Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 10

Дело победившей обезьяны

Несколько дней кряду My Да был печален, и Учитель спросил его о причинах.

– Старший сын моих соседей почтителен и трудолюбив, – сказал My Да. – Родители нарадоваться на него не могут. Но на прошлой седмице я встретил его в лесу: он воткнул в землю черпак для очистки отхожих мест и воздавал ему почести, будто это поминальная табличка в храме предков. Я хотел отобрать у него черпак, но мальчик стал визжать, царапаться и кусаться, а когда я отступил, поведал, что черпак – это подпорка Неба и если она упадет, Небо опрокинется. И я подумал: не таковы ли мы все?

– My Да познал половину истины, – сказал Учитель. – Пусть же познает и другую половину: у каждого человека внутри свое Небо, и у каждого такого Неба – своя подпорка. Благородный муж бережет чужие подпорки, какими бы странными они ему подчас ни казались, потому что любой, в ком опрокинулось Небо, становится нечеловеколюбив и перестает понимать справедливость.

– А встречаются люди, у которых подпорка их Неба состоит в том, чтобы ломать чужие подпорки? – спросил My Да.

Учитель вздохнул и отвернулся.

Конфуций «Лунь юй», глава 22 «Шао мао»

Багатур Лобо

Александрия Невская,

Управление внешней охраны, 4-й день двенадцатого месяца, первица,

вторая половина дня

Воробей – по-зимнему плотный, обстоятельный такой воробей – бодро и с достоинством прыгал по подоконнику, время от времени на мгновение замирая, чтобы, наклонив голову, глянуть блестящим любопытным глазом на Бага и скороговоркой чирикнуть ему что-то на своем воробьином языке. Воробей протоптал в слегка подтаявшем снегу целую дорожку. Баг наблюдал воробья из окна кабинета Антона Чу уже несколько минут и был готов поклясться, что видел точно такого же прошлой зимой несколькими этажами выше, в окне своего кабинета. Хотя тому и не было никаких очевидных свидетельств – воробей в положенные природой сроки сменил оперение, но лицо… Тут Баг задумался: лицо? А что ж у него, у воробья? Морда? Это у Судьи Ди – морда. Да и то… Как-то несообразно звучит, непочтительно: морда. Физиономия? Варварское слово… Обличье? Этим понятием, строго говоря, охватывается весь внешний вид, вплоть до цвета обуви… Обуви? У воробья? Ну пусть будет лицо. Лицо у этого воробья было определенно знакомое. Эх, пришло бы еще тогда в голову сложить его членосборный портрет… Да что это со мной?! Какой, три Яньло, членосборный портрет воробья?! Амитофо…





Воробей, будто услышав последнюю Багову мысль, разразился в его сторону особенно длинной речью.

Баг не ответил. Чаяния воробья были очевидны: прошлой зимой, во время некоторого затишья меж распутыванием двух не особенно головоломных человеконарушений, у форточки своего кабинета Баг пристроил жердочку, а к ней приладил несколько проволочных крючков, куда что ни день – насаживал тонко нарезанные пластинки сала. Угощение пользовалось большим спросом у окрестных синиц; а в их отсутствие сало весело клевали сторожкие воробьи, стремительно срывавшиеся с жердочки всякий раз, когда Баг подходил к форточке поближе – покурить и заодно посмотреть на кипение птичьей жизни. Постепенно пернатые преждерожденные смелели: видя, что от человека в официальном халате их надежно отделяет двойное толстое стекло, они уж не улетали, но продолжали храбро вкушать сало, поглядывая на Бага – так, для порядка. Особенно выделялся среди воробьев один – он однажды даже пару раз тюкнул стекло клювом и глядел при этом на Бага с вызовом. Кажется, вот этот самый. Смельчак. Воробьиный Сунь У-кун… Уважаю.

«А ведь если он на меня так смотрит, да еще и выражается, можно даже сказать – кричит на меня, голос повышает, значит, тоже узнал мое… обличье… Мы определенно знакомы…»

“Вечером”, – мысленно пообещал воробью Баг и медленно поднес к стеклу палец.

“Ну смотри”. – Пичуга взглянула на Бага оценивающе, взъерошила перья и снялась с карниза прочь.

“Еще Учитель упреждал не забывать о братьях наших меньших, – укорил себя Баг. – Прямо сегодня вечером повешу им сало. Как же я так!..”

Живая природа в самых разных ее проявлениях волновала Бага сызмальства. В далеком беззаботном отрочестве он свел тесную дружбу с жеребенком по имени Муган и проводил с ним все свободное от домашних забот время, пренебрегая обществом брата, и мудрая матушка Алтын-ханум никогда не ставила этого в вину молчаливому младшему сыну, хотя окрестная ребятня и посмеивалась иногда над Багом и его трогательной привязанностью.

Не оставлял Баг своим вниманием и прочую живность. Однажды, когда соседские дети, насмотревшись страшной и кровавой варварской фильмы “Крысы атакуют”, изловили полевую мышь, повадившуюся в их юрту похлебать кумысу, и в назидательных, как им казалось, целях привязали к ее хвосту консервную банку раза в три больше самой мыши, Баг решительно выступил в защиту грызуна и, выдержав неравный бой, стоивший ему подбитого глаза, освободил пленницу… С тех пор пролетели годы, Баг заработал прозвище “Тайфэн”, а посыльные Яньло-вана забрали к себе матушку. Старший брат, кедровальных дел мастер третьего ранга, надолго исчез в дебрях необъятной сибирской тайги. Да и Муган, из жеребенка превратившись в статного норовистого коня, успел одряхлеть и в один прекрасный день продолжил свой путь в бесконечном колесе перерождений; а уж что сталось с освобожденной мышью, про то лишь Будде ведомо. Но интерес к меньшим братьям не угас, нет – скорее лишь притупился в стремительных буднях честной службы, не оставлявшей подчас времени ни на что, кроме мыслей о главном.

А к этой зиме даже и главное как-то запуталось.

Траур у Стаси. Да и студенты эти… Вот и про синиц с воробьями забыл… Баг подавил вздох и отвернулся от окна. Шло очередное практическое занятие спецкурса, который он, ланчжун Багатур Лобо, по просьбе своего начальника шилана Алимагомедова взялся проводить для будущих сюцаев законоведческого отделения Александрийского великого училища. Баг не чувствовал к преподаванию ни малейшей склонности и, откровенно говоря, полагал себя слишком молодым для роли наставника.

Но просьба – не приказ! – шилана и весьма теплый прием, который оказал ему дасюэши отделения законоведения Артемий Чжугэ, не оставляли ему никакой возможности отказаться, не нарушая приличий. Что ж, решил Баг, опыта у меня вполне достанет, чтобы показать студентам, как выглядит повседневная работа человекоохранителя и каковы его лишенные романтики погонь и схваток будни. Об этом вряд ли рассказывают на лекциях.