Конец карманного оракула

- Это не я, Петечка. Это тебе померещилось. Господи, да ты приляг! Давай я тебе помогу.

Обеспокоенная Мария Николаевна помогла мужу раздеться, обращаясь с ним, как с ребенком или тяжелобольным.

- Ты спи, спи. Это у тебя от жары, на солнце, наверное, перегрелся. Это пройдет.

Немного успокоенный, Петр Егорович прилег на постель и вскоре, несмотря на потрясение, забылся крепким сном. Здоровье у будущего пенсионера было отличное.

В шесть утра пронзительно заверещал будильник. Петр Егорович подошел к окну. Погода была дрянь.

Возвращаясь вечером домой в переполненной электричке, в которой по случаю мокрой погоды пахло псиной, и стоя плечом к плечу с Аверьяном Михайловичем, Петр Егорович, еще не полностью отошедший после услышанного вчера непонятного голоса, попытался рассказать обо всем соседу.

Но вышло глупо.

- А мне ведь, это, Аверьян, как тебе сказать, голос вчера вечером был.

- Да ну? - простодушно отозвался сосед, борясь с приступом дремоты. Дачники в полузабытьи покачивались в такт ходу поезда. Тренированные любители отдыха на свежем воздухе умели спать в любой обстановке.

- Вот именно, - продолжал Петр Егорович. - Перед сном вдруг слышу: погода завтра будет дождливая, холодно и все такое. Как ты считаешь, что это?

- Это, Петр, называется Предчувствие, - приоткрыл сонные глаза Аверьяи Михайлович. - Мне вот тоже как-то был голос, мол, не езди в августе в отпуск на море, намаешься. А я потащился, уже очень жена просила, - тут он покосился на покачивающуюся рядом с ним супругу. Что из этого вышло - кошмар!

Больше говорить о голосе Петр Егорович ни с кем не стал. От Марии Николаевны, предлагавшей завтра же пойти к невропатологу, отмахнулся и решил во всем разобраться сам, логически.

Водки Петр Егорович не пил, куревом не баловался, образ жизни вел трезвый и расчетливый. Трудился себе тихо-мирно, в НИИ на должности старшего экономиста, хотя за плечами и был-то всего диплом об окончании финансово-бухгалтерского техникума. Откуда же при такой жизни взяться нервному расстройству?

С другой стороны, завидовал Петр Егорович много. Это было. Это он и сам про себя знал. Очень уж пожить хотелось как следует и без хлопот. Но вот ведь парадокс - работой он себя не перегружал, а в институте его лентяем все же не считали. Сотрудник он был покладистый, ни с кем никогда не спорил, со всеми соглашался.

Скажут, к примеру, надо то-то и то-то. Петр Егорович отвечает: "Пожалуйста"! И продолжает ничего не делать. После нескольких напоминании о задании забывалось, так как подходила очередь новой работы. Через полгода Петру Егоровичу пора на пенсию, на заслуженный, так сказать, отдых. И к этому отдыху ему хотелось бы подойти в хорошей форме. И вдруг - голос.

Дома Петр Егорович, переодеваясь, вновь вытащил из брючного кармана дачный хлам и вновь увидел шарик. На сей раз он не отложил его автоматически в сторону, а поднес к самому носу, ибо был близорук, чтобы рассмотреть получше.

Шарик как шарик. Может, от детского бильярда, может, еще от чего. На вид стеклянный, очень гладкий, зеленовато-черный. Петр Егорович подержал его в руке и подумал: "Вот ведь как бывает. Живет человек, на здоровье не жалуется, пенсии ждет. А тут ему вдруг является голос и говорит, - помрешь ты скоро, Петр Егорович, и пенсией своей не попользуешься, потому что лентяем был всю жизнь, ничего хорошего людям не сделал и, наверное, уже не сделаешь. Хватит тебе небо коптить, да свою никчемность прятать. Пожил и хватит".

И тут в его голове снова что-то щелкнуло и он отчетливо услышал:

- Ну об этом тебе еще рано думать. Ты еще лет...

- Стой, стой, стой! - возопил Петр Егорович. Ему стало жутко от мысли, что он сейчас узнает, сколько еще годков ему отпущено гулять на белом свете. - Стой, проклятый! Кто ты?! - Последние слова он крикнул уже презрительно замолчавшему шарику на его дрожащей ладони.

Тишина была ответом Петру Егоровичу. Да и не нуждался он уже в ответе, потому что понял, откуда идет голос. Из шарика этого сорочьего и идет, будь он неладен. Черт его дернул вынуть стекляшку из гнезда и сунуть в карман, а потом таскать с собой повсюду, как нужную вещь. Ох, уж эта плюшкинская привычка подбирать все, что может когда-либо пригодиться.

Жене Петр Егорович о своей догадке не сказал ни слова. Она и так с испугом на него посматривала. Говорящий шарик выбросить все же не посмел, спрятал его в серванте, засунув в никогда не использовавшийся соусник, и сделал вид, что забыл о нем. Но стал Петр Егорович задумчив и все что-то соображал, подходил иногда к серванту и останавливался около в нерешительности. Так прошел месяц.

Выйдя как-то на свою застекленную лоджию, Петр Егорович увидел, что четыре синих пластмассовых ящика для стеклотары почти полны бутылок. Минеральную воду он и супруга пили исправно, каждый день, так как это весьма полезно для здоровья, поэтому проблема сдачи пустой тары была для Петра Егоровича не нова. А попробуй сдай. К каждому пункту приема посуды всегда стоит, как минимум, часовая очередь. А то бывает и еще хуже. Висит вывеска "Тары нет", а это означает одно тащи свои бутылки в другое место или домой. Иной раз день угробишь, чтобы получить назад свои кровные.

Петр Егорович эту проблему для себя решил раз и навсегда. В "Универсаме" работал знакомый приемщик Амир, южный человек, на время откочевавший в холодные края для успешной деятельности на ниве бытового обслуживания. Вот к нему-то и направился в тот же день Петр Егорович.

Быстро условившись, что завтра он привезет бутылки и сдаст без очереди, за что Амиру полагаются некоторые комиссионные за быстроту и качество обслуживания, Петр Егорович пришел домой и созвонился с зятем, владельцем "Жигулей", чтобы тот приехал и помог сдать бутылки за некоторые отчисления на бензин. От приличной по идее суммы в результате этих "налогов" Петру Егоровичу оставалось немного, но, будучи практиком, он знал, что мало - лучше, чем ничего.

Вечер был душный и влажный. На душе у Петра Егоровича, несмотря на успешно разработанную операцию, было почему-то тревожно.

Опять вспомнился говорящий шарик, бесполезно позвякивающий в соуснике вместе с посудой, когда мимо проезжал трамвай.

Марии Николаевны в квартире не было, она ушла за продуктами в магазин, и Петр Егорович вдруг решился. Он воровато, как будто и не у себя дома, подошел к серванту, вытащил соусник и заглянул в него. На дне лежал черно-зеленый шарик.

Петр Егорович не знал еще, о чем его спросить. В голове смутно мелькали обрывки мыслей о зяте с "Жигулями", пустых, бутылках и прочей неопределённой дряни. Он взял шарик, осторожно зажав его между большим и указательным пальцами.

Шарик включился сразу же, как будто только и ждал этого момента.

- Не ездил бы ты завтра сдавать бутылки, - сказал он загадочно. Понапрасну время потеряешь.

- То есть как? - глупо спросил застигнутый врасплох Петр Егорович.

- Не ездил бы, не ездил бы, не ездил...

Внутри шарика, казалось, что-то заклинило.

Петр Егорович, так и не спросив его больше ни о чем, с отвращением сунул соусник обратно в сервант и сел смотреть телевизор. Но вечер все равно был испорчен.

На другой день выяснилось, что предостережение оказалось не напрасным. У Петра Егоровича нехорошо засосало под ложечкой, еще только он увидел обитую толстым железом дверь приемного пункта, на которой было вывешено коряво написанное объявление - "Учет".

- Как же так, учет, - бормотнул Петр Егорович, виновато взглянув на зятя. - Я же договаривался.

Ему очень хотелось сказать: "Разворачивай, милый, и давай отсюда", но вместо этого он на негнущихся ногах подошел к металлической двери и тихонько постучал.

Дверь открыли сразу же, как будто только и ждали этого тихого стука.

- Вам кого, гражданин? - высунулся из-за двери уверенный молодой человек в штатском.

- Мне? - переспросил растерявшийся Петр Егорович. - Это... мне... бутылки сдать.