Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 19

— Не пожалеешь? — странно улыбнулся Леонид.

Она готова была поручиться, что в глазах его плеснулась боль.

— А это уже от тебя зависит… Постой, ты куда это собрался? Довёл бедную девушку до белого каления и в кусты? Эй, я так не играю!

— Помнишь, я говорил тебе, что в твоих волосах хочется утонуть? Вот я и иду… топиться. Можно?

Леонид осторожно высвободился из её объятий. Выпрямился — Жанна немедленно ткнулась носом между пуговиц его рубашки — и обхватил ладонями её голову. Жанна почувствовала, как его лицо погружается в Пушистое Белое Облако, как мягкие губы слегка дотрагиваются до нежной кожи на темечке…

— Так ты на мою душу нацелился? Ну, попробуй… — хихикнула Жанна, и вдруг её тело изогнулось в судороге небывалого, почти мучительного наслаждения. «Молния, — промелькнула мысль, — это была молния. Только почему-то бьющая снизу вверх».

— Лёня, что это? — спросила она слабым голосом. Голова кружилась, в ушах стоял звон. Коленки дрожали, хорошо хоть под пледом это не слишком бросалось в глаза. — Что ты со мной делаешь?

— Тебе нравится? — спросил он, вынырнув из Белого и Пушистого. — Хочешь ещё?

«Нет, — хотела сказать Жанна. — Второго раза я не переживу», — хотела сказать Жанна. Вместо этого она зажмурилась и замотала головой — скорее утвердительно, нежели наоборот. Замерла, ожидая второго прикосновения, как удара. Сжалась в комок, когда его губы вновь дотронулись до неё там, наверху.

На этот раз всё было немного по-другому. Вместо молнии, ударившей откуда-то из-под земли и ушедшей в потолок, накатила волна, тёплая, тугая, захлёстывающая с головой. Жанна растворилась в ней, а когда волна схлынула, обнаружила, что её трясёт как в лихорадке, сердце готово выскочить из груди, а трусики мокры насквозь. «Ничего себе оргазм, — подумала она, с трудом приходя в себя. — Что же дальше-то будет, подумать страшно…»

Дальше, однако, не случилось ничего. Леонид уложил дрожащую, всхлипывающую от пережитого наслаждения Жанну на диван, заботливо укрыл пледом и нежно погладил по волосам. Затем до её слуха донёсся слабый щелчок — это Леонид выключил светильник-фламинго. Всё погрузилось в темноту, и Жанну мгновенно закрутил водоворот сна.

— Классный плеер, — сказала Альмира, впервые увидев Жанну после новогодних праздников. — Откуда такая роскошь?

— Лёня подарил, — небрежно ответила Жанна. — Правда, понтовый?





— Лё-ня, — со значением протянула Альмира, — Уже Лёня. Когда же это случилось, моя милая? Под звон курантов?

— Отстань, — отмахнулась Жанна. — Каждый празднует, как может.

— По тебе видно, подруга. Ты, похоже, целую неделю бухала. Похудела, под глазами круги, бледная, как девушка с косой… Ну-ка дыхни… Странно, а выглядишь так, словно тебя насквозь проспиртовали…

Жанна отвернулась и отгородилась от зануды Альмирки наушниками плеера. После возвращения из Софрина она не брала в рот ни капли спиртного. А круги под глазами… Не так уж они и заметны, особенно под слоем пудры. Конечно, если не спать ночи напролёт, урывая минуты для отдыха только днём, между приготовлением еды и уборкой, появятся и круги… А что делать, если Лёня уже к семи утра становится сонным и вялым, не способным даже на то, чтобы самостоятельно завесить окно шторами. Однажды под утро они уснули прямо на диване в её комнате и проспали почти до обеда. Жанну вырвал из забытья полный боли и гнева крик. Кричал Лёня — он сидел на диване, с головой закутавшись в одеяло, а на лице у него распухал огромный розовый волдырь. Такие же волдыри покрывали его руки и плечи. Перепугавшаяся Жанна отвела его в ванну, дрожащими пальцами нанесла на кожу прозрачный гель из тюбика (тюбик был странный, весь исписанный какими-то замысловатыми иероглифами), забинтовала поражённые места стерильным бинтом и помогла добраться до кабинета. Внутрь он ей войти не позволил. Выговорил странным, похожим на звук зажеванной магнитофонной кассеты голосом: «Спасибо» — и исчез за дверью. Жанна немного постояла на пороге, прислушиваясь, но в кабинете царила тишина. Целый день ей было не по себе из-за этого странного происшествия, она перерыла все свои учебники, но так и не поняла, что же спровоцировало аллергию. Вечером, однако, выяснилось, что от страшных волдырей не осталось и следа — кожа Лёни вновь стала чистой и мягкой, как у младенца, он вообще выглядел лучше, чем обычно, словно помолодел. Объяснил, что иногда такую реакцию могут вызвать обыкновенные солнечные лучи, и предложил повесить в Жанниной комнате плотные шторы. Теперь там было сумрачно даже днём, как и везде в квартире, но Жанне это не мешало. Дни для неё слились в одну плотную серую завесу, скрывавшую фантастическое великолепие ночных праздников. Целый день, возясь по хозяйству, пытаясь листать учебники или проваливаясь в короткий, не приносящий отдыха сон, она думала о том, как наступит вечер и её мужчина выйдет из своего кабинета, подтянутый, свежий и элегантный, поцелует ей руку и скажет что-нибудь ласковое… Потом они сядут ужинать, и она будет любоваться ловкими движениями его тонких пальцев, ломающих хлеб, управляющихся с ножом и вилкой, смотреть, как двигаются его пухлые красные губы, когда он пережёвывает мясо, подавать ему салфетку… и чувствовать себя счастливой, абсолютно, нереально счастливой… А потом они пойдут в гостиную и поставят какую-нибудь тихую музыку, и он расскажет о своих странствиях в далёких краях, а ещё позже они окажутся в её комнате, и там, в полутьме, её мужчина вновь прикоснётся к ней и подарит Жанне мгновения никем до того не испытанного блаженства…

Но Альмире этого не объяснишь. Даже если попытаться рассказать всё как есть — ну что она может понять? Тупая, серая скотинка, как и все вокруг… Так что и пробовать-то не стоит.

До зимних каникул Жанна дотянула с огромным трудом. Заниматься днём удавалось всё меньше и меньше, в сон тянуло после первой прочитанной страницы. Если бы не Лёня, написавший за неё две курсовые и подтянувший по биологии, сессию она завалила бы.

А так — ничего, обошлось. Альмирка звала с собой, в славный город Мухосранск-Верхневолжский, обещала массу развлечений и толпу мальчиков, но Жанна только слабо отнекивалась. Какие там мальчики, какие развлечения… И ведь миллионы людей всерьёз считают, что все знают о счастье, подумать страшно…

Все каникулы Жанна не выходила на улицу. Попыталась как-то сходить за продуктами на рынок, но на полдороге ей стало плохо, и она, чтобы не упасть, прислонилась к фонарному столбу. Тут же подскочил прилично одетый господин средних лет, участливо наклонился к ней. «Женщина, вам плохо?» Жанне, несмотря на обморочное состояние, стало смешно — её ещё никогда не называли женщиной. Помотала головой — нет, мол, нормально, отвали, дядя, — кое-как отдышалась, приплелась домой. Было очень муторно и обидно, хотелось выплакаться Леониду в плечо, но он, как обычно, спал в своём кабинете. Жанна едва удержалась, чтобы жалобно, побитой собакой, не поцарапаться в дверь. Вечером, когда она по возможности с юмором поведала ему эту историю, Леонид сказал:

— Всё, Жанночка, похоже, ты перетрудилась. Давай-ка избавим тебя от походов за продуктами. В квартале отсюда недавно открыли ночной магазин, всё необходимое я буду закупать там. А тебе надо побольше спать, ты совсем вымоталась за эту сессию.

Тут Жанна разнылась, что ей не в кайф спать одной, что она хочет всё время чувствовать его рядом, и упросила Леонида переехать из кабинета в её комнату. Он довольно долго сопротивлялся, но потом всё же уступил, напомнив ей про необходимость плотнее закрывать шторы.

С этого момента для Жанны наступил вечный праздник. Днём она, сделав несложные домашние дела, ощупью пробиралась в свою комнату, где на широком диване бесшумно спал Лёня, раздевалась и забиралась к нему под одеяло, обнимала его, прижималась длинными горячими ногами и, успокоившаяся и умиротворённая, засыпала. Просыпалась Жанна обычно от лёгкого прикосновения его ладони к своим волосам — как правило, Лёня не целовал её в темечко, когда она спала, но однажды такое всё же произошло, и пробуждение показалось ей сказочно прекрасным. Правда, встать после этого она не сумела — в ноги словно натолкали ваты, от низа живота к шее распространялось обессиливающее тепло. Леонид принёс ей ужин в постель, покормил с ложечки, как младенца, а потом убаюкал, держа её окутанную Пушистым Белым Облаком голову у себя на коленях.

Конец ознакомительного фрагмента.