Страница 2 из 15
- Отец Александр, как-то вы сказали, что инакомыслие - это свойство души...
- Инакомыслие - это, на мой взгляд, защита личностью права по-своему воспринимать действительность. Не поддаваться групповым представлениям. Не принимать слепо, некритически так называемые коллективные представления, которые идут еще от первобытнообщинного строя. Когда личность ставит их под сомнение, она проявляет свою естественную самостоятельность, свою свободу. А когда нет такой личностной оценки, тогда действует закон толпы, тогда человек превращается в частичку массы, которой можно легко манипулировать.
- Как знать тогда, будут ли досягаемы для нас те высоты души, когда разрешат людям не быть массой?
- Определенные круги нашего общества, в частности в сфере культурной и творческой интеллигенции, восприняли эту цель всерьез. Сделаны, конечно, первые шаги, но очень важные. Мне кажется, что революционность движения Горбачева в том, что он впервые сделал ставку на народ, а не на массу. Ведь народ - это целое, которое осознает себя в тех людях, которые имеют наиболее свободное и самостоятельное мышление. Поэтому важнейшим представителем народа является интеллигенция. Это его голос. Естественно, не всегда верный и адекватный, но все-таки голос не толпы, а народа.
- Вы могли бы привести примеры из истории, когда инакомыслие было добром?
- Возьмите историю русской литературы. Толстой страстно обличал социальную неправду и многие традиции. И пусть он тщетно пытался создать универсальную религию из обломков восточных верований и называл это обновленным христианством. Это трагедия его личности. Но мы будем всегда восхищаться его нравственным пафосом. Обличителями и инакомыслящими были и Чаадаев, и Гоголь, и Салтыков, и Достоевский...
- Как тогда относиться к нашей литературе периода застоя?
- Если это была настоящая литература, она всегда почти была хотя бы с подтекстом свободного мышления. Преимущественно это была фантастика - за ней не так приглядывали.
- Поэтому вы ее так любите?
- Нет, не только поэтому, фантастика дает много простора мысли. Но вот некоторые романы Стругацких явно содержали в себе вызов эпохе застоя и печатались с трудом, их теснили, но все-таки их книги выходили. Такие, как "Обитаемый остров" и "Улитка на склоне". "Улитку" я считаю гениальным, лучшим произведением этих лет вообще. Кстати, целиком она так и не была напечатана. Части книги разбросаны по разным журналам и альманахам.
- В то время, когда мы ждали новых книг от Стругацких, ваши читатели ждали книг от вас. Но, как известно, у нас богословских авторских книг не печатают.
- В марте этого года как раз исполнилось 30 лет со времени появления моей первой статьи в "Журнале Московской Патриархии". Их потом было опубликовано несколько десятков. Одновременно я писал книги для друзей и прихожан. Имени своего я не ставил, поскольку мои читатели сами знали, кто автор. Конечно, увидеть света они не могли - распространялись в самиздате. А в 1968 году неожиданно для меня в Бельгии вышла моя книга "Сын человеческий" - о жизни и личности Христа. Издатели из центра Восточного христианства снабдили ее псевдонимом, то же произошло с другими книгами. Лишь потом они стали выходить под моим именем.
- Отец Александр, за границей все это время печатали русских богословов, в основном умерших, из здравствующих - только вас и Дудко. Извините за любопытство, но оно естественно, - а гонорары за богословские книги выплачивают?
- Русские издания там безгонорарные. Я им благодарен уже за то, что не платил за краску и за бумагу.
Русских религиозных философов знают во всем мире. Двадцатый век ими гордится. Только у нас они до последнего времени были неведомые существа. И это неудивительно. Церковная научная мысль у нас была разрушена полностью. Все духовные школы были закрыты, печатные органы ликвидированы. Все богословы либо погибли, либо лишились Отечества. Православному богословию это нанесло серьезный удар.
- Мы знаем, что атеизм появился не в 1917-м. Видите ли вы разницу между атеизмом до и после революции, или ее нет?
- Атеизм всегда был атеизмом. Только "до" он был волеизъявлением человека и свободным неприятием веры, а "после" стал выгодным, его поддерживало и охраняло государство. И это уже нарушение принципа светского государства. Говорят, что церковь вступила в Константиновскую эру, когда в IV веке получила поддержку империи. Так вот, некоторые историки иронически говорят, что с 1920 года атеизм вступил в свою "Константиновскую эру", стал у нас государственной религией, а вовсе не свободным мировоззрением. При этом он проявлял себя исключительно трусливо, потому что не давал другим мнениям открыто высказываться, используя свое привилегированное положение.
- Как, по-вашему, менялось отношение государства к церкви?
- Я думаю, что вначале с церковью все же считались. Позже, в 20-е годы, когда начались церковные расколы, когда она очень ослабла и ее авторитет утратился во многих слоях общества, это было использовано для тотального подавления религии. Что касается политики Сталина во время войны... Это тактическая уловка. Маневры с учетом интересов военных союзников и общего настроения в массах.
- Писали, он был лучшим учеником в духовной семинарии...
- Едва ли он был лучшим учеником. И вообще он был посредственностью коварный интриган, патологический властолюбец. Даже его заслуги перед марксизмом - не более чем политический миф.
- Вы, отец Александр, считаете, что религия не имела никакого отношения к его культу?
- Самое прямое. Он сознательно стремился устранить религию, чтоб заменить ее своим культом, потому что это для него было политически выгодным. Он понимал, что не просто страх должен укреплять его власть вождя и полную ему преданность. Если его будут считать высшим существом, божеством, эта преданность будет обеспечена.
- А в юности вы в него верили?
- Думаю, я рано получил прививку против культа Сталина. Именно в сталинское время на рынке, среди гвоздей и морских свинок, я нашел... старые книги Владимира Соловьева, Сергия Булгакова и читал... с дрожью. В то время, когда не было ни самиздата, ни тамиздата, в сфере философии печаталась только ахинея, которую нельзя было брать в руки, я открыл мир великих мыслителей.
- "Изучал биологию в Москве и Иркутске" - так пишут о вас, отец Александр, о священнослужителе, и для нас это удивительно...
- После школы я решил окончить вуз. А семинарию - после того, как отработал положенные годы. Биология была моим хобби. Выбор, естественно, пал на нее. Наш московский пушно-меховой институт при Хрущеве был расформирован. И после второго курса нас отправили в Иркутск. В студенческие годы, как и в школе, я продолжал усиленно изучать богословскую религиозную философию, церковный устав. Так и освоил основы академического курса. Что касается биологии... Поработать на ее поприще мне так и не пришлось. Я был исключен во время госэкзаменов - отчислили как активного церковника.
- Как вы себя чувствовали после этого?
- Я воспринял это как Божий знак. И отправился в армию. А летом 1958 года в возрасте 23 лет был рукоположен. Позднее, заочно, окончил семинарию и академию.
- Если бы политика по отношению к религии тогда была другой, стали бы вы священнослужителем или предпочли науку?
- Мое решение не зависело от политики. Но если бы ситуация была иной, я бы, вероятно, сочетал научную работу с пастырской и богословской, как это делали на Западе Васман, Тейяр де Шарден или Пауэлл.
- Времена меняются и у нас. И сейчас некоторые священнослужители могут сочетать свою деятельность с работой в Советах. Как вы оцениваете предвыборную кампанию в нашей стране?
- Самое положительное - первый эксперимент некоторых элементов демократии. Их нельзя, конечно, ввести полностью и сразу. Потому что демократия - это не кролик, которого фокусник вытаскивает из шляпы. Недостаточно единичных выборов. Демократия долго вынашивается в сознании людей. В традициях общества. Общество, лишенное демократических традиций, плохо подготовлено к демократии, поэтому ее принципы необходимо развивать. Надо работать терпеливо, упорно и настойчиво. Нужно подлинные выборы проводить так, чтобы люди привыкли к этому. Чтобы наконец они поверили, что это серьезно, а не игра.