Шпионские игры

В том месте, где ближе к мосту заканчивался тротуар, горел фонарь. Кира встала так, чтобы свет падал у нее за спиной. Агент мог видеть ее силуэт, но не лицо.

Затаив дыхание, она огляделась. Фонарь освещал ряд деревьев впереди, но дальше было темно. Ни движения, ни звука – только шум воды и шоссе.

Что-то было не так. Но что именно?

Агент увидел ее и повернулся. Вне всякого сомнения, он ее заметил. Достал еще одну сигару, щелкнул зажигалкой, и Кира на мгновение увидела его лицо. Нахмурившись, он спрятал зажигалку в карман. Агент мог различить ее в темноте, но Кира была уверена, что он ждал мужчину, а не женщину.

И тут он сделал то, чего делать не следовало.

Он помахал ей, приглашая подойти ближе.

Кира сжала кулаки, пытаясь успокоить нервы. С бесстрастным выражением лица, слегка наклонив голову, она лихорадочно обдумывала ситуацию. Ей потребовалась лишь доля секунды.

«Ты меня не знаешь», – решила она.

Они никогда прежде не встречались, и Кира не была его связным. Агент, которого больше всего беспокоит собственная безопасность, отнесся бы с подозрением к незнакомцу, пришедшему на встречу в уединенное место. Кира могла оказаться просто туристкой, хотя в такое время и в таком месте это маловероятно, или, что больше похоже на правду, сотрудником венесуэльской службы безопасности, так что для него логичнее было бы не обращать на нее внимания, как на обычного прохожего. Это в ее задачу входило дать ему заранее условленный сигнал, подтверждая, что она и есть та самая, кого он ждет, и что за ней нет слежки. Затем агент должен был ответить ей своим условным сигналом. Он нарушил это элементарное правило.

«Нервничаешь?»

Это было единственным объяснением его поведения. Он опытный сотрудник СЕБИН, профессионал. Но сейчас просто забыл о том, чему его учили.

«Почему ты нервничаешь?»

Вариантов было два. Либо он подозревал слежку, но тогда он должен был дать ей знак. Или он точно знал о слежке, но тогда ему вообще не надо было приходить. Оба варианта предполагали, что это предатель, которому в случае ареста грозит заключение или смертная казнь.

Но если ему ничто не угрожало, значит он нервничал по какой-то совершенно иной причине.

«Ты пришел, амиго. Не подал сигнал. И нервничаешь».

СЕБИН здесь. Но агент все равно хотел, чтобы она шагнула на мост.

Он не боялся, что его схватят. Боялся, что не схватят ее. Что в финале игры, ставкой в которой был он сам, его ждет поражение.

И тут Кира все поняла – настолько отчетливо, как будто все уже случилось.

Венесуэльский «эль президенте» имел полную власть над судами. В том, что арестованного сотрудника ЦРУ обвинят во всех мыcлимых и немыслимых грехах, можно не сомневаться. Ее бы использовали, чтобы добиться извинений и уступок от США. Президент сделает публичным процесс, который затянется на недели, а возможно и месяцы. Он захотел бы поставить на колени ее, ЦРУ, Соединенные Штаты. Он заявил бы, что ее арест – доказательство того, что США хотят его свергнуть, возможно, убить, и все для того, чтобы прибавить себе популярности в глазах союзников здесь и за рубежом. Он объявил бы каждого американца в посольстве персоной нон грата и в наказание выслал бы их из Венесуэлы. А когда бы все закончилось, вовсе не обязательно, что из страны выслали бы и ее. Он держал бы ее на виду, как запылившийся трофей, – скорее на злость врагам (единственному врагу), чем на радость союзникам.

Подобно тому как северокорейцы держали военный корабль США «Пуэбло» в порту Вонсан, СЕБИН держал бы Киру Страйкер в тюрьме Лос-Текес.

Агент замер с поднятой рукой. Он понял свою ошибку.

Ближайшая конспиративная квартира была в шести кварталах.

Кира бросилась бежать.

Из темноты высыпали штурмовые отряды СЕБИН – люди в черных масках, шлемах и бронежилетах, вооруженные пистолетами и карабинами. Все что-то кричали по-испански. Три отряда, человек по шесть в каждом, заняли позиции по обеим сторонам моста среди деревьев, где темнота обеспечивала им почти идеальное прикрытие. Прямо на середине моста неожиданно возник еще один отряд солдат, которые до этого лежали в узком пространстве под грязной решеткой. Наверняка их было больше, – вероятно, наблюдатели сидели в ближайших зданиях и даже на крышах. Кира оказалась бы в ловушке, едва ступив на мост.

Первый отряд, прятавшийся под мостом, пытался выбраться из-под решетки. Мост был узкий, а их снаряжение – довольно громоздкое. Им требовалось секунд тридцать, чтобы добраться до берега.

Второй отряд находился на другой стороне реки, в двадцати метрах от Киры. Они были уже на мосту, но вылезавшие из-под решетки преградили им путь. Второй отряд не мог начать действовать еще почти минуту.

Третий отряд на ее стороне моста расположился в самом низу набережной, прямо над каналом и за деревьями, всего в десяти метрах, но, чтобы добраться до Киры, им приходилось продираться сквозь заросли, которыми был покрыт земляной вал. Ближайший солдат мог выбраться наверх за три секунды, но было уже слишком поздно. С Кирой их разделяло тридцать метров.

Она бежала изо всех сил, и никто из солдат, которым мешало оружие и амуниция, не мог ее догнать. Устремляясь к переулку слева от нее, Кира молилась, чтобы в темноте не оказалось еще одного отряда.

Свернув за угол, она не увидела света в конце переулка.

«Нет света – нет СЕБИН, – поняла она. – И выхода тоже нет».

Попытавшись затормозить, она поскользнулась на грязном бетоне и поняла, что сейчас ударится о стену. Выставив перед собой руки, чтобы смягчить удар, оттолкнулась от стены и снова побежала.

От второго переулка ее отделяло еще метров десять, которые она преодолела за три секунды и вдруг увидела, как стоявший за углом человек в черном начал поднимать оружие. Кира продолжала бежать так быстро, как только могла, и не смогла бы остановиться по его приказу, даже если бы захотела. Подняв руку, она ударила его по горлу ребром ладони, а он толкнул ее на мокрую землю. Но солдату пришлось намного хуже. От ее удара он не удержал равновесия и, опрокинувшись, рухнул на бетон, сломав ребра, ключицу и порвав сухожилия на руке. Вряд ли в ближайшие месяцы он сможет снова поднять оружие.

Шум автострады нарушили отрывистые щелчки.

«Идиота!» – крикнул кто-то по-испански.

Кира метнулась в темноту, молясь, чтобы не налететь на кучу мусора, бездомного или какие-нибудь отбросы.

Она услышала позади шаги – ей показалось, не меньше шести человек, – но она не стала оборачиваться. Судя по звуку, они вошли в тот самый переулок, из которого она только что выбежала.

Кира слегка замедлила бег. Перевалило за полночь, и улицы были почти пустынны. Свернув направо, она продолжала бежать, не совсем уверенная, куда именно направляется. Впереди, метрах в двухстах, находился «Эль мусео де лос ниньос» – Детский музей, куда она и понеслась. Кира тяжело дышала, сердце отчаянно колотилось в груди. Одна рука почему-то онемела.

Она добралась до музея – странного творения современной южноамериканской архитектуры, с тысячами граней, в окружении деревьев, киосков и табличек: тут было множество мест, где беглец мог оторваться от преследователей. Кира побежала вокруг здания. Шаги теперь слышались на еще большем отдалении, почти теряясь на фоне шума редких машин. Где-то завыла сирена, и Кира подумала, что бы это могло значить. Штурмовые отряды наверняка вызывают подкрепление по закодированным радиоканалам. Пока что ей удалось ускользнуть, но, если погоня затянется, они наверняка будут преследовать ее на машинах. Ничего не оставалось, как попытаться сбить их со следа.

Кира пересекала территорию музейного комплекса так быстро, что едва успевала огибать углы. Наконец она выбежала на улицу.

Четыре квартала до конспиративной квартиры.

Нужно было подальше уйти от преследователей, чтобы никто не видел, как она входит в дом, где находится конспиративная квартира: иначе ее быстро обнаружат. Кира свернула направо, на авениду Боливар – восьмиполосную магистраль с деревьями по обеим сторонам и бетонным разделителем посередине. Улица была хорошо освещена, что могло выдать Киру, как только солдаты выбегут из переулка. К этому моменту нужно оказаться на другой стороне. В столь ранний час движение небольшое – еще не было сплошного потока машин, ползущих в пробке.