Страница 2 из 26
Мы должны осознать, что имеем на международной арене дело с несколькими живыми комплексами, органическими мирами. Здесь скрыты одновременно «вызовы» («угрозы»), но и «возможности», перспективы сотрудничества и даже «братства» с иными нациями и цивилизациями. Исламский терроризм как угроза России – это одна сторона медали; другая сторона – у русских есть уникальный опыт многовекового содружества и совместного строительства своей страны с мусульманами, есть и опыт плодотворного сотрудничества с исламскими странами Ближнего Востока. Китайское «просачивание» как угроза России – лишь одна сторона медали; другая сторона – мы нужны друг другу для экономического развития и мы способны дать друг другу то, чего каждому из наших миров не хватает (природные ресурсы и передовые технологии России нуждаются в рынках потребления и, что особенно важно, в рынках труда). Когда говорят об опасности захвата Сибири китайской иммиграцией, забывают о возможности целенаправленного включения колоссальных людских ресурсов нашего соседа в воплощение официальных двусторонних проектов, созидательных инвестиционных и трудовых программ по обустройству наших дальневосточных территорий. Нельзя пускать на самотек то, что можно было бы взять под государственный и общественный контроль.
Принимая ценности американцев и европейцев (демократию, права человека, комплекс свобод, включение в их транснациональные институты и т. д.), Россия ставит себя по отношению к иным, незападным цивилизациям в позицию «вторичного придатка» западных проектов, несамостоятельного центра силы. Россия становится в таком случае проводником дальнейшей атомизации общества, расчеловечивания природы и традиции, встраивается в глобальный секулярный проект (внутри которого просматриваются протестантские и оккультные швы), подключается к работе плавильного котла глобализации, в котором все социальные миры обязаны утратить свое органическое измерение, разложиться на элементы «неживой природы».
Предрассудок второй:
Пора осознать, что время империй не прошло. Деколонизация XX века, осуществленная при активном подрывном участии соцлагеря и последовавшая за этим «месть» Запада – распад соцлагеря и СССР – не стали «концом истории».
Напротив, если бы Россия попыталась выдвинуть собственную, традиционную, отвечающую духу русской цивилизации, систему ценностей, наши незападные партнеры восприняли бы ее как альтернативу глобализации. Надо учитывать тот факт, что для стран Востока, для этих древних тысячелетних культур, глобализм Запада выступает как пародия на Традицию. Русский же опыт примирения и сосуществования православной, исламской и буддисткой культур в рамках одного государства, напротив, является поразительно перспективным и гармоническим.
Россия явила в истории опыт правильной, жизнеспособной империи. Западный секулярный проект с его мнимыми толерантностью и гуманностью по отношению к «иным», навязывает окружающему миру совершенно ненужные ему представления, модели поведения, установки, порою не просто чуждые, а прямо кощунственные и безобразные с традиционной точки зрения. Запад не способен осуществлять свою экспансию без подрыва традиции и традиционных ценностей других культур.
Миф о «международном терроризме», – новейший из инструментов лицемерной глобализации. Этот миф позволил США утвердиться в Передней Азии. И хотя власть в России использует этот идеологический конструкт для решения тактических задач, но стратегически мы от этого можем только проиграть. Запад стремится выиграть от глобализации подрывных технологий, и для этой цели он сам становится террор-технологом.
Если подтвердится версия о том, что террористическая война против России развязана именно Западом с целью давления и устрашения, то сотрудничество с Западом в антитеррористической коалиции становится нашим историческим позором. Миролюбие по отношению к террор-технологам – тактика недопустимая. Террор-технологи должны быть вычислены с высокой точностью.
На каждый Беслан и теракт помельче, те, кто «помогает» желающим «оторвать от нас кусок пожирнее», должны получить удесятеренный теракт в ключевых точках их жизнедеятельности. В этом смысле операция по устранению Яндарбиева – весьма удачная.
Предрассудок третий:
Мы ощущаем себя страной, попавшей в яму исторического коллапса. Но многие из наших ближних и дальних соседей ожидают, когда мы, наконец-то, очнемся от обморока собственной недооценки. И Запад, и Восток посчитают естественным, что мы вновь станем самостоятельными игроками, полностью выстраивающими свою модель политической самоорганизации.
Но достаточно ли наказывать исполнителей, когда сценаристы и технологи остаются за скобками кровавой борьбы? Вопрос риторический. Поэтому лучший и по-настоящему действенный способ одолеть терроризм – включить его в собственную систему в качестве одного из многих «фундаментализмов», составляющих империю народов и укладов, перенаправить жало террора против тех, кто его провоцирует.
Вряд ли технологам террор-глобализации[3] удастся осуществить еще один раунд переворотов, который опрокинет правительства больших конкурирующих держав. Тем не менее, власти в России важно подготовиться к таким попыткам подрывного вмешательства в нашу политику, о чем речь пойдет ниже. Что же касается международной политики, то нужно сделать так, чтобы Ирак, Украина, Киргизия стали последними, поворотными пунктами безудержной террор-глобализации панамериканистов. Корея, Иран и Сирия в случае появления реальной угрозы интервенции, должны стать прямыми военными союзниками России – иначе тотальная «империя добра» обратит и саму Россию в «ось зла».
Ситуация 2000–2004 гг. в России является вынужденным компромиссом, который может быть обозначен как либерал-консерватизм либо олигархический национализм. Путин пошел на этот компромисс, поскольку это был единственный вариант выхода из Смутного времени, отползания от края пропасти, над которой висела Россия в 90-е годы.
Либерал-консервативный компромисс можно уподобить политике НЭПа, который, как известно, Ленин рассматривал в качестве временного отступления для перегруппировки сил. Собственно именно так – как перегруппировку сил – следует понимать всю путинскую политику. Однако, «угар нового НЭПа» уже прокоптил Россию. Вынужденная реакция Путина подошла к моменту своего решительного самораскрытия: либо будут сделаны следующие шаги по пути нашей органической реакции, либо Россия опрокинется вспять.
Что означает в нынешних условиях здоровая творческая реакция нашей национально-государственной традиции? Означает ли эта реакция отказ от ценностей западной демократии?
Если рассматривать демократию как внешний инструмент воздействия на политику России, если видеть в ней фактор упрощения и примитивизации русской политической традиции – то такая демократия должна быть отброшена прочь как ядовитая гадина. Наша политическая система стала жертвой тотального экономикоцентризма. Она строится как абсолютный аналог рынка. Покупка и продажа статуса, сделки между группами интересов, наконец, сама власть как руководство холдинга, оказывающего «услуги населению»; выборы всех уровней осуществляют как инвестиционные проекты, – необходимо исправить эту аномалию.
К русской модели демократии, адекватной нашей цивилизационной специфике, мы пока еще не подступились. Проблема не в том, что демократия наша молода, – существует точка зрения, что русское самодержавие в Средние века было своеобразной формой демократии (не говоря уже об опыте «вечевых» республик Новгорода и Пскова или об общинной самоорганизации русских крестьян)[4]. Дело в том, что современная наша демократия не вызвана процессами внутренней глубинной политической эволюции русских социальных структур.
3
Под террор-глобализмом (TG-комплекс) автор понимает единый комплекс различных технологий управления хаосом в целях глобализации. Это не модернизация «теории заговора», а представление, согласно которому «мировой заговор» отсутствует, но мировой замысел, находящий свое воплощение в системе двойных стандартов в международной политике, действует в полном объеме. К TG-комплексу относятся как собственно террористические «войны», так и разнообразные технологии «сговора с элитами», «скупки элит» в обществах мировой периферии, а также формирование там подрывных проектов нового, «полу-спонтанного» типа («оранжевый фактор»). Подробнее см. в настоящем издании в статье «Геополитика больших скреп».
4
К слову о старой «вечевой» демократии, она очень напоминала целым рядом своих черт современную Россию: диктат олигархической прослойки, сводящей на нет представление реальных интересов основных сословий общества; через подкуп «худых мужиков» олигархия осуществляла свою стратегию. По верному замечанию И.Л. Солоневича, «Новгород был построен более или менее по ганзейскому типу: государство как торговый дом. Правительство как правление акционерного общества… Москва рассматривала каждую завоеванную или присоединенную область, как свою новую составную часть, как новую часть общего государства, а не как торгово-промышленное сырье, не как меховой или челядинный сырьевой рынок» (Солоневич И. Народная монархия. – Минск, 1998. – С. 268). Старая новгородская «демократия» воспроизводила западный архетип «колонизации» иных племен, а не русский (московский) архетип правильной империи. Следовательно, олигархический вариант демократии явно не соответствует многовековой русской политической традиции.