Страница 2 из 11
(см. о Витте - Граф В. Н. Коковцов "Из моего прошлого 1903-1919 г.г." ldn-knigi.narod.ru)
Во встрече правительства, подобранного новым премьером, в основном, по своему образу и подобию, с Государственной Думой, отражавшей общественность в ее многообразии и далеко не улегшемся возбуждении, явно отразился раскол в недрах русского культурного верха. Ни о каком сотрудничестве не могло быть и речи. Среди бюрократии пошли разговоры о том, что конституционный опыт не удался, что нужно вернуться к самодержавию.
Верховной властью было принято, однако, другое решение. На пост председателя Совета министров был назначен самый молодой из членов кабинета Горемыкина П. А. Столыпин, который ярко выделился на {10} тусклом фоне своих коллег энергией, неустрашимостью и красноречием, не уступавшим красноречию лучших ораторов общественности. Почему было принято это решение, еще не вполне выяснено; как видно из мемуаров, по этому поводу новому премьеру в сущности ничего не было сказано.
Новый премьер прежде всего распустил первую Государственную Думу и одновременно повторил попытку Витте - ввести в правительство представителей общественности. Последовал новый отказ, и это несмотря на то, что со Столыпиным сговор был и легче и надежнее, нежели с творцом русской конституции Витте. Велико было разочарование Столыпина, который немедленно принял альтернативный план, который можно выразить словами "успокоение и реформы", коренные реформы, способные перестроить русское общество и подготовить то примирение между властью и умеренными элементами общественности, без которого он не видел спасения. Тем временем, полагал он, нужно было во что бы то ни стало удержать и укрепить новые представительные учреждения, вопреки чаяниям влиятельных при дворе сил.
Свою бюрократическую карьеру Столыпин проделал не в центре, как большинство министров того времени, а на местах. Он хорошо знал сельский быт и понимал, что узел всех русских вопросов был там. В противоположность социалистическому плану коллективизации земли и радикальному плану принудительного отчуждения большинства помещичьих земель, Столыпин выдвинул либеральный, в точном смысле слова, план упразднения сельской общины, устранения чересполосицы и поднятия производительности земли на началах единоличного хозяйства. При этом он делал "ставку на сильных", как он однажды выразился. Эти сильные крестьяне, полноправные собственники земли {11} и равноправные с другими граждане, должны были подвести под имперский строй ту крепкую общественную основу, которой, как оказалось во время революции, у него не было. Этот план был не только намечен, но и пущен в ход, в порядке чрезвычайного указа, через несколько лет подтвержденного и развитого Государственной Думой.
Это была центральная реформа. Она должна была быть восполнена другими. Столыпин высоко ценил земство и потому намечал распространить земские учреждения на многие губернии, где они по разным причинам не действовали, и подвести под них фундамент в виде волостного земства, на смену отживших свой век волостных сходов. Местный суд, искаженный реакционными реформами императора Александра III, должен был вернуться к своему первоначальному облику. Быстрыми шагами должно было двинуться вперед народное образование, дабы зарыть ров между еще безграмотным в большинстве народом и культурным верхом. Наконец, намечалось введение, по германскому образцу, страхования в обязательном порядке рабочих от болезней и несчастных случаев.
Если бы программа Столыпина была выполнена, то будущие историки назвали бы годы, когда он стоял у кормила власти, второй эпохой великих реформ. Но выполнение великого замысла удалось лишь частично, ибо он наткнулся на сопротивление и слева и справа.
Сопротивление слева было явное и отчаянное. Та часть общественности, которая поддалась культу революции, правильно видела в осуществлении замысла Столыпина конец своим мечтаниям. В перестроенной по плану Столыпина России революция стала бы невероятной.
Поэтому каждая мера Столыпина встречала резкое осуждение, как реакционная, или явно недостаточная, или идущая в неверном направлении. Конечно, {12} оппозиция слева не во всем была не права. Так, например, земельная реформа сильно выиграла бы, если бы упразднение общины сопровождалось принудительным отчуждением земель, арендуемых крестьянами. Но не в этом было дело, а в упомянутых выше последствиях затяжного конфликта, в принципиальном отвержении общественностью всего, что исходило от власти, в требовании безусловной сдачи. Так как оппозиция слева владела Государственной Думой второго созыва, Столыпину пришлось, с сокрушением, пойти на явное нарушение конституции: пресловутый указ 3-го июня 1907 года изменил избирательный закон и создал в Думах III и IV созывов большинство, в котором преобладали умеренные элементы общественности, плененные замыслом Столыпина. С правовой точки зрения - это было произвольным актом; с точки зрения политической - это было единственным способом сохранить представительные учреждения: еще одна Дума типа Второй - и эти учреждения были бы закрыты, конечно, не Столыпиным, а каким-либо новым премьером, смотрящим не вперед, а назад.
Менее известно о сопротивлении Столыпину справа. Мемуары довольно подробно отражают два эпизода из истории этого сопротивления, связанные со штатами морского генерального штаба и с введением земства в шести губерниях западного края. В обоих случаях правительство Столыпина попало в затруднительное положение, потому что внесенные им законопроекты были отвергнуты правым большинством Государственного Совета. В этом большинстве преобладали члены по назначению государя, который систематически назначал в Совет лиц, враждебных премьеру, как бы в ограждение своего авторитета против затемнения авторитетом обаятельного и властного премьера. По вопросу о западном земстве Столыпину удалось победить, но крайне сомнительным способом, который {13} он сам называл "нажимом на конституцию". В этом не было надобности, так как мера не была спешной и у премьера были хорошие шансы провести ее в течение следующей сессии.
Но в то время Столыпин уже начинал уставать и раздражаться из-за систематических подкопов справа. Чтобы усилить свое положение, он стал усиленно выдвигать узко-националистические планы. Уже указ о земстве в западном крае был частично направлен против польских помещиков; к тому же ряду актов нужно отнести закон о выделении Холмской губернии из варшавского генерал-губернаторства и законопроект об отторжении от Финляндии ближайших к С. Петербургу округов. Основной замысел как бы отступал на задний план, на первый выдвигались спорные меры, ради умиротворения правой оппозиции.
Это не могло помочь. Ко времени своей трагической и безвременной кончины П. А. Столыпин уже не пользовался доверием свыше. В бюрократических кругах открыто говорили, что дни его премьерства сочтены...
После смерти Столыпина в императорской России не было больше премьера в смысле подлинного главы правительства. Его пост перешел к честному и благонамеренному, но бесцветному Коковцеву, потом к совсем уже дряхлому Горемыкину, потом к презренному Штюрмеру. Несмотря на это, многие из дел Столыпина продолжали развиваться как бы по инерции. Все новые и новые площади земли уходили из тисков "мира" на новые пути хуторов и отрубов. Быстро двигалось в гору народное образование. Осуществилась реформа местного суда; было введено страхование рабочих. Россия крепла и собирала силы; ее экономическая мощь росла не по дням, а по часам. Вырастала новая {14} интеллигенция, менее старой склонная к культу революции, более трезвая и деловитая.
Но грянула война, которой, вероятно, не допустил бы Столыпин, будь он жив и у власти, как не дал он разразиться войне на почве кризиса, вызванного аннексией Боснии австро-венгерской монархией. Война 1914 года поставила ребром все, еще далеко не разрешенные вопросы. Сговор между властью и общественностью становился необходимым условием дальнейшего существования России. На этот раз общественность была готова на сговор, но его не захотел монарх. "Министерство общественного доверия", о котором мечтал еще Столыпин, было отвергнуто, и вместе с ним новая программа реформ, выдвинутая так называемым прогрессивным блоком. Столыпинский план спасения России путем сговора между властью и общественностью опять не осуществился и поэтому не стало и России, не в смысле географического пространства и биологического преемства поколений, а в смысле непрерывного культурно-исторического потока, забившего тысячу лет назад в Новгороде и Киеве.