Страница 2 из 12
Вода загрязняется. Берега размываются. Такая река, как Воронеж, не способна выдержать подобного натиска!»
Признаемся, эта война нас обрадовала. Она обнаружила силы, способные постоять за здоровье реки и за здоровый на реке отдых. Но издали не просто было разобраться в тонкостях конфликта, назревшего, как чувствовалось, не только на Воронеже.
И вот плывем по реке. С мотором. Идем не быстро, во соблюдение принципов, которые исповедуем, к тому же оранжевый надувной «Пеликан» на буксире и не дал бы нам разогнаться. Зато другие моторные лодки летят, едва касаясь воды. Летят вверх по реке из Липецка, возвращаются в Липецк. Едва успевает улечься крутая вода — снова моторка. Рыбаки на плоскодонках и челночках забились в осоку, в заросли кувшинок и телореза. Все равно волна настигает лодчонки, кидает их с борта на борт. Поплавки волна прибивает к осоке. Не успеет удильщик поправить снасти — новая лодка. Все возможности русского языка для протеста давно тут исчерпаны. С молчаливой злостью провожают ревущий моторный снаряд.
На этом снаряде, как мы заметили, царит не просто спокойное равнодушие, на нем восседают с торжеством всадника, которому даже и нравится попирать пеших.
Особо отличаются на моторках молодцы, пожившие на земле лет двадцать или около того.
Для них лодка — мотоцикл на воде. Из мотора (а он, как правило, 20–25 сил) выжимают все.
Скорость — 40 километров. Берег от ударов воды обваливается. Какой-нибудь старичок хватает весла — удержаться, не опрокинуться в плоскодонке. А двум-трем навигаторам, сидящим в алюминиевом чуде, только смешно от этого.
В пятницу, субботу и воскресенье на реке воцарялся тот самый ад, о котором писали с «фронта» из-под Рамони. Моторки шли одна за другой, временами (проверено по часам) с интервалом в сорок секунд. Над водой стоял голубоватый туман выхлопных газов и непрерывный звенящий гул. Искать в такие дни покоя и тишины на реке — все равно что в большом городе выйти «подышать воздухом» на забитую автомобилями улицу. Однако куда же деться — сидят «безмоторные граждане» на берегу с удочками, прижались к осокам на плоскодонках. Терпят. Но чувствуется: терпению придет конец.
Ниже Липецка моторок меньше (их надо перетаскивать через плотину). А по мере удаления от города мы почувствовали некую «ничейную» тихую зону — липчане на моторках сюда не доходят, воронежцам далеко подниматься. Но странное дело. Спускаемся ниже, пора бы уже воронежцам царствовать на реке. Но тихо! Благодать разлита между берегами. Безбоязненно плавают гуси. Купаются ребятишки. Весельные лодки ну прямо распоясались — на самой середине реки стоят. Мы на моторке чувствуем себя в этом месте как-то неловко. Предельно тихо идем, но не все замечают подобную деликатность. С берега показывают на нас пальцами и говорят что-то явно нелестное. Рыбаки, сидящие в надутых автомобильных шинах и в каких-то складных корытцах, настроены особенно воинственно. Один решительно подгребает и берет нашу лодку на абордаж.
— Почему с мотором? Вы что, не знаете!.. Вот сейчас пойду звонить Николаю Антоновичу. Вас встретят как полагается…
Все было ясно: на рубеже под Рамонью победили весельные лодки! Доплыв по тихой реке до Рамони, мы сами пошли к председателю райисполкома Николаю Антоновичу Тупикину поздравить его с победой.
— О, что тут было! — сказал председатель. — Писали в Верховный Совет. Грозились. А мы спокойно стояли на своем. И победили, потому что были правы. При общественном обсуждении конфликта обнаружилось: заинтересованных в тишине на реке в сотни раз больше, чем владельцев моторных лодок. Ну и саму реку тоже ведь пощадить надо. Словом, страсти утихли.
Все встало на свое место…
Проблему решили так: от Воронежа до Рамони (по воде примерно 25 километров) для моторных лодок река свободна. Но время движения их ограничено (утром проход с 8 до 11, вечером — с 16 до 21 часа). Выше Рамони — зона покоя. В необходимости этой зоны все сейчас убедились.
Разумно решилась проблема? Разумно. И это пример липчанам. По нашему мнению, поселок Доброе должен стать для моторок конечным пунктом вверх по реке. (От Липецка вниз пределом надо считать Пады.) Ну и время хождения тоже стоит продумать. И мощность моторов следует ограничить. И скорости тоже. Надо брать у реки не более, чем она способна дать.
Теперь о домах у воды… Первый намек на желание человека с хозяйским размахом селиться на лето возле воды мы заметили далеко выше Липецка. После палаток и шалашей в глаза вдруг бросился дым из печурки. При ближайшем рассмотрении оказалось: печурка дымит у свайного летнего домика, обсаженного тополями. Тут же разбит огород. Все хозяйство обнесено проволочной оградой. На краю «усадьбы» у примыкавшего к ней леска из будки глядел серьезного вида черный кобель. Идущий по берегу обязан был стороной обойти эту собственность на реке.
Нас хозяин принял любезно. Назвался: «Леонид Дмитриевич Харин. Пенсионер. За ползарплаты слежу за движением по реке — работа и отдых по совместительству. А это моя обитель». Леонид Дмитриевич снял со стола утюг, отдал жене распоряжение по хозяйству и, не дожидаясь вопросов, стал говорить.
— Вот посадил тополя. Растут!..
Мы справились: а можно ли нам, например, тут рядом осесть с огородом, с легким домишком и с тополями?
— Пожалуй, можно… — неуверенно сказал Леонид Дмитриевич.
Тогда мы нарисовали перспективу: один к одному домики с насаждениями, огороды, цепные собаки… Доступна ли будет река для тех, кто не успел на ней захватить место?
— Да… — сказал Леонид Дмитриевич.
Мы попрощались с инспектором моторного флота, лишь слегка озабоченные возможностью заселения берегов. Но скоро убедились: заселение уже вовсю идет, и наша тревога значительно запоздала.
Ближе к Липецку на берегу стали попадаться рядком стоящие фанерные и дощатые домики.
Один легкий табор, другой, третий… Места, естественно, самые живописные. И почти всюду на воде — лодки, а сзади, «в тылах», — ограда, идут работы, и уже вырисовывается в перспективе поселение для летнего отдыха со знаком «Посторонним проход запрещен».
У местечка Горишное такое поселение на берегу уже оформилось. На пять километров окрест ревел репродуктор, прямо на берег из-за забора на обозрение проплывающих по реке вынесено отхожее место. Берег вытоптан и разрыт (брали песок для стройки) и, будучи в этом месте крутым, грозит постепенно разрушиться, подобраться к постройкам. «А мы реку отведем в сторону, вон туда в пойму», — сказал нам начальник зоны отдыха.
Так складываются отношения между рекой и ее поселенцами. Мы говорили уже о бульдозерах, земснарядах, подъемных кранах, бетономешалках и металлических фермах на берегу — это все лихорадка строительства. Застройщика маленького индивидуального (типа знакомого нам инспектора) вытесняет застройщик солидный — заводы, тресты, строительные организации, учебные заведения, конторы и общества.
Причем берег делят азартно, по принципу: кто скорее захватит. В живописное Горишное дирекция Липецкого тракторного завода спешно ночью послала 30 грузовиков с камнем — и обошла конкурентов! В еще более живописном Сухоборье к нам в лагерь пришли челобитчики — пенсионеры, образовавшие на берегу поселок из деревянных скворечников. Теперь на берегу разворачивает свои «цеха отдыха» Новолипецкий завод. Возникла тяжба между застройщиками-старожилами и подминающим под себя берег застройщиком-гигантом…
Но надо сказать, липчане еще не успели как следует развернуться. Подплывая к Воронежу, мы вдруг почувствовали: движемся не по реке, а по некоему проспекту — электрифицированному, радиофицированному, моторизированному, шумному, застроенному справа и слева. Берега в привычном понимании не было. Дома, заборы (иногда высокие, глухие, возле самой воды), лодочные пристани, карусели, мощные репродукторы, прожектора, таблички «Прохода нет!», «Не причаливать!». Проплывая тут, мы чувствовали себя так, как будто нечаянно вторглись в чужую квартиру. Река и берег были поделены между ведомствами. Завод имени Ленина, местный ГУМ, управление железной дороги, управление местной промышленности, общество любителей-рыболовов, какой-то техникум, институт… Мы попытались было записывать всех, кто осел на реке, но потом махнули рукой — занято все, плотно, плечом к плечу. Ни птице, ни зверю, ни человеку с удочкой (без принадлежности к какому-нибудь ведомству) на берегу места нет.