Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 10

А теперь вспомним Коннектикут. В школах, которые анализировала Хоксби, колебания в наполняемости классов располагались в очень узком интервале – между 17–20 и 20–25. Когда Хоксби говорит, что ее исследование ничего не выявило, она имеет в виду, что в этом среднем диапазоне она не увидела преимуществ у классов с меньшим количеством учащихся. Другими словами, где-то между Израилем и Коннектикутом эффект размера класса перемещается по кривой к плоской середине, где добавление ресурсов в образовательный процесс уже не повышает качество обучения.

Почему нет особой разницы между классом с 25 учениками и классом с 18? Нет сомнений, что последний вариант проще для учителя: меньше тетрадей для проверки, меньше детей, которых нужно запоминать и за успехами которых нужно следить. Но маленький класс дает положительные результаты только в том случае, если учителя меняют стиль преподавания при меньшей рабочей нагрузке. А имеющиеся данные свидетельствуют, что в среднем диапазоне учителя редко так делают. Они просто меньше работают. Это заложено в человеческой природе. Представьте, что вы врач и неожиданно узнаете, что в пятницу вам предстоит принять 20 пациентов вместо 25, но оплата не изменится. Вы что, станете уделять каждому пациенту больше времени? Или уйдете в половине седьмого вместо половины восьмого, чтобы наконец поужинать вместе с детьми?

Перейдем к главному вопросу. Может ли класс быть слишком маленьким? (В применении к заработку этот вопрос звучал бы так: может ли родитель зарабатывать слишком много денег?) Огромное число опрошенных мною учителей в США и Канаде дало утвердительный ответ на этот вопрос.

Вот типичное объяснение:

Для меня идеальное число – 18. Достаточно, чтобы ни один ребенок в классе не чувствовал себя беззащитным, но при этом каждый мог почувствовать свою значимость. Восемнадцать человек легко разделить на группы по два, три или шесть – в зависимости от нужной степени интимности. С 18 учениками я всегда могу уделить каждому из них персональное внимание. Двадцать четыре – мое второе любимое число; дополнительные шесть учеников еще больше повышают вероятность того, что среди них окажется какой-нибудь шалун, бунтарь или даже два, которые будут нарушать существующий порядок. Однако у такого числа есть и обратная сторона: его энергетическая масса больше напоминает аудиторию, нежели команду. Добавьте еще шесть учащихся до 30, и мы ослабим энергетические связи настолько, что даже самый харизматичный учитель не сумеет творить чудеса постоянно.

А что с другой стороной? Отнимите шесть от идеального числа – и получите Тайную вечерю. И это проблема. Двенадцать человек легко разместятся за праздничным столом; но это число слишком мало для многих старшеклассников: очень сложно сохранять обособленность в случае необходимости. В группе из 12 человек очень легко доминировать хулигану или задире. Если число учащихся уменьшится до шести, в ней вообще невозможно будет оставаться независимым. К тому же не останется места для разнообразия мыслей и впечатлений, без которого невозможно полноценное развитие личности.

Другими словами, справиться с маленьким классом учителю не проще, чем с большим. В одном случае проблема заключается в количестве потенциальных взаимодействий, которые необходимо регулировать. В другом случае это интенсивность таких взаимодействий. Как метко выразился один учитель, в слишком маленьком классе ученики начинают себя вести как «дети на заднем сиденье автомобиля. Задирам просто некуда деваться друг от друга».

А вот еще один комментарий учителя средней школы. Недавно ему пришлось работать с классом из 32 учеников, от чего он явно не пришел в восторг. «Увидев такой гигантский класс, я первым делом подумал, сколько времени придется убить на проверку домашней работы, хотя я мог бы провести его со своими детьми». Но при этом ему бы не хотелось работать в классе меньше 20 человек:

Источник жизненной силы любого класса – дискуссия, а для ее ведения необходима определенная критическая масса. В настоящее время я работаю с классами, где есть ученики, которые вообще никогда не участвуют в обсуждениях, это кошмар какой-то. Если учеников слишком мало, обсуждение страдает. Кажется нелогичным, ведь я всегда считал, что робкие дети, которым неловко выступать в классе из 32 учеников, охотнее разговорятся в классе из 16 человек. Но я ошибался. Робкие дети робели вне зависимости от размера класса. А если класс слишком маленький, то среди участников не наблюдается широкого разброса мнений, необходимых, чтобы дискуссия развивалась. К тому же очень маленькая группа лишена той энергии, что возникает в результате трений между людьми.

А если класс очень-очень маленький? Бойтесь такого как огня.





У меня был класс по французскому языку из 9 учеников-двенадцатиклассников. Мечта, да? А вот и нет, ночной кошмар! На изучаемом языке невозможно вести ни беседы, ни дискуссии. Трудно играть в игры для закрепления лексики, совершенствования грамматики и тому подобного. Нет движущей силы.

Экономист Джесси Левин провел интереснейшее исследование, объектом которого стали голландские ученики. Он подсчитал, сколько в классе учеников одного уровня академических способностей, и выяснил, что их число удивительным образом коррелирует с успеваемостью, в особенности у отстающих учеников[10]. Другими словами, если вы ученик, особенно не самый сильный, вам нужны рядом сверстники, задающие те же вопросы, решающие те же задачи и переживающие из-за тех же проблем, что и вы. Так вы будете чувствовать себя менее изолированно и чуть более уверенно.

Но в маленьких классах сделать это проблематично, утверждает Левин. В классе, где слишком мало учеников, снижается вероятность того, что дети будут окружены критической массой похожих на них ровесников. Слишком большое сокращение численности классов, предупреждает Левин, «лишает отстающих учеников возможности общаться со сверстниками, у которых можно учиться».

Теперь понимаете, почему Тереза Дебрито так беспокоилась о «Шепог-Вэлли»? Она директор средней школы, где обучаются дети как раз того возраста, в котором начинается трудный переход к подростковому периоду. Они неуклюжи, застенчивы и боятся показаться слишком умными. Увлечь их, заставить выйти за рамки стандартного общения с учителем типа «вопрос-ответ», говорит Дебрито, все равно что «вырывать зубы». Она хотела слышать в классе множество интересных и разнообразных голосов и чувствовать оживление, генерируемое критической массой учеников, пытающихся разрешить одни и те же проблемы. Как же это сделать в полупустом классе? «Чем больше учеников, – объясняет она, – тем разнообразнее протекают обсуждения. Если в классе слишком мало детей данного возраста, на них словно надевают намордник». Она не сказала этого вслух, но, если бы кто-нибудь вдруг решил выстроить огромный жилой массив на раскинувшемся рядом со школой поле, она бы особо не возражала.

«Работать я начала в Меридене, учителем математики в средней школе, – продолжает Дебрито. Мериден – средних размеров город с менее состоятельным населением в другой части штата. – В самом большом моем классе было 29 детей». Она рассказывала, как трудно было работать, сколько сил отнимала необходимость искать индивидуальный подход к такому числу учеников. «Нужно иметь глаза на затылке. Ты должна слышать, что происходит, когда ты работаешь с какой-то одной группой. С таким количеством детей нужно быть первоклассным учителем, иначе кто-нибудь из них, спрятавшись за спинами товарищей, обязательно будет заниматься своими делами, не имеющими ничего общего с темой урока».

А затем она призналась: ей нравилось преподавать в том классе. Это был один из лучших годов в ее учительской карьере. Самая большая проблема учителя математики у двенадцати-тринадцатилетних – воспринимать преподавание как увлекательное занятие. И 29 учеников в одном классе делали эту работу увлекательной. «Там было еще столько сверстников, с которыми можно общаться. Они не варились постоянно в одной и той же группе. Столько возможностей разнообразить свои впечатления. И это серьезная задача: каким образом увлечь, обогатить и подбодрить ребенка, с тем чтобы он не оставался пассивным».

10

Очевидное исключение: дети с серьезными поведенческими расстройствами или трудностями в обучении. В случае учеников с особыми потребностями перевернутая U-образная кривая сдвигается далеко вправо.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.