Страница 28 из 29
Киммериец вышел в волнующуюся зелень сада, и когда рассветный ветер обдал его благоуханием цветов и деревьев, он вздрогнул, как человек, очнувшийся ото сна. Конан неуверенно обернулся, глядя на загадочную башню, оставшуюся за спиной. Неужели он попал под действие каких-то колдовских чар? Неужели все случившееся ему просто привиделось? И вдруг, пока Конан смотрел на нее, башня с карнизом из драгоценных камней, сверкающая на фоне розового заката, покачнулась, дрогнула и медленно обрушилась брызгами слепящих осколков.
Черный колосс
…Ночь Силы, когда сама Судьба величественно ступала по коридорам мира, словно колосс, восставший из древней гранитной колыбели…
1
Над таинственными и загадочными руинами Кутчемеса повисла вековая тишина, но в ней ощущался Страх. Он же трепетал в голове Шеватаса, принца воров, заставляя его резко и учащенно дышать сквозь стиснутые зубы.
Он казался самому себе единственным крошечным средоточием жизни среди колоссальных памятников запустения и разрушения. Даже стервятник не кружил черной точкой в бескрайних голубых просторах небес, выглаженных палящим солнцем до полной прозрачности. По обе стороны вздымались мрачные реликты давно забытой чужой эпохи: огромные каменные колонны, вонзающие свои остроконечные вершины в небо; длинные извилистые пунктиры полуразрушенных стен; обрушившиеся циклопические каменные блоки; расколотые фрески, жуткие черты которых стерли ветра и пыльные бури. От горизонта до горизонта протянулась голая пустыня без признаков жизни, рассеченная руслом давно высохшей реки, и в самой ее середине над сверкающими клыками руин и колоннами, торчавшими среди обломков, словно сломанные мачты затонувших кораблей, возвышался купол из слоновой кости, перед которым, дрожа, замер Шеватас.
Купол этот покоился на гигантском мраморном пьедестале, который, в свою очередь, являлся органичным продолжением ступенчатой возвышенности, расположенной на берегу древней реки. Широкие ступени вели к огромной бронзовой двери купола, общая конструкция которого напоминала половинку титанического яйца, установленного на ровное основание. Сам купол был сделан из слоновой кости и сверкал, словно отполированный чьими-то неведомыми руками. Точно так же блестели и переливались остроконечная башенка с золотым шпилем и надпись на куполе, сделанная иероглифами и растянувшаяся на несколько ярдов. Никто на земле не мог прочитать эти буквы, но Шеватас содрогнулся от смутных догадок, которые они навевали. Дело в том, что вор принадлежал к очень древней расе, чьи мифы уходили в такую седую древность, которая и не снилась современным племенам.
Шеватас был жилистым и гибким, как и подобает самому известному из всех воров Заморы. Свою круглую голову красивой и правильной формы он брил наголо, а из одежды на нем была лишь алая атласная набедренная повязка. Как и все представители его народа, он был очень смуглым, и на узком лице с резкими хищными чертами выделялись пронзительные черные глаза. Пальцы у него были длинными, тонкими и нервными, как крылья мотылька. На шитом золотом поясе висел в ножнах тисненой кожи короткий и узкий меч, эфес которого украшали драгоценные камни. Шеватас обращался с оружием с явной и преувеличенной осторожностью. Создавалось впечатление, что прикосновения ножен к обнаженной коже бедра заставляли его вздрагивать. Впрочем, на то у него были веские причины.
Таким был Шеватас, первый среди воров, чье имя с благоговейным трепетом произносили в притонах Болота и мрачных катакомбах под храмом Бела – бога, которого вот уже добрую тысячу лет прославляли и воспевали мифы и предания. Но сейчас, когда он стоял перед куполом из слоновой кости в Кутчемесе, сердце его глодал страх. Старинная постройка одним своим видом внушала сверхъестественный ужас. Три тысячи лет ее жгло безжалостное солнце и терзали ветра, но золото и слоновая кость по-прежнему сияли так же ярко, как и в тот день, когда неведомые руки возвели ее на берегу безымянной реки.
Словом, аура древних развалин была зловещей и сверхъестественной. Да и сама пустыня, раскинувшаяся к юго-востоку от границ Шема, считалась таинственной и загадочной. Шеватас знал, что в нескольких днях караванного пути на верблюдах к юго-западу отсюда течет великая река Стикс, совершая поворот под прямым углом к своему прежнему руслу, после чего направляется строго на запад, впадая в далекое море. В точке ее поворота и начинались земли Стигии, смуглой владычицы Юга, просторы которой, омываемые великой рекой, брали начало прямо из песков пустыни.
На востоке, как помнил Шеватас, пустыня сменялась степью, которая тянулась до самого гирканского королевства Туран, с варварской роскошью вставшего на берегах огромного внутреннего моря. В семи днях пути на север пустыня переходила в гряду голых и неприветливых холмов, за которыми начиналось плодородное нагорье Котха, самого южного государства хайборийской расы. На западе пески пустыни постепенно сменялись луговыми угодьями Шема, тянувшимися вплоть до самого океана.
Шеватас прекрасно знал все вышеперечисленное, не придавая, впрочем, особого значения этому знанию, – так горожанин прекрасно ориентируется на улицах родного города. Он любил странствовать по миру и мародерствовать в самых дальних его королевствах. Но сейчас он колебался, стоя на пороге величайшей авантюры в своей карьере, предвкушая и страшась самой богатой добычи в своей жизни.
В куполе цвета слоновой кости покоился прах Тугры Хотана, темного колдуна, правившего Кутчемесом три тысячи лет назад, когда королевство Стигия простиралось далеко на север от великой реки, через все луга и пастбища Шема, захватывая и высокогорье. В те времена хайборийцы всесокрушающей волной хлынули на просторы Юга, покинув пределы своей родной земли у самого Северного полюса. Это великое переселение растянулось на века и тысячелетия. Но во время правления Тугры Хотана, последнего из магов Кутчемеса, орды сероглазых и рыжеволосых северных варваров в волчьих шкурах и чешуйчатых кольчугах пришли сюда, на плодородное нагорье, чтобы огнем и мечом создать здесь королевство Котх. Подобно гигантской приливной волне, они захлестнули Кутчемес, омыли его мраморные башни кровью, и северное королевство Стигия прекратило свое существование, захлебнувшись в огне пожаров и грабежей.
Но пока варвары бесчинствовали на улицах города и вспарывали животы его лучникам, Тугра Хотан проглотил странное и ужасное снадобье, после чего жрецы в масках поместили его в могилу, которую он приготовил для себя собственноручно. Затем его фанатики и приверженцы совершили в гробнице обряд массового самоубийства, а вот варварам так и не удалось ни взломать дверь в усыпальницу, ни поджечь или разграбить ее. Они не стали задерживаться и двинулись дальше, превратив огромный город в руины, а Тугра Хотан невозбранно заснул вечным сном в своей гробнице, и запустение понемногу подтачивало величественные колонны, а река, что питала и кормила его земли в древности, пересохла и затерялась в песках.
Говорили, что вокруг костей великого колдуна лежат горы драгоценностей, и многие воры пытались добыть их, прельстившись несметными сокровищами. Но все они или погибли ужасной смертью на пороге усыпальницы, или же умерли во сне от страшных кошмаров с пеной безумия на губах.
Вот почему Шеватаса пробирала холодная дрожь, когда он смотрел на величественный купол, и была она вызвана не только легендой, которая гласила, что кости чародея стережет огромная змея. Имя Тугры Хотана испокон веков окутывал флер сверхъестественного ужаса и смерти. Со своего места вор видел развалины древнего зала, в котором закованные в цепи пленники преклоняли колени, после чего верховный жрец отрубал им головы, принося кошмарные жертвы Сету, богу-змею Стигии. Где-то рядом притаился и колодец, темный и бездонный, в который сбрасывали отчаянно вопящих жертв, дабы умиротворить жуткое бесформенное чудовище, поднимавшееся на поверхность из самых глубин ада. Легенды гласили, что Тугра Хотан был больше чем человек. Его культ, пусть и выродившийся, сохранился до сих пор, и почитатели колдуна чеканили монеты с его профилем, дабы умершие могли переправиться с их помощью через великую реку Подземелья, материальной тенью которой стал Стикс. Шеватас собственными глазами видел эти монеты, которые клали мертвым под язык, и лик колдуна навсегда запечатлелся в его памяти.