Скользя во тьме

— Пока у меня не будет шляпы, я на работу не выйду, — сказал Брюс.

— Воздух здесь чудный, — заметил управляющий.

— Люблю воздух, — сказал Брюс.

— Еще бы, — отозвался управляющий, давая Брюсу знак взять чемодан и следовать за ним. Гпядя на Брюса, он чувствовал неловкость; не знал, что сказать. Впрочем, так бывало всякий раз, когда прибывал такой народ. — Мы тут, Брюс, все воздух любим. На самом деле — все-все. Это у нас общее. — А больше, пожалуй, и ничего, подумал управляющий.

— Я смогу видеться с друзьями? — спросил Брюс.

— Ты имеешь в виду тех, что остались в том здании? в Санта-Ане?

— Да, с Майком, Лорой, Джорджем, Эдди, Донной и…

— Люди из жилых зданий на фермы не выезжают, — объяснил управляющий. — Здесь закрытый участок. Но ты, скорее всего, будешь раз-другой в году туда возвращаться. У нас бывают встречи на Рождество, а также на…

Брюс вдруг остановился.

— А следующая, — продолжил управляющий, давая ему знак идти дальше, — будет на День Благодарения. По такому случаю мы на два дня отсылаем всех работников в их первоначальные места проживания. Затем работники снова возвращаются сюда до Рождества. Так что ты снова увидишься со своими друзьями. Если их, конечно, не переведут на другие участки. Это через три месяца. Но здесь, в «Новом Пути», тебе не полагается заводить каких-либо отношений один на один — разве тебе не говорили? Тебе полагается контактировать только с семьей в целом.

— Я понимаю, — сказал Брюс. — Нас заставили заучить это как часть Символа Веры «Нового Пути». — Оглядевшись, он спросил: — Можно мне водички попить?

— Мы покажем тебе, где тут источник. Он будет у тебя в хижине, но есть тут и один общий на всю семью. — Управляющий повел Брюса к одному из сборных домиков. — Этот фермерский участок является закрытым, потому что у нас тут есть экспериментальные и гибридные посевы, которые нам крайне важно сохранить от заражения насекомыми. Каждый, кто сюда поступает, даже сотрудник, посыпает пестицидами свою одежду, обувь и волосы. — Он выбрал первую попавшуюся хижину. — Итак, твоя будет 4-Г, — решил управляющий. — Сможешь запомнить?

— Они все похожи, — сказал Брюс.

— Можешь приколотить к ней какую-нибудь штуковину, чтобы легче было эту хижину узнавать. Приколоти что-нибудь цветное. Тогда несложно будет запомнить. — Управляющий распахнул дверь хижины — оттуда повеяло жарким смрадом. — Пожалуй, для начала поставим тебя на артишоки, — размышлял он вслух. — Придется тебе надевать перчатки — а то у них колючки.

— Артишоки, — сказал Брюс.

— Черт возьми, у нас тут и грибы есть. Экспериментальные грибные фермы — загерметизированные, разумеется. Садоводам-грибникам обязательно требуется герметизировать урожай, чтобы не допустить заражения грядок патогенными спорами. Грибные споры, понятное дело, по воздуху переносятся. Это большая угроза для всех грибников.

— Грибы, — сказал Брюс, входя в темную, жаркую хижину. Управляющий смотрел, как он туда входит.

— Да, Брюс, — сказал он.

— Да, Брюс, — сказал Брюс.

— Брюс! — рявкнул управляющий. — Проснись!

Он кивнул, стоя в затхлом сумраке хижины, по-прежнему держа в руках чемодан.

— Ага, — сказал он.

Как только темно, сказал себе управляющий, они сразу носом клевать начинают. Будто цыплята.

Овощи среди овощей, подумал он. Грибы среди грибов. Выбери нужное.

Включив электрическую лампочку под потолком хижины, он стал показывать Брюсу, как обращаться с выключателем. Брюса это, похоже, мало волновало; теперь он вдруг снова заметил горы и стоял, неотрывно на них глазея, словно впервые осознал их присутствие.

— Горы, Брюс, горы, — заметил управляющий.

— Горы, Брюс, горы, — сказал Брюс, продолжая глазеть.

— Эхолалия, Брюс, эхолалия, — подколол управляющий.

— Эхолалия, Брюс…

— Ладно, Брюс, — оборвал его управляющий и захлопнул за ним дверь хижины. Пожалуй, поставлю его на что-нибудь попроще, подумал он. На морковь. Или на свеклу. На что-то, что не слишком его озадачит.

А на другой койке там есть еще овощ. Для компании. Пусть хоть всю жизнь клюют носами в унисон. Целые их грядки. Целые акры.

Брюса развернули лицом к полю, и он увидел посевы кукурузы, подобные неровным выступам. Мусор растет, подумал он. Здесь мусорная ферма.

Затем он нагнулся и у самой земли различил голубенький цветочек. Множество таких цветочков на коротких стебельках. Как стерни. Мякина.

Теперь, когда его лицо оказалось в достаточной близости, Брюс видел великое множество голубых цветочков. Словно злые духи среди высоких кукурузных посевов. Сокрытые внутри. Как сажало множество фермеров — один посев внутри другого, по концентрическим кругам. Как, вспомнил он, мексиканские фермеры устраивают свои плантации марихуаны: трава окольцована более высокими растениями, чтобы федеральные сотрудники не засекли ее с джипа. Тогда ее, впрочем, можно с вертолета засечь.

А федеральные сотрудники, засекая внизу такие плантации, расстреливают из автоматов фермера, его жену, детишек и даже домашний скот. И уезжают. А их вертолет, при поддержке джипов, продолжает рыскать.

Такие прелестные голубые цветочки.

— Ты видишь цветок будущего, — пояснил Дональд, исполнительный директор «Нового Пути». — Но он не для тебя.

— Почему не для меня? — спросил Брюс.

— Потому что в свое время ты уже достаточно его получил, — ответил исполнительный директор и прыснул. — Так что вставай и прекращай поклонение — это больше не твое божество, не твой идол, хотя когда-то им был. Божественное видение, чуешь? Судя по твоему виду, можно подумать, что так оно и есть. — Он крепко хлопнул Брюса по плечу, а затем закрыл ладонью его застывшие глаза.

— Пропали, — сказал Брюс. — Весенние цветочки пропали.

— Нет, ты просто не можешь их видеть. Эту философскую проблему тебе не осмыслить. Тут эпистемология — теория познания.

Брюс видел только плоскую ладонь Дональда, застилавшую ему белый свет. Он тысячу лет на нее смотрел. Она заперла — раньше запирала и будет запирать — запирает мертвые глаза вне времени. Глаза, что нельзя отвести, и ладонь, что не отодвинется. Время пропало, пока глаза таращились, и вселенная застыла, по крайней мере для него — застывала вместе с ним и его пониманием по мере того, как абсолютной становилась ее инертность. Не осталось ничего, что бы он знал, — не осталось ничего, что могло бы случиться.

— Давай за работу, Брюс, — велел Дональд, исполнительный директор.

— Ага, — сказал Брюс. Я понял, подумал он. Вот оно что: я увидел, как растет Вещество С. Я увидел поднимающуюся из земли смерть — смерть, тянущуюся из самой почвы. На одном голубом поле приглушенного цвета.

Управляющий фермой и Дональд Абрахамс переглянулись, а затем посмотрели на коленопреклоненную фигуру. Человек на коленях — и Mors ontologica растущая повсюду среди скрывающей ее кукурузы.

— Давай за работу, Брюс, — сказал затем человек на коленях и встал.

Оживленно переговариваясь, Дональд и управляющий фермой зашагали к припаркованному неподалеку «линкольну». Не оборачиваясь — неспособный обернуться, — Брюс затылком наблюдал, как они удаляются.

Затем, нагнувшись, Брюс выдернул одно из голубых растений и запихнул его в правый ботинок — подальше от чьих-либо глаз. Подарок моим друзьям, подумал он. Разумом, куда никто не мог проникнуть, Брюс устремился вперед — ко Дню Благодарения.

От автора

Это роман о людях, жестоко наказанных за то, что они делали. Они желали славно проводить время, но были подобны детям, играющим на проезжей части. Они прекрасно видели, как погибает один из них за другим — как их сбивают, калечат, уничтожают, — но все равно продолжали играть. Какое-то время мы были по-настоящему счастливы, рассиживаясь по своим гостиным — не трудясь в поте лица своего, а только болтая и играя. Однако это время оказалось страшно коротким, а последовавшее наказание оказалось выше всякого человеческого представления. Даже когда мы столкнулись с ним лицом к лицу, мы все равно не могли поверить. К примеру, пока я писал эту книгу, я узнал, что человек, послуживший прототипом Джерри Фабина, покончил с собой. Мой друг, послуживший прототипом Эрни Лакмана, умер еще до того, как я приступил к этому роману. Некоторое время я и сам был одним из детей, играющих на проезжей части. Подобно всем остальным, вместо того чтобы повзрослеть, я пытался играть — и был наказан. Мое имя должно быть в том списке, что приводится ниже. Списке тех, кому этот роман посвящен, и параллельном перечне того, что с ними сталось.