Страница 1 из 115
Руфин Гордин
Шествие императрицы, или Ворота в Византию
Роман о предначертанном, но несбывшемся
Читателю
ШЕСТВИЕ ИМПЕРАТРИЦЫ — это год 1787-й, вместивший в себя многое, год — зеркало царствования Екатерины II, уже Великой, и год торжества России, прочно утвердившейся наконец на берегах Черного моря по завету Великого Петра. Это год Тавриды, год открытия Севастополя, Херсона, Николаева, Екатеринослава, год создания Черноморского флота. И год, открывший единоверным народам Болгарии, Греции, Валахии, Молдавии, Сербии, вассалам Османской Турции дорогу к государственности.
Но было и ПРЕДШЕСТВИЕ. О нем — в «Голосах». О нем, ушедшем в глубь веков, — в отрывках под общим заголовком «Сквозь магический кристалл…».
Эта книга — о шагах к дерзновенной мечте. Ее действующие лица, ее герои так или иначе остались в истории, равно и события, разворачивающиеся на ее страницах.
Достоверность — вот мой неизменный девиз.
Автор
Ветвь первая: сентябрь 1451 года
…И, прослышав о воцарении молодого султана Мехмеда II[1], сына Мурада, некогда могущественного среди владык подлунного мира, да пребудет он вечно в благоуханных садах Аллаха, в Эдирне-Адрианополь[2], новую столицу султанов, потекли посольства государей стран Запада.
Первым прибыло посольство императора Византии Константина XI, благо от его столицы Константинополя до столицы османов было всего-то два дня пути.
Новый султанский дворец неторопливо строился, и Мехмед принимал послов в старом, где не было ни просторных покоев, ни пышности и во всем царил аскетический дух прежнего владыки Мурада.
Послы Константина были полны смутных надежд. О девятнадцатилетнем султане шла недобрая молва. Говорили, он жесток, своеволен и надменен. Не таким был его отец — просвещенный и милосердный государь, благосклонно относившийся к иноверцам, к Византии. Будет ли молодой султан столь же благосклонен? Говорят, отец не слишком жаловал его, и он рос дичком. И только на закате своих дней спохватился и повелел приставить к дичку достойных пестователей, дабы голова его была полна знаний о мире и правлении.
Наставники его выучили наукам и исламской мудрости, он усвоил языки некоторых подвластных народов — греческий и арабский, персидский и латинский, древнееврейский и армянский.
Но науки не всегда умягчают сердце — такое сердце. И он оставался своенравен и жесток. Говорили, его опасается великий везир Халил, сподвижник отца, его друг и единомышленник, главный пестователь наследника. Мехмед говорил ему: «Учитель…»
Учитель, повторяю, опасался ученика. А ученик пока что упивался доставшейся ему безграничной властью, полной и никем не стесняемой.
Он был щедр на посулы, ведь посулы ничего не стоили. Особенно те, которыми он одарял неверных. Аллах заповедал: обман неверных, тех, которые не уверовали, — святое дело. Если бы неверные прониклись истинами, заключенными в священной книге мусульман Коране, то стали бы осмотрительней и наверняка обратились бы в истинную веру.
И когда послы императора Константина распростерлись пред ним ниц, он поднял их. И проговорил голосом звучным и ясным:
— Город ваш почитаем нами, и мы воздаем должное владыке Константину…
Послы осмелились наконец поднять глаза, дабы взглянуть на выражение лица повелителя правоверных. Оно было бесстрастным, тонкие губы, крупный нос и глаза, глядевшие поверх них, — все было жестким и холодным.
Мехмед продолжал:
— Я удостоверяю, что столица Константина может пребывать в безопасности. Я подтверждаю это, возложив руку на Коран.
С этими словами он левой рукою прикрыл позлащенную книгу, покоившуюся пред ним на подушке. И пробормотал невнятно нечто, похожее на обещание:
— Еще мы согласны выплачивать ежегодно три тысячи аспр на содержание нашего брата принца Орхана. Пусть он будет надежен относительно наших намерений…
Это стало полной неожиданностью и заставило послов распрямиться. Ведь принц Орхан, укрывшийся в Константинополе, был главным претендентом на престол османов. Если Мехмед столь умягчился, то… то это могло значить, что либо он уверен в незыблемости своей власти, либо такой мерой выказывает свое презрение к отступнику, а может, то и другое вместе. В любом случае это казалось им добрым знаком. Но более всего — клятва на Коране.
Восседавший ниже султана великий везир Халил одобрительно качал головой при каждом слове своего повелителя. Да, так поступил бы и покойный султан Мурад — да пребудет он вечно в памяти и молитвах правоверных, — великий и непобедимый правитель, светоч мудрости и знаний, грозный воин Аллаха, его повелитель и друг, высокий друг. Он оказывал покровительство императору Константину, сильный и могучий — слабому и немощному.
Величие Византии было все в прошлом. Воины Аллаха потеснили ее. Пощаженной осталась лишь одна столица. Да, Константинополь — все, что оставалось от некогда грозной империи, диктовавшей свою волю народам Европы и Азии. Да и сама столица усохла. Когда-то самый многолюдный город на всем Востоке, он ныне пребывал в упадке и запустении.
Послы Константина, пятясь, покинули залу, давая место другим. Они были удовлетворены: султан поклялся обеспечить безопасность Константинополя, это было главное.
Император Константин выслушал их с приветливым лицом. Ему казалось: главное достигнуто. Но чем долее он размышлял, тем более червь сомнения точил его душу.
— Можно ли верить клятве Мехмеда? — вопросил он на совете.
— Нет! — тотчас воскликнул патриарх Григорий.
— Нет, нет и нет, — в один голос отозвались остальные министры его правительства.
— Как же нам поступить?
— Готовиться к войне и просить помощи у единоверцев на Западе, — отвечал за всех секретарь и наперсник императора Франдзис.
Глава первая
Нетерпение
Я желаю и хочу лишь блага той стране, в которую привел меня Господь. Он мне в том свидетель. Слава страны создает мою славу. Вот мое правило; я буду счастлива, если мои мысли могут сему способствовать.
Всемилостивейшая Государыня! Готовясь теперь к открытию области Таврической, повергаю к освященным Вашего Императорского Величества стопам мои усерднейшие мнения о установлении сей области.
…Из разных мест выписал я колонистов, знающих экономию во всех частях, дабы они служили примером тамошним жителям. Но сия пространная и изобильнейшая земля в России не имеет еще и десятой доли жителей по ея пропорции, и для того я осмеливаюсь всеподданнейше просить о подаянии следующих к населению способов:
1. Дьячков заштатных, которых Синод отдаст на поселение, позволить перевезти на места тою суммою, что была назначена для переселения татар; из сих денег употребится и на обселение ставропольских калмык. Помянутые дьячки имеют быть военными поселенцами. Из сего выйдет двойная польза, ибо получатся и хлебопашцы и милиция, которая вся обратится в регулярные казацкие сотни и будет неисчерпаемым источником воинов…
2. Дозволить всем старообрядцам, которые переселятся на места, лежащие между Днепром и Перекопом… отправлять служение по старопечатным книгам.
3. Пошлинный сбор в самом полуострове столь мал с привозных товаров, что едва достанет на содержание страны. Если бы было благоугодно… оный с Таврического полуострова совсем снять, то сим сократится стража и привлеклись бы многие жители из-за границы.
1
Мехмед II (1432–1481) — турецкий султан в 1444 и 1451–1481 гг. В 1453 г. завоевал Константинополь и сделал его столицей Османской империи.
2
Эдирне (Адрианополь) в XIV в. завоеван турками, до 1453 г. столица Османской империи.