Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 12

 У кибитки танцевала толстуха, вскидывая пухлые коленки, прицокивая и потрясая ладонями со звенящим браслетом. Рядом топтался грязный мужичок, деревянный разрисованный кругляш на груди, видимо, изображал императорский медальон.

 — О, любимый, о Светлейший Владыка Ошар! — взвыла толстуха, падая на колени. — Возьми меня в жены, сделай своей императрицей!

 — Поди прочь, презренная, — сильно картавя, отозвался «император». — Всех заморских прелестниц мне милее раяна! Ее лицо, словно лепесток белой розы, а глаза — синь волшебных озер. На спине ее расцвел цветок, что пленил меня!

 Толстуха вскочила и запрыгала вокруг принца, тот лениво отмахивался от ее «соблазнения».

 — Вижу, у народа новая байка? — негромко протянул Лавьер. Сидящий рядом бродяга кивнул, не поворачивая головы. Правильно, не стоит смотреть верховному в глаза, даже бывшему.

 — Раяна и владыка — основной сюжет всех представлений, — так же тихо ответил мужчина.

 — Занятная сказка, — хмыкнул Ран. — И как? Верят в нее?

 — Вполне. Людям надо во что-то верить, главное— дать им необходимые сведения... Через три дня на городской площади Светлейший представит народу свою избранницу. Раяну, освободившую империю от тирана. Говорят, ее лори стал цветным.

 — Говорят?

 — Очень настойчиво говорят. И случилось это благодаря принцу Ошару. Раяна полюбила его, а лори окрасился.

 — Забавная сказка.

 — Как и все сказки. Если народ примет девушку, то в день солнцестояния состоится брачная церемония. — «Бродяга» помолчал. За его спиной не раздавалось ни звука, даже дыхания своего собеседника Ветер не слышал.

 — Значит, свадьба, — бесцветно произнес Лавьер. — Возможно, даже Ритуал Теней?

 — Ритуал Теней? — Ветер чуть слышно хмыкнул.

 — Почему бы и нет? Древняя традиция, немного… безнравственная, зато зрелищная. Почему бы Светлейшему владыке не взять молодую жену в присутствии своего Двора и жрецов?

 Ветер нахмурился. Ему хотелось повернуться, чтобы посмотреть в глаза собеседнику, но он, конечно, не стал.

 — К тому же, это даст всем столько пищи для разговоров и ума, что хватит до следующего лета. Неплохая мотивация, верно? Нельзя отбирать сразу и хлеб, и зрелище, вы ведь знаете… — Бродяга чуть слышно усмехнулся. — Древние ритуалы, возвращение к истокам, почитание предков… Хорошие основы для упрочения власти. Проверенные.

 — Вы, несомненно, правы, Верховный.

 Мужчины замолчали, глядя на актеров у кибитки. Где-то залаял бродячий пес, на него шикнули, замахали руками. В соседней труппе репетировали драму, и кто-то подвывал под унылый аккомпанемент однострунной виолты.

 «Бродяга» склонил голову.

 — Что вы прикажете делать?

 Лавьер поправил платок, скрывающий его лицо до самых глаз.

 — Ждать.

 — Но… — Ветер осекся и замолчал. Чуть повернул голову. — Мы готовы, Верховный.

 — Я знаю. Ждите. — Ран поднялся, по-прежнему оставаясь за спиной у своего знакомого. Кончики кинжалов привычно лежали в ладонях. — Я свяжусь с тобой.

 — Стоит ли мне присматривать за девушкой? — спросил тот, кого называли Ветер. Он постоял, прислушиваясь. И кивнул сам себе, не оборачиваясь. Аида за его спиной уже не было.

 …Грязные доски пола, черные и пыльные балки потолка.

 И воспоминание. Он должен был уехать сразу после разговора с Ветром, но остался. Рискуя своей головой. Понимая, что хочет ее увидеть.

 Он стоял в той толпе, среди кухарок и плотников, торговцев и бродяг, стражей и Псов. Ждал. А потом подъехал экипаж, и она ступила на усыпанную лепестками землю, опираясь на руку молодого правителя. Синее платье. Распущенные белые волосы. Бледное лицо и чуть закушенная губа. Она делает так, когда волнуется. И тоска, ударившая Лавьера так, что стало нечем дышать.





 Он смотрел, как Оникс идет по проходу, глядя лишь перед собой, как стоит на том помосте — слишком красивая и совсем замерзшая, как вздрагивает от летящих в нее камней. Понимал, что увидел достаточно, и пора уходить. Что каждый миг на этой площади приближает его к казни. Что обязан уйти. И не мог это сделать. Так и стоял, глядя на нее, ощущая, как жгутом сворачиваются внутри чувства. Ненависть, желание, голод, злость, безумие… Все сразу.

 Оникс.

 Его выжженная и засыпанная пеплом пустыня.

 Слишком много... всего.

 А потом она его увидела.

 Просто повернула голову и посмотрела ему в лицо.

 …Лавьер сжал кулаки, перевернулся и с размаха впечатал руку в пол, сдирая кожу костяшек. В который раз он уже делает это? Боль порой помогала. Немного. Не так, как он хотел.

 Иногда он желал забыть. Выдрать из себя, не вспоминать, не думать. Не мучиться от желания, которое невозможно удовлетворить. Не ждать ее. Проклятый архар, как же он хотел перестать ее ждать! Несколько месяцев, каждую минуту. Он просыпался и не хотел открывать глаза. Втягивал напряженно воздух, надеясь уловить аромат. Делал осторожный вдох. Потом еще один на случай, что ошибся, хотя понимал, что это невозможно, что он почувствует ее аромат за сотню лье. Но нет, каждый раз в его нос ударяла лишь вонь дешевых путевых домов, забегаловок или случайных ночлежек. Плесень, сырость, сточное зловоние… Или запахи ненужных женщин, когда он срывался, когда пытался забыться… Все не то…

 Аромата нежного цветка среди чужих запахов не было.

 Как и самой Оникс.

 В Лавьере не было сожаления или раскаяния, принимая решение, он лишь следовал ему и точно знал, что снова поступил бы так же. Но он верил, что все еще возможно изменить. Верил, что она придет.

 Поэтому он явился на эту площадь. И на ней его вера закончилась. Оникс не откроет дверь к нему. Встретившись с ней взглядом, заглянув в затягивающую его синеву, Лавьер понял это совершенно точно. Раяна сделала выбор и к нему не придет.

 Ран поднялся, отряхнул ладони.

 Ну что же. Ждал он достаточно.

 Через час из ворот столицы выехал одинокий путник, направляя коня в сторону Вересовой Впадины на севере от Темного Града.

 Тракт закончился неожиданно, словно оборвался, но Ран и не подумал свернуть, продолжая гнать жеребца. Рысак устал от целого дня непрерывной скачки, но послушно несся вперед, лишь изредка пофыркивая и нервно ударяя хвостом по крупу.

 Ран натянул поводья уже почти в чаще, в которой царила чернильная тьма. В зарослях изредка поблескивали звериные глаза, да ухал вдалеке филин.

 У разлапистой сизой ели Лавьер остановился, спрыгнул на землю и дальше пошел осторожнее, ведя коня в поводу. Преграда появилась неожиданно — невидимая стена, не пропускающая посторонних. Ран снял перчатки, положил правую ладонь на препятствие, надавил. Стена под пальцами сгустилась, но поддалась. Лавьер снял с седла сумку, закинул поводья на ветку, чтобы конь не сбежал. Ран знал, что эта преграда впустит лишь его одного. Перекинул ремень мешка через плечо и шагнул вперед. Минута удушья и ощущения вязкости, словно вместо воздуха вокруг сгустился кисель, а после…

 Темная тень метнулась справа, и Ран бросил туда мешок, раскрутив его за ремень, отвлекая внимание на движущийся предмет. И одновременно левой рукой ударил. Без оружия, кулаком, хотя вытащить клинок было делом мгновения.

 — Для покойника у тебя неплохая реакция, Ран.

 Нападавший рассмеялся, уклонился и снова сделал бросок. Лавьер пригнулся, и сразу – отвлекающий маневр правой, удар левой…

 Попал. Мужчина, почти неразличимый в темноте, согнулся, хватая ртом воздух, но быстро выпрямился.

 — А твоя левая по-прежнему слабее правой, Дух.

 — Я тоже рад тебя видеть, — Дух хмыкнул, зажигая фитиль в лампе, поднял повыше. Протянул руку. — Слышал, тебя казнили, Верховный? Рад, что молва вновь преувеличивает.

 — Тебя похоронили еще семь лет назад, Кристиан, — усмехнулся в ответ Ран. — Как вижу, тебе это тоже не мешает жить.

 — Нисколько, — Кристиан Нерр широко улыбнулся. Темные, словно спелые вишни, глаза отразили свет ламп. Его левую щеку пересекал рваный шрам, от виска до рта, задевая уголок губ и придавая лицу выражение вечной насмешки. Тот, кого в прежние времена звали Духом Сумеречных Врат, протянул руку бывшему Верховному. — Кстати, я задолжал тебе благодарность за собственные похороны.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.