Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 21

Прежде всего, драматургия перестройки пережила всплеск жанра политической драмы в атмосфере общего интереса к «белым пятнам» истории, переосмысления устоявшихся оценок, в частности, демифологизации отдельных событие и персонажей. В этом отношении писатели опередили учёных-историков, создавая художественные версии на исторические, недавно запретные темы, среди которых главенствовали «антисталинская» тема, тема ГУЛАГа, новый взгляд на некоторые события Октябрьской революции и Гражданской войны. Повесть А. Рыбакова «Дети Арбата» и драма М. Шатрова «Дальше… дальше… дальше…» в годы перестройки открыли этот тематический пласт и приняли на себя ураган справедливых и несправедливых упрёков критики. Как вскоре выяснилось, в советской драматургии уже давно существовали подобные произведения, попавшие под запрет 20–30 лет назад и впервые теперь опубликованные. К нам вернулись, наряду с романами, пьесы А. Солженицына («Пленники» и «Республика труда»), «Колыма» И. Дворецкого, «Анна Ивановна» В. Шаламова, «Брестский мир» М. Шатрова, «Надежда Путина, её время, её спутники» И. Малеева, «Тройка» Ю. Эдлиса и др. В центре этих пьес – человек, в драматических эпизодах нашей революционной истории, на различных стадиях политического террора, противостоящий тоталитарной системе.

Как и следовало ожидать, свобода культуры не всегда отличалась культурой свободы. В политической драматургии это проявлялось, например, в безжалостном ниспровержении недавних кумиров и идеалов. Вопреки погодинско-шатровским интерпретациям образа Ленина стали сочиняться иные «явления вождя народу» и разыгрываться в многочисленных экспериментальных студиях пародийные композиции, вроде «Человека с рублём» или остроумной фантасмагории В. Денисова «Шесть призраков Ленина на рояле». Конфликт личности и тоталитарной системы из традиционных пьес-хроник переходит в иной эстетический план. «Паратрагедией» назвал свою пьесу «Чёрный человек, или Я, бедный Coco Джугашвили» поэт и драматург В. Коркия. Впервые в этой пьесе и знаменитом спектакле Студенческого театра МГУ недавние «неприкасаемые» фигуры (Сталин и Берия) предстали в фарсовом, пародийном освещении. Упомянутые выше пьесы поднимали серьёзную проблему, предупреждали об опасности возрождения тоталитаризма. Не случайно в финале драмы «Дальше… дальше… дальше…» М. Шатров так и не уводит Сталина со сцены, а В. Коркия устами самого героя произносит под занавес слова: «Но миф о бедном Coco Джугашвили лишь только начинается», имея в виду не столько уроки отечественной истории, сколько современное состояние мира.

Перестроечные процессы вскрыли такие стороны нашей жизни, которые ещё совсем недавно принято было не замечать, считая их нетипичными для социалистического общества. Так, резко ужесточилась современная пьеса на тему нравственности. В её содержании усилилось «аналитическое исследование» простого человека в сфере быта. Впервые с начала XX в. в конце его зазвучали слова «дно жизни». Проститутки и наркоманы, бомжи и «неформалы», уголовники всех мастей – от взяточников до рэкетиров и киллеров – наводнили экран и сцену настолько, что в критике обоснованно зазвучало беспокойство по поводу «чёрного реализма», «шоковой терапии». Подводя итоги перестроечных сезонов, критик В. Дмитриевский сказал о «перевёрнутом мире», изображаемом в современных пьесах, мире, приметами которого «стали жестокость, насилие, шантаж, вероломство, животный секс, блатные нравы…» (Театр. 1989. № 12. С. 61). Чрезмерное увлечение подобным материалом, при невысоком художественном освещении, рождало неоконъюнктурную «чернуху».

Надо отдать должное драматургам «новой волны», чьи лучшие пьесы возглавляли репертуарные списки периода перестройки. Среди лидеров театральных сезонов 1987–1989 годов оказались «Звёзды на утреннем небе» А. Галина, «Свалка» А. Дударева, «Дорогая Елена Сергеевна» Л. Разумовской, «Женский стол в охотничьем зале» и «Ночные забавы» В. Мережко, «Спортивные сцены 1981 года» Э. Радзинского, пьесы Л. Петрушевской и Н. Коляды. Современная драматургия на социально-бытовую тему в перестроечное время соприкоснулась с такими течениями в западно-европейском театре, как «театр жестокости», «театр абсурда», «театр парадокса». Долгое замалчивание многих проблем привело в условиях гласности к «прорыву плотины»: писатели заглянули в обжигающую своей неприглядностью жизнь обочины, а иногда и в жизнь «на пределе». Пьесы эти недаром приковывали внимание читателей, зрителей и вызывали неоднозначное к ним отношение: конечно, не просто было принять открытый в них мир и свыкнуться с мыслью, что на протяжении всего советского периода параллельно с победами строителей социализма и коммунизма существовали люди-маргиналы, до сознания которых лозунги и призывы с «главной магистрали» доходили глухим и часто искажённым отзвуком.

Конец ознакомительного фрагмента.





Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.