Чарусские лесорубы

— А сам Богданов за чем гонится?

— На откровенный разговор мне его не удалось вызвать. Сказал только, что пристанище в жизни ищет. На годы сослался: «Хватит, — говорит, — дурака валять. Мне уже сорок пять стукнуло».

— Ну, ну. А из специалистов кого-нибудь привез?

— Есть механики, слесари, шоферы. Даже врача привез.

— Врача, а не фельдшера?

— Вот именно, врача! Майора медицинской службы.

— Что за человек?

— Женщина с двумя девочками. У нее здесь муж. Багрянцев.

— Вон что. А ты рассказал ей, в каком состоянии находится сейчас Багрянцев?

— Не сказал. Да она и не интересовалась. Узнала, что я из Чарусского леспромхоза и что в медпункт нам нужен работник, быстро выхлопотала перевод, собралась и поехала со мной. Оставила в городе хорошую квартиру, работу в хирургическом отделении больницы. Она член партии, весьма авторитетный человек.

— Где она?

— Тут, на улице.

— Надо ее устроить пока в клубе, в комнате отдыха: она ведь с детьми.

Пока шел этот разговор, к конторе леспромхоза подошло еще несколько автомашин с людьми. Прибывшие расположились со своими котомками и чемоданами возле крыльца, возле загородки палисадника, а некоторые сидели на пеньках среди улицы.

Замполит Зырянов вышел из конторы и окинул взглядом разношерстную массу людей. Тут были молодые, цветущие и пожилые, дряблые лица. Яркие косынки и модные костюмы выделялись среди мятых кепок и грязных фуфаек. Модельные туфли на высоких каблуках совсем не гармонировали с кирзовыми сапогами и ботинками.

Заметив в сторонке женщину с двумя девочками, замполит подошел к ней.

— Вы Багрянцева?

— Да.

— Разрешите представиться: я заместитель директора по политчасти — Зырянов, Борис Лаврович.

— Очень приятно, — мягким голосом сказала Багрянцева, протягивая руку Зырянову. — Я — Нина Андреевна, врач.

Ее красивое лицо с бархатистыми ворсинками на щеках было светлым и добрым; спокойные серые глаза смотрели ласково.

— Вы извините нас за невнимательность, — сказал Зырянов, — мы вас плохо встретили.

— Ничего, ничего. Какая же должна быть мне встреча?

— Пройдите, пожалуйста, с девочками в клуб, там есть диваны, немножко отдохнете с дороги. А к вечеру вам будет готова комната при медпункте.

— Мы можем побыть пока и на улице, — сказала Багрянцева. — Погода хорошая. Мои девочки любопытные, они с удовольствием побегают тут и посмотрят, что делается вокруг.

— Дядя, а в этом озере рыба живет? — спросила одна из девочек, похожая на свою сестренку и на мать.

— Да, живет, — ответил Зырянов.

— А вон там высокая белая гора, как она называется?

— Это Водораздельный хребет.

— А почему Водораздельный? — не унималась девочка. — Где там вода?

— Риточка, ты потом все это узнаешь, — сказала Багрянцева. — Дяде некогда сейчас давать объяснения. Дядя потом зайдет к нам и все расскажет.

Девочка вскинула на Зырянова ясные глаза.

— Да, да. Приду и объясню, — сказал тот. — А пока идите в клуб и отдохните.

Он что-то сказал следовавшему за ним Ивану, тот сходил за шоферами, стоявшими в сторонке возле машин, привел двух человек. Они взяли чемоданы Багрянцевой и понесли в комнату отдыха. Нина Андреевна с девочками пошла за ними.

— Подумаешь, цаца какая! Чемоданы ей шоферы таскают, — с усмешкой сказала толстая деваха, ехавшая в первой машине. — Наши котомки небось никто не понесет. Завезли в какую-то глушь и рассадили на пеньки.

— А тут, девка, вся жизнь возле пеньков идет, — сказал щупленький мужичонка с реденькой пепельной бородкой. — Тут так и говорят: «Обед привезли к пеньку», «Беседу провели у пенька». Так что, девка, привыкай к новой жизни.

Замполит прошелся между людьми, словно командир, принимающий новое пополнение, остановился возле Богданова, поставив одну ногу на пенек, облокотился на нее рукой и сказал:

— Давайте, товарищи, потолкуем немного.

— У пенька, значит? — ухмыльнулся щупленький мужичонка.

— Вот именно… Скажите, как вы доехали?

— Хорошо доехали, лучше некуда! — попыхивая папироской, сказал сероглазый, широколицый парень-крепыш. — До самого Урала мчались чуть ли не курьерским поездом, в цельнометаллических вагонах. Тепло, уютно, на столиках цветы. Котомки сложили под сиденья, как в сундуки.

— Вы колхозник? — спросил замполит у парня, который ему сразу понравился своей простотой.

— А как же! Я механизатор, тракторист.

— Колхоз вас отпустил?

— Ну да. Механизаторов у нас сейчас хватает. Это на лошадь не скоро найдешь работника, а на трактор или на комбайн работников хоть отбавляй.

— А у нас механизаторов не хватает.

— Знаю я, вербовщик сказывал. Я и поехал сюда вроде разведчика. Понравится, напишу домой — сколько угодно механизаторов приедет: и парней, и девчат.

— Вас как звать-то, молодой человек?

— Спиридонов, Алексей.

— Ну, желаю вам, Алексей, прижиться у нас.

Затем замполит обратился ко всем:

— Может быть, у кого есть претензии к нашему вербовщику? Все получили проездные, суточные?

— Получить-то получили, да уж израсходовали, — послышалось в толпе.

Григорий Синько, парень с вороватыми глазами, выступил вперед. Натягивая клетчатую кепку на глаза, сказал:

— Нельзя ли, начальник, аванец получить?

— Аванс, товарищи, нельзя. Но мы в первые дни пойдем вам навстречу: как немного заработаете — сразу станем рассчитываться. Ясно? Теперь я хочу познакомить вас с нашим Чарусским леспромхозом, рассказать, что мы делаем, что от каждого из нас требуется.

Харитон Богданов, угрюмо сидевший на своем сундучке, вначале молчал, поводил белками из стороны в сторону, потом сплюнул, растер сапогом и сказал:

— Что ты разводишь турусы на колесах? Ты вот скажи лучше, верно или нет, что у вас можно зашибить деньгу?

Зырянов пристально поглядел на Харитона.

— Отдельные наши кадровые рабочие очень хорошо зарабатывают. Но зря деньги нигде не дают. Все дело в старании.

— Насчет старания ты не агитируй. Мы это слыхали. Скажи, какая работа будет?

— Работа у нас всякая, товарищи, — оживляясь, заговорил замполит. — До осени будем строиться, а с осени лес рубить. Вот видите хребет Водораздельный? Туда нужно прокладывать лежневку. Там у нас будет механизированный лесоучасток. Забросим туда новую технику. За одну зиму надо сбрить весь лес с Водораздельного хребта. А сколько там леса, видите? Всю эту массу древесины двинем на стройки, на шахты, на заводы. А потом, может быть, через год, через два, врежемся в дремучие леса за Водораздельным хребтом, а там их — море, зеленый океан, вплоть до самой тундры. Несметные богатства пустим по рекам в промышленные центры Урала, Украины, в Донбасс.

— Начальник, можно тебя спросить?

На Зырянова смотрели маленькие, с хитринкой, глаза щупленького мужичонки, который до этого рассуждал, что вся жизнь лесорубов проходит возле пенька.

— Почему нельзя? Спрашивайте, — сказал замполит.

— А ты, начальник, не заврался?

И глаза-бруснички, вдруг повеселевшие, зашныряли по сторонам, ища сочувствия в толпе рабочих.

— То есть, как это заврался?

— Очень просто. Думаешь, что все тут лопоухие сидят? Думаешь, если люди приехали черт-е знает откуда, так им можно врать не краснея. Только меня, начальник, не обманывай, я сам из здешних мест. Моя фамилия Шишигин. Если бывал за Водораздельным хребтом, то, наверно, слыхал про Шишигинскую заимку, стоит она на реке Глухая Ильва. Ты говоришь, за Водораздельным хребтом окиян леса, и хочешь его плавить на Украину? Ха-ха-ха! А как же ты его будешь плавить? По эту сторону хребта течет только маленькая речушка Ульва, летом ее курица перебегает. Главный-то лес за Водораздельным хребтом, за рекой Глухая Ильва. Это могутная река, течет она подле хребта, а потом сворачивает и уходит куда-то во льды. Глухую Ильву ты через хребет не переманишь. А сам лес через горы не перепрыгнет, не поплывет по Ульве: в ней в сухое лето сохатому негде спрятаться от гнуса.