Страница 1 из 1
Иван Аврамов
Светлячки
Был он трубач, и когда после долгого отсутствия приезжал в родное село, то на последнем перекрестке, откуда до дома уже рукой подать, останавливался, бросал сумки наземь, вынимал из футляра трубу и первый чистый, сильный и печальный звук пронзал настоянную на столетиях тишину, а все последующие, складываясь в щемящий ноктюрн, обгоняли друг друга, и от плача трубы с соцветий укропа на материнском огороде осыпалась желтая пыльца, и навстречу сыну бежала уже сама мать, и смыкала на его шее руки, пахнущие увядающей картофельной ботвой, пасленами и сыроватой горечью сорных трав; он целовал ее лицо, тыкался носом в худенькие усыхающие плечи, и не только ее руки, но и вся мама пахла огородом, домом, колодезной водой, теплыми тельцами неоперившихся голубят, цветочной прохладой палисадника.
Так было много раз. Но однажды, едва возвратясь из зарубежных гастролей, он рванул на три денька к матери, и замер на перекрестке, и от печального, сильного взрыда трубы качнулись задумчивые подсолнухи, будто стряхивая с себя надоевших пчел, и чистая, исторгаемая из блестящего зева трубы печаль нарастала, крепла, точно предчувствуя близкую коду, хотела выплеснуться вся, до капельки. Но в калитке дома никто не промелькнул, никто не выбежал навстречу по усеянной разноцветными угольными огарками улице. Соседи сказали: маму твою похоронили вчера.
Куда, куда делась моя юность? Заплутала в роскошной, пыльной урзуфской лебеде, осыпалась долу черными семенами вошедшей в осень щерицы, взмахом весла ушла в чуть подсоленную азовскую воду, гроздью «пловая», облепленной воздушными пузырьками, опустилась на дно колодезного, наполненного с краями, ведра, спелым «кальвилем снежным» ухнула в траву отцовского сада? Наверное…
Далекий, не по крови родич (брат мужа моей двоюродной тетки), длинный, как верста с гаком, донской казак, а ныне давно уж мариуполец дядя Коля с немыслимо синими и безгрешными, как у младенца, глазами, рассказывал: «В тридцать втором, когда был страшный голод, умерли в одночасье моя бабушка Феона и наша соседка тетя Маруся. Сколотили из каких-то щепок гробы, выкопали одну могилу, а на вторую сил уже не достало. Так и положили их – друг на дружку. Через год или два, когда малость поокрепли мы, отъелись, решили все-таки сделать по-людски, по-христиански. Раскопали могилу – бабушка наша лежала сверху, ну и не удержались, открыли гроб. Посмотрели и обомлели: у бабушки Феоны полные жмени волос. Значит, закопали мы ее живую. Значит, очнулась она, все поняла и начала рвать на себе волосы. Иначе откуда у нее полные жмени волос?»
Теща моя, Вера Петровна Хорольская, искусная рассказчица, поведала мне много занимательных историй из той, прежней жизни. Они были смешные и печальные, назидательные и трагические, правдивые и похожие на байки. Запомнилось: году в девятнадцатом маленькая Верочка, которой и семи лет не стукнуло, помирала от сыпного тифа. Лежала в беспамятстве, в бреду, а когда моментами приходила в себя, видела, что мать шьет ей обновку из какой-то серой холстины. «Я плакала и просила, чтобы платье было с двумя карманами, как у соседской девочки – моей подружки. Мне так хотелось, чтоб обязательно – с двумя карманами. А мама шила мне не платьице, а смертное. Ни на что уже не надеялась. Знала, что умру скоро».
Теща рассказывала, раздумчиво качая головой и посмеиваясь, вместе с ней улыбался и я, хотя, если честно, мне больше хотелось плакать от жалости к той маленькой умирающей девочке.
В конце пятидесятых-начале шестидесятых годов пустили в наше село автобус – разболтанный, чудом как не рассыпающийся на немыслимых ухабах УАЗик. Дядя Толя, совсем еще нестарый мужик, стоит на остановке, смотрит на часы и говорит: «Когда же он, наконец, подойдет, наш рельсовый автобус?»
Судя по всему, слово «рельс» вошло в наш язык значительно раньше, чем «рейс»…
Все-таки человек соткан из противоречий. Виктор Гюго, литературный гений, пэр Франции, не обделенный ни славой, ни богатством, лежа на смертном одре, просил, даже требовал, чтобы его похоронили в бесплатном гробу, из тех, на который по милости государства мог рассчитывать любой парижский клошар. Почему? С какой стати? Хотел напоследок сэкономить? Или вознамерился обмануть Всевышнего, вызвать у него жалость к себе? Кто даст ответ…
История смешная, но с некоторым душком. Ехал пассажирский автобус из одного луганского городка в другой, как одной тетке внезапно приспичило. Остановились. Побежала она в кусты, присела без опаски – темно ведь уже. Справила большую нужду, и тут померещилось ей, что кто-то слегка шлепнул ей по голой заднице. Не чуя себя от страха, подхватилась и бегом к автобусу. Уже хотели трогаться. Как вдруг обнаруживается, что там, в кустах, женщина обронила узелок с деньгами. Упросила шофера пойти глянуть, посветить. Пошли. Действительно, узелок валяется на траве, а рядом спит пьяный с лицом, выпачканным дерьмом. Он-то, бедняга, и отмахнулся от тетки чисто рефлекторно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.