Без вести пропавшая

Утренние занятия в школе закончились, и миссис Уэбб убирала свой стол, когда он вышел из кабинета.

– Я не смогу прийти сегодня во второй половине дня, миссис Уэбб.

– Да, я это знаю. Как и всегда по вторникам.

– Э, да. Вторник, вторая половина дня, конечно. Я, э-э... Просто забыл на минуту.

Это было похоже на звонок телефона в телевизионной игре: он знал, что не было никакой необходимости отвечать на него самому. Он все еще чувствовал себя усталым и снова уткнулся головой в подушки. На Мэрилебоне ему повезло не больше, чем на Паддингтоне, он, вернулся в Оксфорд только в 8.05 утра, и добрался на такси до дома. Так или иначе, это фиаско обошлось ему дорого.

Через час телефон зазвонил снова. Пронзительный, властный, на этот раз он затронул более высокий уровень его сознания; и, качая тяжелой от бессонницы головой, он потянулся к аппарату на ночном столике. Он зевнул могучее «Да?» в трубку и принял полувертикальное положение.

– Льюис? Какого черта вы хотите?

– Я пытаюсь поговорить с вами с двух часов, сэр. Это...

– Как? Сколько времени сейчас?

– Почти три часа, сэр. Я сожалею, что побеспокоил вас, но у меня есть небольшой сюрприз.

– Да, я в этом не сомневаюсь.

– Я думаю, что вы должны приехать. Мы в Управлении.

– Кого вы имеете в виду под «мы»?

– Если я скажу вам, сэр, это не будет сюрпризом, не так ли?

– Дайте мне полчаса, – сказал Морс.

Он сидел за столом в комнате для допросов. Перед ним лежал документ, аккуратно отпечатанный, но пока еще без подписи, он поднял его и прочитал:

«Я делаю это заявление, добровольно явившись в полицию, и я надеюсь, что в какой-то степени это может быть зачтено в мою пользу. Я хочу признаться в убийстве мистера Реджинальда Бэйнса, заместителя директора общеобразовательной школы имени Роджера Бэкона, района Кидлингтон. Причины, по которой мне пришлось пойти на его убийство, нет. На мой взгляд, особенно при расследовании угАловных дел, есть определенные вещи, которые каждый имеет право сохранить в тайне. О деталях преступления, я тоже не хочу пока ничего сообщать. Я понимаю, что вопрос об умышленной преднамеренности может иметь большое значение, и по этой причине я хочу уведомить своего адвоката и воспользоваться его советами.

Настоящим подтверждаю, что это заявление было сделано мной в присутствии сержанта Льюиса, в Управлении полиции «Темз-Вэлли», в тот же день и в то же время подписано. С уважением».

Морс поднял взгляд от листа, и его серо-голубые глаза посмотрели через стол.

– Вы неверно написали «уголовный», – сказал он.

– Это ваша машинистка, инспектор. Не я.

Морс потянулся за сигаретами и протянул пачку напротив.

– Нет, спасибо, я не курю.

Не опуская глаз, Морс закурил и глубоко затянулся. Выражение его лица было смесью смутного отвращения и молчаливого скептицизма. Он указал на заявление.

– Вы хотите, чтобы этому дали ход?

– Да.

– Как хотите.

Они сидели молча, как будто ничего большего не могли сказать друг другу. Морс выглянул в окно на асфальтированный двор. Он наделал так много глупых ошибок в этом деле; и кто-то, вероятно, скажет ему спасибо, если он сделает еще одну. Возможно, это будет единственным разумным решением. Или почти единственным. Разве это важно? Возможно, нет. Но до сих пор на его лице оставалось выражение мрачного неудовольствия.

– Я вам не нравлюсь, не так ли, инспектор?

– Я бы не сказал этого, – защищаясь, ответил Морс. – Это просто... это просто потому, что вы никак не привыкнете говорить мне правду, понимаете?

– Я делаю это теперь, я надеюсь.

– Делаете ли?

Глаза Морса были тверды и пронзительны, но на его вопрос не последовало никакого ответа.

– Мне необходимо подписать это сейчас?

Морс помолчал некоторое время.

– Вы думаете, что так будет лучше? – спросил он очень тихо.

Но опять-таки никакого ответа не последовало, и Морс протянул заявление через стол и встал.

– У вас есть ручка?

Шейла Филлипсон кивнула, и открыла свою дорогую кожаную сумку.

– Вы ей верите, сэр?

– Нет, – просто сказал Морс.

– И что нам тогда делать?

– Одна ночка в камере слегка остудит ей ляжки. Осмелюсь предположить, что она хорошо представляет, что произошло, но я не думаю, что она могла убить Бэйнса, вот и все.

– Вы думаете, что она прикрывает Филлипсона?

– Может быть. Я не знаю. – Морс встал. – И я скажу вам кое-что еще, Льюис: меня не заботит эта хрень! Я думаю, что тот, кто убил Бэйнса, заслуживает пожизненного пэрства, – а не пожизненного заключения.

– Но это все-таки наша работа, – выяснить, кто это сделал, сэр.

– Мне это не по силам, вот так. Я сыт по горло этим следствием, в котором еще и потерпел неудачу. Я увижу Стрейнджа утром и попрошу его отстранить меня от дела.

– Он не очень обрадуется.

– Он никогда не радуется, ничему.

– Это так не похоже на вас, сэр.

Морс усмехнулся почти мальчишески.

– Я разочаровал вас, Льюис?

– Ну да, в некотором смысле, – если вы теперь собираетесь все бросить.

– Ну, я и собираюсь.

– Я вижу.

– Жизнь полна разочарований, Льюис. Я должен обдумать все, что стало известно к настоящему времени.

Морс вернулся в свой кабинет. По правде говоря, он почувствовал сильную душевную боль от того, что только что сказал Льюис. Льюис был прав, конечно, когда говорил с такой спокойной целостностью: но это все-таки наша работа – выяснить, кто это сделал. Да, он понимал это; и он пытался, да, пытался, но так и не узнал, кто это сделал. Если вдуматься, он даже не узнал, была ли Вэлери Тэйлор жива или умерла... Только что он попытался поверить Шейле Филлипсон; но попросту не смог. Во всяком случае, если бы то, что она сказала, было правдой, это оказалось бы очень удобно для всех, чтобы покончить с формальностями. Намного удобнее. И если бы она просто защищала своего мужа... Он позволил ей уйти. Он послал Льюиса привезти Филлипсона, но директора школы не было ни дома, ни в школе, а за детьми присматривали соседи.

Что бы ни случилось, после обеда во вторник наступил конец, и он вспомнил, как впервые после обеда во вторник начинал расследование... Что, если он пропустил что-то в данном случае? Что-то малое, вероятно, незначительную деталь, которая могла бы натолкнуть его на след? Он сидел полчаса и думал, думал, и не находил ничего. Это было плохо: его ум стал затхлым, и колодцы воображения и вдохновения стали сухими, как пески Сахары. Да, он увидит Стрейнджа утром, и передаст дело в его руки. Он все еще может принять такое решение, какое он хочет, чтобы там ни думал Льюис.

Он подошел к картотеке и в последний раз вынул документы по делу Вэлери Тэйлор. Теперь они заполняли две выпуклые коробки, и, оттянув пружинные зажимы, Морс вывалил содержимое каждой беспорядочно на свой стол. По крайней мере, он должен привести материалы в какой-то порядок. Он не будет заниматься этим долго, и его ум положительно приветствовал перспективу в течение пары часов потрудиться делопроизводителем. Аккуратно и методично он начал сшивать разрозненные заметки и листы соответствующих документов, а также решил упорядочить сами документы в хронологической последовательности. Он вспомнил как в последний раз, когда он опрокинул содержимое (не столь громоздкое тогда) на стол, Льюис обнаружил в деле упоминание о регулировщике. Вытянули пустышку, как оказалось. Тем не менее, это мог быть жизненно важный момент, и он сам его пропустил. Может быть, он пропустил что-то еще в этой груде туалетной бумаги? Ах, забудь об этом! Все равно было уже слишком поздно, и он продолжил свою работу.