Страница 2 из 130
(Я нашел тебя…)
И вот теперь, когда казалось, пройдена та черта, что отделяет никчемное пребывание на отрезке между рождением, и смертью, представляющее собой статичное гниение под светом равнодушного солнца, от простого, свободного осмысления своего предназначения, при свете камина, в компании прелестной поклонницы, готовой на все, чтобы побыть рядом со своим кумиром, когда ночные бессонные потуги перед стареньким монитором, наконец, принесли плоды, кошмар протянул костлявые, скрюченные пальцы, чтобы забрать, утащить в свое мрачное царство.
Все началось с маленького пустяка. Простой утренний звонок, разбудивший тревожным звоном, разрушивший приятное, воскресное похмелье.
— Алло… Да говорите же!
Зловещая тишина в трубке, хрип помех, далекие голоса, что-то рассказывающие друг другу, и…
(Ты заплатишь за все!)
…хриплые, странные слова:
— Я нашел твой город… Я нашел тебя!
Эти слова врезались в память, остались в ней задолго до проклятого звонка. Первый рассказ, протек в жизнь Степана, оставив грязные, кровавые разводы, исковеркав истину, превратив ее в ужас. Буквы, нацарапанные на простом, в клеточку, листочке, отозвались через годы, родились неизвестно где в мире телефонных станций, прошли стаями электрических импульсов через тысячи коммутаторов и реле, просочились по проводам, пройдя через маленькие аккуратные отверстия в трубке телефона, обретя плоть, превратившись в простые и страшные слова.
(Я нашел тебя…)
И сны легли осенней тенью на эти слова, удачно подчеркивая их значимость, дополняя, окуная в багровый оттенок, оставляя кровавые потеки. Страх, пришел на смену ощущению свободы.
Осколки чужих страданий, выплеснутых на бумагу, собрались в странную анаграмму собственного кошмара. Он допускал мысль, что какой-то неизвестный поклонник, решил воплотить в жизнь чудовищные, в общем-то, идеи произведений Степана, окунув самого автора в жуткий соус из боли и слез. Такая перспектива радовала меньше всего.
Поэтому для себя Степан твердо решил убраться подальше из городка, в котором прожил большую часть своей жизни. Подальше от мрачной провинциальной шизофрении.
Он гнал по дороге, превратившись в беглеца, оставив сомнения позади.
(Иди-ка ты к черту, дружок. Попробуй теперь найти мой новый город…)
Будучи неглупым человеком, Степан уже заблаговременно предвидел подобный поворот событий. Уже сейчас, он был достаточно обеспеченным, чтобы выбрать любую страну, где мог бы провести остаток дней, катаясь на яхте, а то и просто настукивать очередной рассказ, сидя в плетеном кресле в своем бунгало, где-нибудь на побережье. Увесистый, приятный депозит в банке вселял уверенность, в завтрашнем дне…
Следовало торопиться.
(Только бы успеть выбраться из этого чертового города…)
Степан решил добраться машиной до первого крупного города, откуда можно не спеша отправляться в столицу. Провести пару дней в столице, завершить кое-какие дела, и решить, как поступать дальше.
А где-то там, позади, в оставленном городе, из динамиков льется тихая музыка, разбавляя полумрак комнаты. Большие черно-белые фотографии расклеены по стенам. Много фотографий. На них Степан — на пресс-конференции, прогуливается по осеннему парку, разбрасывая ногами слежавшиеся листья, сидит на скамейке, закинув ногу за ногу, а то и просто выходит из подъезда, потягиваясь, радуясь скупому осеннему солнцу. Дым сигареты тлеющей в пепельнице. И руки, с длинными, подрагивающими пальцами щелкают ножницами, издающими неприятный металлический звук. На столе лежит альбом с газетными вырезками. Человек сидящий за столом напевает, рассматривая альбом. Он словно ждет своего часа…
Степан поежился, картина, вставшая перед глазами, ругала своей реалистичностью. На мгновение ему даже показалось, что он слышит запах сигарет с ментолом…
Только бы успеть…
В милицию нечего было и соваться. Что он мог предоставить служителям закона, кроме своих домыслов и предположений?
(Мне угрожают, примите, пожалуйста, меры…)
Степан хмыкнул. Пока милиция решит что-нибудь предпринять, его хладный труп выловят в одном из местных озер, которые так славились своей лечебной грязью.
(Напухшая, покрытая пленкой соли плоть, плавающая небольшим островком в бурой тине планктона. И еще пара вырезок в заветный альбом неизвестного маньяка.)
— Черта с два!
Он оставил все — квартиру, полупустой аквариум с золотыми рыбками, что бестолково суетились в ожидании кормежки, и теперь летел на встречу новой жизни, даже не подозревая, что ждет его впереди.
За городом дорога пошла на подъем. Начал накрапывать дождик — Степан ненавидел осень, несмотря на то, что именно в эту пору работалось лучше всего. Он прибавил газу.
Водители машин словно сговорились — каждый раз приходилось моргать, чтобы очередная колымага послушно уходила в бок, пропуская "БМВ". Степану нравилось ощущать свое превосходство — машина словно летела, пожирая дорогу, оставляя позади разных неудачников, что решили потягаться с ним. Двигатель послушно ревел, повинуясь воле водителя — Степан обожал быструю езду. В такие минуты он сливался с машиной в одно целое — он сам становился железным зверем, что мчался вперед, распугивая трусливых зверьков поменьше.
Дождь усилился, грозя превратиться в ливень — капли барабанили по крыше, отчего становилось неуютно. Вместе с осенью Степан ненавидел все, что она всегда приносит с собой — холод, ветер, дождь, грязь. Ну как скажите на милость можно любить все это?
Или прогулки в парке, когда ветер стихает, и слышен шорох падающих листьев — несмотря на чудную прелесть увядания, Степану всегда хотелось поднять повыше воротник плаща, чтобы отгородиться от всего этого. Он уныло слонялся по аллеям, разбрасывая листья, отчего обувь покрывалась грязью, и осень шептала о том, что ненавидит его.
Степан стиснул зубы — еще полкилометра, и на въезде в город, дорога пойдет на спуск. Промчаться, лишь изредка останавливаясь на светофорах, и впереди ляжет прямая трасса — с расположенными вдоль нее городишками, что промелькнут в боковом окне машины, оставшись тенями в подсознании.
Проклятая погода решила доконать его — дождь обрушился на машину, в его шуме потерялись звуки дороги. Откуда-то спереди вынырнул силуэт очередной колымаги. Она плелась прямо посередине, не давая обогнать, — Степан едва успел притормозить.
Он посигналил. Водитель машины впереди то ли заснул, то ли нарочно не обращал внимания — облезлый тарантас все так же маячил впереди, очевидно не собираясь пропускать Степана.
(Похоже тот парень, нарочно пытается разозлить тебя!)
Степан моргнул фарами. Бесполезно.
Водитель колымаги словно издевался над ним.
(Хей, приятель, следуй за мной, и мы успеем узреть второе пришествие, прежде чем доберемся до города…)
Королев надавил на клаксон — от рева проснулся бы мертвый, вот только парень впереди, даже не собирался сделать это. Степан попытался протиснуться в узкий промежуток между той машиной и обочиной — с таким же успехом можно было бы попытаться пролезть в игольное ушко.
— Черт тебя подери! — В сердцах выругался Степан. Он прижался к рулю, чувствуя, как в висках застучали молоточки ярости.
Он приблизился вплотную, словно собираясь протаранить машину наглеца. Посигналил, затем еще раз…
Такое бывало с ним иногда — ярость подкатывала багровой волной, отчего хотелось выть, рычать, биться в судорогах. Ярость переполняла, душила, расплескивалась огненными брызгами.
— Сукин сын! Настырный сукин сын!!! — Степан кричал, уже не сдерживаясь. Ему захотелось влепить что есть силы в зад чертовой колымаге, сбросить ее ко всем чертям с дороги, чтобы та кувыркалась по обочине!
Наконец, словно услышав его, машина впереди, ушла в сторону. Нога вдавила педаль газа. "БМВ" издал сочный львиный рык, и послушно рванул вперед, обгоняя старый, видавший виды "Москвич". Степан повернул голову, бросив скользящий взгляд на машину. Сидевший за рулем молодой парень, лет тридцати, старательно рулил, всем своим видом изображая полную сосредоточенность на дороге. Рядом суетилась неприглядного вида блондинка. Ее полное лицо было перекошено от страха, она вцепилась в руку водителя, словно сама собиралась сесть за руль, прямо на ходу.