более интенсивным мозговым кровообращением!

– Чего ж это Боженька им столько привилегий надавал?

– Это у него надо спросить, – вывернулся Санька и продолжил назидательно. – Мужчина патологически не способен вникать в чужие эмоции. Это чисто мужское заболевание. Природа выбрала мужчин для быстрого решения конкретных задач.

– А женщин для чего?

– А женщин назначила ответственными за межчеловеческие связи.

– Ладно, – неожиданно для себя смирился Михаил. – Давай этим и удовольствуемся… По крайней мере, ты, товарищ Шаранов, – шутя ткнул он его в широкую грудь, – точно вписываешься в изложенный алгоритм. Вместо того, чтобы накинуть слезонепромокаемую жилетку, выслушать друга, у которого в сердце свинцовое небо и настроение ниже нуля, ты бесстрастно развиваешь философию, которую я, когда буду в другом состоянии, опрокину на лопатки упрямыми вещдоками. И будет она лежать на спине и дрыгать ножками.

– Главное то, что ты слушал и думал. А выводы потом придут, – совсем уж невразумительно закончил Шаранов.

Утром они, как обычно, накололи дров старикам и двинулись на автобусную остановку. Солнце теплым караваем поднималось над горизонтом за их спинами и обещало новые радости жизни.

Я подожду

Арсений был видным мужчиной пятидесяти лет. Взгляд холодных серых глаз отражал сложившийся за годы работы в милиции жесткий, волевой характер. Работа его была заполнена трудными человеческими судьбами. Долгие годы его успокаивал родной дом, подрастающий сын. Но несколько лет назад жена умерла от инфаркта. Жить стало неуютно.

И вот однажды он встретил Майю – вдову бывшего начальника по службе. Это сближало. Майя блистала драгоценностями и писала стихи в прозе. Вечером при свечах она томно читала ему очередной опус: «У каждого человека своя свечка, свой путь, свой век, своя планида…».

Арсений, сбросив с плеч заботы прошедшего дня, забывался. Но прошло время, и он, привыкший к прозе реальной жизни, стал откровенно тяготиться всей этой романтической чепухой. И когда Майя попросила его написать что-нибудь в ее альбомчик пожеланий, он неожиданно для себя схулиганил:

Майя надулась, а он воспользовался этим и вечером, свободный и счастливый, в компании друзей делился опытом:

– Слушайте, ну что это такое? Теперь за женщинами даже поухаживать, как в старые добрые времена, не успеваешь! Куда спешат?

За столом засмеялись:

– Конкуренция, брат ты мой! С ней не подремлешь!

Арсений, хорошо выпивший, вдруг словно наяву увидел себя на рынке в качестве товара, которому столпившиеся женщины набивают цену, как на аукционе недвижимости…

Жизнь снова заполнили будни холостяка.

Юлю, известную в городе предпринимательницу, он встретил в налоговой инспекции, куда заехал по делам. Это была очень красивая, с точеными длинными ногами, очаровательная женщина. К тому же, моложе него. Юля тут же интуитивно почувствовала, что у одинокого подполковника «мертвый сезон» (в смысле женщин) и опытно включила все свои ресурсы обольстительницы. Уже на другой день Арсений с цветами и бутылкой шампанского появился в ее шикарном особняке. Навстречу выбежал великолепный сеттер и зарычал. Юля придержала его и гордо изрекла:

– Эта собака дворянских кровей!

«Все к дворянству потянулись, – мысленно усмехнулся он, – хотя бы собачьему».

Пса удалили. Арсений скоро уже сжимал Юлю в объятьях и представлял, как блаженно будет вытягивать ноги на роскошном диване, листать газеты после сытного ужина и ни о чем не думать. А она, вся во власти его сильных рук и горячего дыхания, думала о том, что теперь, слава Богу, в органах появится свой человек, да еще на такой должности, и за ним она будет как за каменной стеной. Юля всегда точно знала, чего хотела, и работала для достижения этой цели.