Страница 8 из 8
– Далал…
– Послушай меня: если не хочешь повторить мою судьбу или испытать что-нибудь похуже, будь немного терпимей. Отсюда побег только в преисподнюю, не испытывай судьбу. Ты очень красива, воспользуйся этим.
Несколько дней после этого разговора Эме ходила потерянной: она не могла сосредоточиться на учебе, не могла есть, пить, спать.
Далал, уже пожалевшая о своей откровенности, решила поискать другой подход к подопечной:
– Забудь обо всем, что услышала обо мне, я для тебя старуха, какой была с самого начала. Думай сейчас только о себе. Пойми, что ты никуда отсюда не денешься. Прими это, будет легче, и найди хорошее в таком положении.
– Что может быть хорошего в рабстве?!
– Например, то, куда ты попала. Ты понимаешь, что благодаря своей красоте ты среди рабынь в самых лучших условиях? Не выполняешь тяжелую грязную работу, не терпишь унижения, побои, тебя не насиловали солдаты, не отдали в дом удовольствий, где нужно ублажать многих мужчин ежедневно.
– Все равно я свободная женщина!
– Ты рабыня. Ты была захвачена в плен и продана в рабство. Пойми это, наконец! Тебе так многому еще нужно научиться, а ты тратишь время на несбыточные мечты. Научись любить свое тело и дарить его.
– Что?
В монастыре Эме внушали, что любить свое тело – грех, что ублажать плоть, потакать ее желаниям преступно. Далал учила противоположному: нужно полюбить свое ухоженное, красивое тело так, чтобы не стесняться его наготы, чтобы гордиться им и подарить тому, кому оно предназначено, как величайший дар небес.
– Ты же не станешь дарить что-то недостойное? Поверь, что ты сама – достойнейший подарок, прими себя такой и будь готова подарить своему мужчине.
Эме фыркала и сопротивлялась, она так и не смогла переступить черту, за которой свое тело воспринималось бы как дар небес. Сказывалось скромное и строгое монастырское воспитание.
Неизвестно, что было бы дальше, но однажды Михришах Султан, не раз навещавшая Кючюксу и довольная преображением Эме, приехала не одна, вернее, следом за султаншей в особняке появился еще один гость.
Это тем необычней, что молодой человек явно не был евнухом. Эме уже научилась отличать евнухов по их женственным фигурам и довольно тонким голосам. Она не видела других мужчин с тех пор, как попала к Михришах Султан, но понимала, что с этими что-то не так. На вопрос, что именно, Далал сначала фыркнула, но потом объяснила, вернее, попыталась это сделать:
– Ты мужчину голым видела?
– Нет, что ты!
– Но ты хоть знаешь, чем мужчина отличается от женщины и чем детей делают?
Эме полыхнула краской смущения, но кивнула, опустив глаза:
– Да.
– Так вот, у евнухов этого самого и нет. Отрезали.
– Как это?! – ужаснулась девушка.
– Только не вздумай расспрашивать самих евнухов, это их обида на всю жизнь. Отрезали еще в детстве, чтобы не могли испортить женщину. Евнухи охраняют гаремы по всему миру там, где такие есть.
– А… почему они все черные, потому что рабы?
– Рабов у османов и белых полно. Черные потому, что такие дети легче переносят увечье, у них тела сильней. – Она оглянулась и тихонько хихикнула: – А еще, чтобы, если наложница родит ребенка от евнуха, сразу было видно по цвету кожи.
Далал могла объяснить все, что вызвало вопросы у Эме, иногда, правда, категорически отказывалась это делать, как и осуждать порой нелепые правила поведения. Если она дергала плечом, делая вид, что не расслышала вопроса, значит, лучше не приставать, все равно найдет способ не отвечать или скажет, что не знает.
Но в тот день Эме, которую все звали Накшидиль, как было приказано хозяйкой, вышла на балкон старого деревянного особняка одна, Далал задержалась в комнате. Особняк хоть и велик для деревянного строения, но до каменных дворцов ему далеко. Позже на месте этого деревянного построят изящный каменный особнячок в стиле французского барокко. Однако места, чтобы постоять на балконе верхнего яруса, было достаточно. Это позволяло дышать воздухом, не выходя на солнце.
В те дни внутренний двор уже благоухал ароматом первых весенних цветов. Эме не выпускали на солнце, чтобы не загорела нежная белая кожа, но понежиться хотя бы в тени навеса позволяли.
Девушку привлекла мужская фигура подле самого дома. Сердце почему-то отчаянно забилось, хотя она не увидела лица юноши. Нет, они не были знакомы, никогда не встречались, это не француз и вообще не европеец, явно турок, но что-то произошло: одно его присутствие преобразило весь мир вокруг.
Эме замерла, остановившись у перил, не в силах сделать хоть шаг прочь.
Юноша обернулся и тоже замер.
Он хорош собой, очень хорош! Рослый, статный, широкие плечи и сильная шея… а черты лица… Брови вразлет, даже на таком расстоянии видно, что у юноши густые черные ресницы и темные глаза, чувственный рот пока не укрыт усами, а борода не скрыла волевой подбородок.
Их взгляды встретились…
Эме пыталась заставить себя отвернуться и не могла. Она понимала, что так нельзя, что Михришах Султан, если узнает, будет сердиться, Далал и вовсе станет ворчать несколько дней.
Это продолжалось несколько мгновений, но каких!.. Бывают минуты, которые длятся годами, бывают мгновения, равные многим часам. Так и в этот миг, синие и черные глаза никак не могли оторваться друг от друга. Если бы им сказали, что прошел год, пока переглядывались, молодые люди поверили бы…
Цепкие пальцы буквально впились в руку Эме, над ухом зашипел голос Далал:
– На кого это ты уставилась?!
Старуха быстро отвернула Эме к стене и набросила платок на голову, но, оглянувшись вниз, поклонилась:
– Господин…
Видно, знала, кто это.
И все же она тащила Эме в комнату, ругая по пути на чем свет стоит:
– Как ты посмела, негодная! Сколько раз говорить, что девушка должна вести себя скромно?! Сколько можно твердить, что ни один мужчина не может видеть твое лицо?
Эме надоели причитания старухи, и она остановилась как вкопанная. Далал с удивлением уставилась на подопечную:
– Что?
– Мое лицо видело немало мужчин, к твоему сведению. Я бывала на балах, даже танцевала с ними, они держали меня за руку, обнимали за талию…
Взгляд и голос наставницы стали жесткими:
– То, что было с тобой во Франции, можешь забыть и лучше никогда об этом не говори. Ты девственница, это проверили, прежде чем привезти тебя сюда. И здесь ты будешь вести себя так, как полагается. Иди к себе. Если госпожа узнает, как ты глазела на ее сына, меня накажут.
Эме пожалела бы старуху, которой попадет из-за нее, но сейчас она даже не обратила внимания на эти слова, поразили другие.
– Это… сын Михришах Султан?!
– Селим? Да, он сын госпожи.
Вот теперь Эме стало совсем тошно. Она повернулась и побрела в свою комнату.
Впервые в жизни сердце забилось с перебоями при виде мужчины, впервые дыхание стало прерывистым, а в воздухе вдруг запахло весной и, кажется, запели птицы… Но почему же?!
Она не могла выразить это «почему».
Весенние трели исчезли, запах цветущих роз сменился дымком из жаровен и тяжелым запахом многочисленных ароматических добавок. Не своими наставлениями и не прикосновением цепких пальцев, а всего несколькими словами Далал вернула Эме на землю. Темноглазый красавец – сын Михришах Султан! Эме и сама не могла бы объяснить, что в этом сообщении повергло ее в ужас. Вернее, прекрасно понимала, но не желала признаваться себе.
Девушка влюбилась с первого взгляда и бесповоротно со всей страстью первой любви. Первая любовь – это прекрасно, действительно должны цвести розы и петь счастливые птицы. Они с Роз-Мари-Жозефиной не раз говорили о первой любви, не раз читали в книгах и точно знали, что это волшебное чувство, от которого идет кругом голова. Особенно когда влюбленность взаимна.
Все так, и голова кругом шла, и, похоже, она тоже понравилась Селиму, но именно то, что это сын Михришах Султан, лишало Эме последней надежды.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.