Атака мертвецов

– Тем не менее, ты не прав, долги бывают разные. Ты свой вернул, за что и вылетел с теплого местечка. – Суждения Андрея касательно природы долгов заставили Жоржа рассмеяться от всей души.

– Таких долгов я ничуть не боюсь, верну любому с процентами. – Теперь смеялись оба.

– Что с разъездом? – Друзья подошли к коням, которые ждали их у подножья холма.

– Брось, Андрей, люди устали, не вижу никакого смысла продолжать разведку. Мы достаточно удалились от крепости. На рассвете повернем обратно. А если честно, то вся эта разведка лишь способ выставить меня из крепости. Как говорят, я разлагаю дисциплину. – Он легко взлетел в седло, покрутил ус и послал коня шагом. Через несколько секунд к нему пристроился корнет.

– Как бы то ни было, а немцы не минуют Осовец, ты понимаешь сам, им лучше ударить здесь, чем биться о неприступные бастионы Новогеоргиевской крепости. – Андрей внимательно посмотрел на друга.

– Ни секунды не сомневаюсь. Но вести войско через незнакомые леса и болота дело рискованное. Проще сделать это севернее, а главное быстрее. Нет тут ни одной живой души, кроме нас, да, быть может, пары медведей.

Долго ехали они в тишине. Мимо проплывали весьма унылые пейзажи. Чахлые деревца, гнилые болота. Наконец Андрей нарушил тишину: «Допиши письмо, прошу тебя».

– Опять ты за свое, допишу, не сомневайся, приедем в лагерь, так сразу сяду за эти, столь тобой горячо любимые, писульки.

– Я думал ты любишь писать письма – корнет испытующе посмотрел на ротмистра.

– Будь уверен, так оно и есть. Но есть всему разумные пределы. Мне и писать-то то нечего. А уж тем паче учитывая твою просьбу. Не могу я даже представить, что это мое последнее письмо. Ну не могу и все тут. – Жорж так увлекся объяснением, что проглядел ветку, которая сшибла с него головной убор. Друзья остановились.

– Будь по-твоему, не можешь и не надо, но просто напиши все, что хотел бы сказать, иного и не надо. Потом уже будет поздно.

Ротмистр, не слезая с коня, подхватил с земли фуражку, крякнул, отряхнул ее от грязи и надел. Подумал немного, после чего произнес: «А сам-то, будь так добр, напиши такое же письмо, а после мы и обменяемся ими. И когда тебя, а быть может и меня, хотя сомнительно, убьют, письмо это отправится к адресату. Что скажешь?»

– Мне некому писать. Подъезжаем, господин ротмистр.

Они действительно выехали к биваку. Сдали коней встречавшему их ефрейтору, выслушали доклад и прошли в палатку ротмистра. Андрей зажег лампу и поставил на стол, Жорж разложил карту и прижал ее углы. На двух углах лежали книги, на одном стояла рюмка, а на четвертый угол он положил фуражку.

– Итак, нужно отметить ту возвышенность и просеку. Как сильно мы удалились от крепости? – Ротмистр уперся руками в стол и пристально вглядывался в карту.

– От Осовца, от передовых позиций или от Белостока? – Андрей встал у другого края стола и, выудив бинокль из футляра, стал пристально его рассматривать.

– Послушай, от крепости значит от крепости. Мне кажется, я выразился совершенно ясно.

– Тогда ты выставишь неверную отметку, выставляй относительно передовой. Десять верст. – Корнет положил бинокль на стол и ковырялся в нем ножом.

– Не могу найти, вероятно, карта уж слишком неточна. – Жорж наклонился к самому столу, едва не коснувшись носом бумаги.

– Выстрой равнобедренный треугольник. Основанием его будет Осовец и Белосток. Отметь вершину. Потом от нее на восемь часов, дайка подумать, да все верно, три сантиметра по карте.

– Равнобедренный говоришь – казалось ротмистр в отчаянии.

– Я сам отмечу, ты лучше письмо напиши, тем более, что с картографией у меня дела обстоят не в пример лучше твоего.

Каждый занялся своим делом. Андрей в неверном свете лампы корпел над картой, Жорж, в столь же неверном свете той же тусклой лампы писал письмо. Иногда он кряхтел, охал, ахал и фыркал. Начинал вдруг ходить по комнате или, теряясь в мыслях, долго смотрел в одну точку. Наконец победно воскликнул, выудил откуда-то бутыль спиртного и рюмку. Налил и стал озирался в поисках второй. К тому моменту корнет не только сделал все необходимые пометки на карте, но и исправил бинокль, который, в последнее время, так и норовил разделиться на две подзорных трубы. Жорж подошел к столу и налил в ту рюмку, что прижимала угол карты, пролив при этом пару капель на бумагу.

– За нас! – И не дожидаясь выпил.

– У меня просто нет выбора, за нас! – Андрей опрокинул рюмку, занюхал фуражкой Жоржа. Карта, лишенная груза с одного края, скрутилась в рулон.

– Держи, глуповатое вышло письмецо.

– Уверен, что написал то, что действительно хотел сказать? – спросил корнет убирая письмо в карман.

Где-то в ночном лесу раздался хлопок. Звук разлетелся по всей округе. Корнет не мог его спутать ни с чем.

– Это выстрел! – Он удивленно посмотрел на ротмистра.

– Брось, кому бы тут стрелять.

В палатку влетел вахмистр и затараторил: «Господин корнет, ой, господин ротмистр, стреляют никак, так я уж велел седлаться, а Гришка»…

– Да уймись ты! Отставить седлаться, некому тут стрелять. Дерево сухое упало. Иди спать. – Жорж зло поставил стакан на стол. Растерянный вахмистр вышел.

– Я уверяю тебя это выстрел. Сомнений нет и быть не может, револьвер!

– Поди вон, будь так добр, картой сам займусь. – Жорж смотрел куда-то в пустоту.

Андрей вздохнул, надел фуражку и вышел из палатки, будь тут дверь, так он бы непременно ею хлопнул бы.

Все началось в так называемую собачью вахту, в предутренние часы, когда веки даже самого добросовестного караульного начинают смыкаться. На бивак напали. Шквал пуль ударил из леса, следом полетели гранаты. Ротмистр не спал, а потому при первых звуках выстрелов он надел фуражку, оправился и вышел из палатки. Послышались разрывы гранат, благо он находился в центре лагеря, и никакой возможности добросить сюда гранаты враг не имел. За разрывами послышались крики раненых, потом команды вахмистра и урядников. Жорж быстро зашагал к палатке Андрея, на ходу отдавая приказы: «По коням, драгуны в арьергарде, шестой полуэскадрон в авангарде»! А стоит ли под огнем вскакивать в седла? Скольких достали немецкие пули? Господи, да почему же так случилось. Много мыслей проносилось в его голове, пока он разыскивал Андрея. И все это время свистели вокруг пули. Ему хотелось пригнуться, прижаться к земле, но нельзя, не поймут ни свои, ни враги. Прямо перед ним пуля навылет пробила казаку голову. Вошла сквозь зубы в рот, почти не оставив следа, а вышла вырвав огромный кусок мяса из затылка.

– Господин ротмистр, куда ты прешь, сукин сын!? – его с силой дернули за плечо. Жорж гневно развернулся. За ним стоял Андрей в полном обмундировании. Нельзя успеть полностью одеться за такое время. Более того, он держал под уздцы лошадь. Его лошадь, оседланную и готовую к скачке.

– Ты ведь все понял?

– Быстрее, все уж в седлах, ждут твоей команды. Жорж, очнись, гибнут люди! – Наконец ротмистр стряхнул с себя оцепенение.

– За мной братцы, будем уходить на Осовец! – Он лихо взлетел в седло и пришпорил коня.

Справа от него пристроился Андрей, слева – вахмистр. Конная лава рванула на прорыв. Место, в котором был расположен лагерь, с трех сторон окружено лесом, но четвертое направление вело на неверное, зыбкое по природе своей, так как местность была болотистой, но, тем не менее, поле. А поле, в свою очередь, вело к просеке, по которой отряд приехал сюда. То есть дорога в крепость лежала через поле. Однако проход перегораживал немецкий отряд. Как уж так случилось неведомо, но пик у них не было. Вероятно, не ждал никто встретить кавалерию в подобном месте. Конница набирала скорость, на ходу ровняя строй. Пули по-прежнему свистели, но расстояние стало больше и, как следствие, попадать стало труднее. Три сотни метров до противника. Немцы готовились встретить противника грудью. Первый ряд их встал на колено, второй продолжал целиться стоя, остальные оказались практически не у дел. Двести метров разделяло кавалерию и пехоту. Кони ржали и испускали пар из ноздрей, из-под копыт их летели комья сырой земли. Драгуны достали карабины, стали прикидывать расстояние. На самой границе зрения Жоржа кто-то слетел вдруг с коня и закувыркался по земле. Достала немецкая пуля. Многие думали, что, быть может, так оно и лучше, потому как-то, что случится мгновеньями позже, будет стократ ужаснее. Сотня метров. Опустились пики, скользнули шашки из ножен. Уже можно было разглядеть, как кто-то в строю врага принимает более удобную позу, кто-то нервно перехватывает винтовку. Андрей привстал, вытянул руку с саблей вперед, оглянулся и взревел: «С нами бог»! Конь его, как заколдованный, рванул вперед, выбиваясь из строя, корнет лишь засмеялся и прижался к конской шее. Заглушая ржание коней и грохот выстрелов, множество глоток взревело: «За Русь святую»!