Живой журнал

Так меня ещё никто не унижал. Я замер и стиснул челюсти. В моём сюжете с Самойловой было всё, кроме одного: я никогда не был её маленьким мальчиком, потому что сколько бы мне не было лет, какой бы не была между нами разница в возрасте и положении – Самойлова всегда оставалась для меня только моей женщиной. А я мог быть для неё только её мужчиной. На моём языке завертелась пара подходящих к случаю фраз. Но я предпочел развернуться и направиться обратно, в сторону метро.

– Андрей, подожди! – донёсся до меня яростный вопль Иры.

Но я не обернулся. Толкнул стеклянную дверь, сошёл по лестнице вниз, доехал до «Университета» и вышел в город. Оттуда я отправился пешком на смотровую площадку. Встал у тогда еще белого бетонного ограждения и положил на него локти. Опустил подбородок в ладони и долго смотрел на золотистую осеннюю Москву, раскинувшуюся передо мной полукругом. Мой любимый город выглядел, как игрушечный городок в сказочной табакерке. Я снял с бетонного перила красный кленовый лист с тёмно–зелёными прожилками и отпустил его падать вниз. А лист полетел вверх, к небу. Я проводил лист глазами, оторвался от поручня и медленно пошёл вниз по улице Косыгина. Загребая ногами сухую жёлтую листву и рассматривая прохожих, я понял: если ты наизусть выучишь воспоминания о женщине, которую ты любил – ты её никогда не забудешь.

И я дал себе слово забыть её. Но сначала я должен был расквитаться с Дядьсашей. За то, что он отправил Самойлову ко мне в МГИМО (ага, а как ещё она там оказалась?), я свалил из института в армию. Там, в танковых войсках под Тулой, было вполне так ничего, я даже картошку научился чистить. Но Дядьсаша исхитрился найти меня, вернуть в Москву и водворить обратно в ВУЗ. Правда, с тех самых пор в мою личную жизнь он больше не вмешивается. Что до Самойловой, то я перестал ходить в МГИМО через парк и завёл себе пару подружек. В гомоне их дружных голосов я забыл её хриплый голос (включая, кстати, и эту её отвратительную манеру цедить слова, которая так меня доводила). Потом я сменил подружку-блондинку на подружку-шатенку и выкинул из памяти нежные очертания поцелованного солнцем лица и белые волосы. Последним воспоминанием, с которым я должен был попрощаться и которое я никак и ничем не мог заменить, был аромат тиаре. Этот запах немного похож на аромат парфюма «Burberry The Beat», которым пользуется Наташа. Но если Терентьевой, темноволосой и кареглазой шатенки, этот запах не идёт (на её коже он кажется чересчур приторным), то аромат Самойловой всегда был для меня таким же свежим и чистым, каким бывает звук настоящего хрусталя, если ударить по нему длинной серебряной спицей. Я так и не смог забыть этот аромат. Я помнил этот запах в ту ночь, когда был вместе с Таней Кэрри. И в то утро, когда нашёл её дочь...

В июне 2009 года, едва только затянулся мой шрам, я вышел из Первой Градской больницы. Я никого не хотел видеть, кроме той, что почудилась мне в день смерти дочери Тани. И первое место, куда я отправился из больницы, был старый, двенадцатиэтажный дом рядом с станцией метро «Алексеевская». Выйдя из «подземки», я зашагал к белой «высотке», где когда-то жила моя Ира. Но шёл я не к ней, а – за ней. Я должен был вернуть её. Она была отчаянно нужна мне. Я всё ещё любил её... Перейдя через улицу, я углубился в тенистый двор. Нашёл старый дом, поднялся на пятый этаж без лифта. Нажал на кнопку дверного звонка. Услышал соловьиные трели. Дверь открылась, и мне в лицо тошнотворно пахнуло котлетами, а передо мной возникла какая-то непромытая баба в огромном махровом халате.

– Вам кого? – спросило меня махровое чудовище.

– Здравствуйте. Мне – Иру Самойлову. Но здесь, видимо, таких нет. Не знаете, где она? – Я забрасывал это бесполое существо словами и вопросами, чтобы быстро выдавить из неё всю нужную мне информацию.

– Ой, так Ирка мне продала эту хату. Мы ж с Иркой почти ровесницы. Правда, я на два года её моложе, – кокетливо пропел «махровый халат». Поглядев на халат, я хмыкнул. Между тем это убожество в бигудях, которое вывезли из деревни, но не вывели деревню из неё, продолжало щебетать: – Я, как вышла замуж, так мы с мужем хату Ирки и купили... Мы ж с Иркой соседствовали, когда Ирка с бабкой еще на Куусинена жили... А потом Ирка настояла сюда из центра переехать. У Витальевны–то, – шаг ко мне и мощный запах котлет, который чуть не свалил меня с ног, – ну, у бабки–то после смерти отца Ирки с сердцем были нелады... И Ирка уговорила бабку продать квартиру в центре, чтобы было на что лекарства покупать. А как сюда переехали, так Ирке её ухажер стал помогать. Этот её, Митя... а потом бабка–то, в смысле Марина Витальевна–то, померла, и Ирка не захотела тут оставаться, и...

– Так. Стоп. Где конкретно сейчас живёт Ира Самойлова? – Меня дико раздражало, что этот кошмар в бигудях называет Самойлову «Иркой».

– Ирка-то? Так она у этого своего, у Мити... Они уже давно вместе живут. К свадьбе сейчас готовятся. Ирка... то есть Ира, – поправилось чучело, увидев мой бешеный взгляд, – обещала позвать меня на свадьбу. Ох, и счастливый брак будет, – завистливый вздох. – Митя-то очень пошёл в гору. Но и Ира не задается... Она мне даже свой новый номер телефона оставила. Хотите, вам дам?

– Нет, не хочу. – Я развернулся и направился к лестнице.

– А вы кто? Кто приходил-то? Что передать-то?

Я ничего не сказал – просто ушёл. Я никогда не трогал ничьих жён. Исключением была только Таня Кэрри. Но с Таней с самого начала был обман, а здесь – нет. Больше я не искал Иру...

Вот так и началась моя новая жизнь. Уложив все призраки, надежды и несбыточные мечты в одну братскую могилу, я, чтобы каждый день не вспоминать своего изувеченного ребенка, отправил резюме в Интерпол. А пока мои данные проверялись, купил билет и улетел в Прагу, где через три дня встретил Наташу Терентьеву. Наташа осталась со мной. Она говорит, что любит меня. Возможно, и сейчас ещё любит. А что касается Самойловой – то это я, отшвырнув все воспоминания о ней, не смог её сразу вспомнить. Зато теперь я вспомнил всё. И теперь мне остаётся, как в том самом фильме[11], сыграть грустную, хватающую за сердце мелодию, печально посмотреть Ире в глаза и сказать: «Прости, но в будущем нас уже нету»… Ну, а если без шуток, то Самойлова всегда была девушкой с характером. Я тоже вырос в засранца, каких поискать. И всё, чего я теперь хочу, так это уничтожить Симбада, навсегда распрощаться с прошлым и остаться жить в мире, где нет ни Серого Волка, ни его Красной Шапочки. И я искренне благодарен Самойловой за то, что она не узнала меня в прошлый четверг, в этом чёртовом Лондоне.

– ... кофе? – слышу я звонкий голос. – Ещё кофе, молодой человек?

Поднимаю глаза и вижу перед собой вздернутый нос с веснушками и лукавые чёрные глаза. Передо мной переминается с ноги на ногу Фея-официантка.

– Счёт, пожалуйста. Впрочем, нет, я тороплюсь, – быстро вытаскиваю сотенные из кармана.

– Не надо, – тихо протестует Фея.

– В смысле? – удивился я. Даже брови поднял. Официантка с заговорщицким видом кладет мне на стол папку. Предчувствуя неладное, подозрительно открываю кожаные «корочки» и вижу, что там красуется согнутая пополам салфетка с логотипом «Четырёх времён года» и надписью: «Позвоните мне. Мой телефон: 8–903–103-00-42. Меня зовут Надя».

– Идейно, солнышко. Ценю, – откашлявшись, произношу я, хотя мне очень хочется прямо сейчас поржать в голос. Но я уже включился в эту дурацкую игру. Торжественно прячу в карман салфетку и кладу в папку Феи две «пятихатки». Одну – хозяину заведения за мой завтрак. Другую – лично Наде за проявленный ею героизм. Надя продолжает стоять и с надеждой на меня пялиться. А я выхожу из кафе. Моментально стираю улыбку с лица. Сую руку в карман, комкаю там салфетку и выбрасываю этот комок в урну. Мне ничего и ни от кого не нужно. Женщин я давно выбираю себе сам, и «я делаю в постели только то, что могу выговорить», если процитировать незабвенного Митча Марри, коллегу Зигмунда Фрейда. С учётом того, что ночи у нас длинные, а разговоры в кровати – это давно набивший мне оскомину вынос мозга, то весь мой пред– и посторгазмический словарь уже шесть лет как сводится к трём универсальным словосочетаниям: «Привет, солнышко», «диктуй, я запомню» и «всё, давай, увидимся».

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.