Страница 3 из 18
— Задача трудная, — согласился Васильев. — Но для хорошего снайпера с классной пушкой вполне осуществимая.
— А пуля?
— О! — усмехнулся Колька. — Это и есть как раз самое интересное.
Он подтащил меня к ковру экспертов с Петровки:
— Гляди!
Я пригляделся. Указанный предмет больше всего напоминал бесформенный слиток серебра. Коим, собственно, и был.
— И что это?
— Это, — почему-то шепотом сообщил Васильев, — оболочка пули. Серебро, скорее всего заговоренное. Сообщает дополнительную скорость и так далее. А вот когда пуля подлетает к магической защите, в дело вступает сердечник. Угадай, из чего он был сделан?
— Сдаюсь, — немедленно сказал я.
— Сталь, — торжествующе заявил Колька. — По первым тестам наподобие оказавшаяся похожей на…
— Подкову, — закончил я за него.
Васильев кивнул:
— И скорее всего фаворита скачек.
— Неоднократного фаворита, — подтвердил Васильев. — И я даже могу сказать, какого именно.
И только сейчас я начал что-то понимать.
— Блестящий?
— Угу.
— Так, ты думаешь, это тот самый…
Колька снова кивнул.
— Произнести вслух это еще никто не осмелился, — сказал он. — При высоком начальстве. Сам понимаешь. Громы и молнии падут на голову принесшего дурную весть. Но большинство тех, у кого извилины еще не совсем атрофировались, похоже, уже сообразили. Больно рожи у всех унылые.
— Тот самый киллер, который убрал Пятновского, — задумчиво произнес я.
— А также еще семерых с высокой вероятностью, — дополнил Васильев. — Тот же почерк, а главное — такое же отсутствие всех и всяческих следов.
— Капитально?
— Напрочь. Чердак слегка припорошен индийской пылью, но это он перестраховался. А так — ни единого следа. Блин, половина ребят в отделе на полном серьезе предполагает, что это какое-то поту-, нет, третьестороннее существо.
— Жаль, покойника допросить нельзя, — вздохнул я.
— Допросишь тут. — Колька кивнул вбок, где, в стороне от общей кучки, сгруппировались: тип в сером пальто — похоже, адвокат покойного — и «безутешные близкие друзья» — типичные преуспевающие волшебники в зеленых бархатных кафтанах и с непременным атрибутом до пупа. «У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том».
— Право души на спокойное посмертие, Декларация прав усопших и так далее, — злобно проворчал Васильев. — Тот, небось, уже в аду новоселье справляет — по нему давно персональный котел смолой обливался, а эти тут — бдят. А то как бы покойник чего лишнего не сболтнул, мозги-то у него вон — на полковра. Нет, честное слово, в глубине души я этому киллеру сочувствую. Он ведь за нас нашу работу делает, причем намного радикальнее и эффективнее.
В общем я был с Колькой вполне солидарен, хотя в данном конкретном случае допрос усопшего ничего не дал бы. Что он мог заметить — под каким углом ему пуля в череп вошла?
— А может, это апсихик? — предположил я.
— Чушь, — решительно сказал Колька. — У апсихика нет души, но отпечаточки он как раз из-за этого оставляет совершенно неповторимые. Нет, родной. Правда, боюсь, куда проще и куда ужаснее. Это теневик.
Я открыл было рот, чтобы возразить, — и закрыл его, так и не сказав ничего.
Кто может с полверсты влепить заговоренную пулю в голову черного колдуна и раствориться, не оставив никаких следов? И, заметим — абсолютно не опасаясь посмертного возмездия покойничка? Только человек с теневыми способностями в магии, проходивший службу в спецчастях. Егеря, десант, погран… Господи, да мало ли у нас было (и осталось) спецчастей, где позарез нужны теневики?
А архив Пятого управления после Августа растворился в небытии еще покруче, чем наш киллер с места преступления. Не будешь же перетряхивать всех, кто служил в спецчастях за последние… Даже если отбросить всех полуэльфов, оборотней и прочих… а ведь на нелюдь и на нечисть списки были все в том же пятом архиве, вот и гадай, кто из них кто… Да и к тем спискам, что есть, военные в жизни никого не допустят, удавятся, но не допустят, а скорее — сами кого хошь удавят.
А наугад ловить — до Страшного суда не поймаем.
Картина, представшая перед моим внутренним взором, была настолько уныла и безрадостна, что я не выдержал и застонал.
— Да ладно тебе.
— Так ведь труп-то на моей земле! — провыл я. — Значит, «глухаря» этого на меня повесят. А до конца квартала две недели осталось, и фиг я за эти две недели успею раскрываемость исправить. Хорошо еще, если одна только премия мимо пролетит, а ведь можно и выговор схлопотать.
— Да ладно тебе, — повторил Колька. — Как будто на тебя одного повесят. Все мы на этом деле висеть будем, одна наша следственная бригада чего стоит — Никодимов и Колесник во главе, чуешь, какие зубры в дело пошли. А еще РУБОН, а еще Петровка, а еще хранители параллельное расследование вести будут. Кто уж тут какой-то райотделовский опер по особо грешным — так, ноль без палочки. Все, все на одном глаголе повиснем. Ну когда тебе еще случай представится в такой компании концы отдать?
— А не пошли б вы все? — уныло предложил я.
Колька внезапно расхохотался.
— Чего это ты? — насторожился я.
— Да так, — все еще продолжая смеяться, выдавил он. — Вспомнил. Иду я третьего дня по 14-му отделению, дело одно на доследование волоку, а навстречу мне Серега Ухин, ну, помнишь, черный такой… да знаешь ты его, мы еще зачет по метанию вместе с ним сдавали!.. так вот, идет он мне навстречу, а рожа у него ну точь-в-точь как у тебя — аллегория на тему вселенской печали.
— И?
— Ну я и спрашиваю, чего, мол, Серый, ходишь смурной, словно упырь пережаренный, посетителей распугиваешь?
— А он?
— Да вот, говорит, понимаешь, такое дело. Маньяк у меня на участке завелся. Да не простой, а оборотень.
— И?
— Ну вот я спрашиваю, много, мол, народу загрыз? А он мнется чего-то. Да как, говорит, сказать, не так чтобы.
Мне стало интересно. Слухами земля полнится, но о маньяке-оборотне на соседнем участке я еще не слыхал. Хотя, по идее, уже должен был бы.
— Ну я его дальше пытаю, — продолжал Колька, — как он нападает, что с жертвами делает: на части разрывает, кровь пьет или какие-то органы пожирает? Что экспертиза говорит — волк или кто? А Серый вдруг из трупно-зеленого красным делается и тихо так бормочет — да нет, не волк. Бобер он. Деревья он грызет и ножки у скамеек. Уже одиннадцать скамеек обрушил.
И тут я расхохотался. Так, словно угодил в облако «щекотала». Слезы брызнули из глаз, в горле запершило, я согнулся и едва не упал.
На меня начали оглядываться. Кто-то из больших начальников, полуобернувшись, возмущенно цыкнул — как, мол, можно смеяться в такой момент, когда… А я все никак не мог остановиться.
Наконец я все-таки разогнулся и увидел, что Васильев, хотя и из последних сил, сдерживается, очевидно, заготовив кое-что напоследок.
— Вот, — заметил он. — И я тогда заржал точно так же. А Серега печально посмотрел на меня и изрек: «Да, тебе смешно, а мне его ловить».
Глава первая, или О воздействии тяжелых металлов на организм
Когда я открыл глаза, за окном мелькали какие-то тени. Я спросонок не сразу понял, что это. Потом до меня дошло, и я витиевато выругался. Соседи сверху опять вышвыривали на улицу мусор.
Не повезло мне с соседями. Со всех сторон не повезло. А со всех сторон — это значит, сверху, снизу и справа, потому что слева у моей однокомнатки соседей нет. И не было. И не будет, потому что стоит наш дом впритык к заповедному парку, на который единственное в комнате окно, к сожалению, не выходит.
Снизу у меня живут тихие алкоголики. Проблем от них только две. Во-первых, у них пережидают потраву и экзорцизм тараканы и мелкие бесы, чтобы потом расползтись обратно по облюбованным квартирам. А во-вторых, раз в месяц, получив пособие, кажется, по инвалидности, эта парочка надирается до обмороков и следующие сутки оглашает дом протяжными похмельными стонами, которые сделают честь любому привидению.