Страница 2 из 5
Возможно, это уже был момент, когда я почти понял КАК. Благодаря изданию поэмы в «Литературных памятниках», где все существующие слои ее оказались напечатанными последовательно, что и позволило представить себе ВСЮ поэму исходящей из ТОЧКИ.«…текла Нева. Смиренный чeлн…» Это уже не Лева, а я сам додумался… Сдаваясь перед непостижностью поэмы, я упираюсь в мечту о неком «сидироме», где все слои поэмы проявились бы сквозь друг друга на экране, как в моем мозгу, проявляясь от 6 октября 1833 года в окончательный текст. Думаю, именно непостижность стала бы доступной.
4
Цепочка преследования разрасталась. Петр-Петербург-Фальконет-Пушкин-бедный Евгений-я сам… Тайна первого петербургского текста лишь углублялась. В 1969 году я задумал отправить потомка своего героя на времялете из 2099 (в канун 300-летия) в пушкинскую эпоху подглядеть, как это делалось…
«Впереди слабо светилось окно. Там, за ним, писался сейчас „Медный всадник“! <…> Да, горела свеча… да, лежал на крошечной коечке человек и так стремительно писал, будто просто делал вид, будто проводил волнистую линию за линией, как младенец… Как причудливо был он одет! В женской кофте, ночном колпаке, обмотанный шарфом… Но это был не Пушкин! Младенец был бородат и время от времени свою бородку оглаживал и охаживал, а потом снова проводил свою волнистую линию по бумаге».
Слишком просто! Но об этом и был рассказ, что попытка узнать, как Пушкин написал поэму, столь же доступна, как и попытка его сфотографировать.
5
Резо Габриадзе это отчасти удалось. Взяв себе в наперсники Пушкина-рисовальщика, он стал исследовать его творчество кончиком пера № 86. Нарисовать коня, а тем более всадника — экзамен для рисовальщика! Среди сотен его рисунков с Пушкиным есть несколько легких шедевров, запечатлевших творческий процесс… Вот Медный Всадник скачет по листу его рукописи… Вот он скачет между Пушкиным и прекрасной дамой… Вот он скачет на его цилиндре… Вот Пушкин расслабился, лег на спину, руки за голову, нога на ногу — и тут нет покоя! — Медный Всадник гарцует у него на колене. Вот Пушкин уже сам на коне, сам Медный Всадник…
Ни одной ошибки в образе!
Так родился замысел цикла открыток «Как писался „Медный всадник“»: с одной стороны его картинка, с другой — мой текст. Издать не удалось.
6
Осенью 1996 года мне повезло преподавать в Принстоне. Поскольку я был ненастоящий профессор, а то, что называется visiting, мне было позволено прочесть самый своевольный курс по Пушкину. И я рискнул перед десятком благожелательных аспирантов (в основном русского происхождения, знавших и любивших Пушкина не менее меня) прочесть Пушкина вспять: от смерти к рождению, воскрешая его, а не хороня. То была давняя моя мечта, поддержанная идеями нашего сокровенного философа Федорова, мечта, которую мне не удавалось (да и не удастся) осуществить в письменном виде. Мы читали Пушкина от «Письма Ишимовой» к лицейским стихам, все более увлекаясь. Тезисы и постулаты, провозглашенные во вводной лекции, о единстве ВСЕГО пушкинского текста наглядно подтверждались. Особенно подтвердился постулат о памятливости Пушкина в отношении всего своего текста, опубликованного и неопубликованного, законченного и незаконченного; о безотходности его производства. Это было, конечно, преувеличение, что я прочитал всего Пушкина в 1949 году… так, в 1996-м я многое читал впервые.
Писанное в инерции романтических поэм, подобное начало вполне могло показаться Пушкину несколько вялым и закономерно было заброшено. Соблазнительная география «Юг-Север» не сработала. Остался Юг, качественно по-новому завершенный «Цыганами». Но что же «Вадим», как не попытка описать петербургскую землю до Петра! «Чей это парус? Чья десница?..»
На берегу пустынных волн…
Если бы я был настоящим пушкинистом, я бы и то не доказал, что эта незрелая попытка не является непосредственной предшественницей прославленного Вступления.
7
Неумолимо приближался 1999 год, мстя Александру Сергеевичу очередной, хотя и последней в этом веке и тысячелетии, идеологической расправой. Я торопился со своей лептой. Проектов было слишком много. Не все удалось…
Не нашлось денег на наши с Резо Габриадзе «Мифологические опыты», зато, с помощью М. Н. Виролайнен и О. В. Морозовой, успело «Предположение жить, 1836». Блестящий наш с Резо проект кукольного спектакля «Метаморфозы» в Веймаре — о не убитом, а счастливо бежавшем из России Пушкине — тоже в последний момент не задался, зато 10 мая 1998 года, совершенно неожиданно, в Нью-Йорке, воплотилась давняя мечта сделать пушкинские черновики доступными широкой публике с помощью… джаза! Черновик, как-никак, первый отпечаток вдохновения гения, а что еще требуется для джазовой импровизации? Черновик (тоже blасk, черновик Пушкина — русский Аfrоаmеriсаn) через месяц мы играли уже на филфаке Петербургского университета: из окна, через Неву, был виден Медный всадник, пришлось его и читать:
Публика нам поверила: что правда, то правда.
8
Что получается, то получается. Не то, что думал.
Прозаик Игорь Клех, с которым мы работали над сценарием телефильма «Медный Пушкин», торопясь все к тому же 6 июня 1999 года, привел вдруг издателя «Библиотеки утопий» Бориса Бергера. Заказчик требовал немедленно новый текст «про Пушкина». Инерция предъюбилейной гонки была так велика, что я тут же смонтировал ему некий коллаж о «Медном всаднике» на основе наших с Резо затей. Мы расстались восхищенные такой скоростью. Ровно через час издатель позвонил, рыдая: у него украли портфель, в том числе с моей рукописью. Горе его показалось мне неподдельным, я восстановил текст. Самое удивительное, что он-таки оказался деловым человеком и опубликовал его. Это такой полиграфический постмодернизм, что прочитать текст невозможно.