Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 12

– Так что, как видите, я ваш хозяин. А вы все, без исключения, уволены. Уволены потому, что я так хочу.

А больше ничего не сказал. Из ресторана навсегда исчезли администратор, два охранника – бывших мента и обслуживающая его в тот вечер девочка-официантка.

Это был только один случай. Каждая подобная история в его жизни была исключительна в своем роде. Так многолик, неповторим и разнообразен был мой кошмар.

Так, как мой кошмар, никто и никогда мне в жизни не улыбался. Он улыбался – и по этой улыбке невозможно было определить, казнит ли он тебя или оставит в живых. Он всегда улыбался перед тем, как сказать какую-то неповторимую гадость или сделать подлость. И, умея растоптать любого, делал это с успехом и всегда держал себя после этого так, как будто был беспрекословно прав. А прав он был потому, что в заграничных банках у него были большие деньги. Только об этом никто не знал.

С каждым годом, внимательно рассматривая все увеличивающуюся цифру в своем паспорте, он подбирал себе все более молоденьких партнерш. Он называл их исключительно партнершами, но девочки об этом не знали. Когда мы встретились, ему было 39, мне-20. И я казалась ему слишком ранней. Чтобы не пачкаться о кремы, помаду, пудру и всякие женские штучки, он всегда одевал на свидания самую старую порванную рубашку. У него был по этому поводу пунктик. Он считал, что чем хуже ты выглядишь на свидании, тем больше вероятность того, что партнерша не догадается, сколько у тебя денег. И потом, зачем одевать рубашку, если все равно ее придется снимать?

Мы встречались всегда по одному и тому же сценарию. На своем роскошном мерседесе он подъезжал, когда полностью стемнеет, к моему дому. Я выходила и садилась в машину. Мы ехали на квартиру, которую он совсем недавно купил. Квартира была полностью разбита. Без ремонта, разбитая и страшная. Сантехника вся старая, а мебели почти нет. Вдобавок – низкие потолки, маленькие окна и одна комната темная. Он купил эту квартиру потому, что она была очень дешевая. И еще потому, что ему было абсолютно все равно, где жить.

Мы заходили в комнату, которая именовалась гостиной потому, что в ней стояли старый советский черно-белый телевизор и жесткий, с потертой спинкой, диван, на котором он спал. В спальне (другой комнате) кроме стула вообще ничего не было. На подоконнике гостиной лежал второй его мобильный телефон. Первый был в машине. А третий он вечно носил с собой. Мы заходили в комнату, он плотно закрывал за собой дверь и включал телевизор. Потом начинал раздеваться.

Я не знаю, зачем он включал телевизор, если в квартире больше никого не было, кроме нас, но очень долго после этого я не воспринимала секс под синхронный текст телевизионного видеоряда. Аллергия на секс под громкость включенного телевизора сохранилась у меня до сих пор. Что может быть в жизни хуже? Особенно, если показывают какую-то дебильную рекламу! Моя лучшая подруга (она не замужем, ей 30 лет) говорит, что мужчинам надо прощать их маленькие слабости и сохранять спокойствие даже в том случае, если встречаешь собственного любовника в компании четырех самых высокооплачиваемых стриптизерш. Не знаю, сколько здесь правды. Но я могу дать мужчинам маленький приятный совет. Если вам до безумия надоела женщина и вы хотите от нее избавиться, то обязательно включите телевизор и начните заниматься с ней сексом. Очень даже помогает. Через некоторое время эта женщина не захочет видеть вас – больше никогда.

Так вот – он включал телевизор и начинал раздеваться. Он делал это медленно и педантично – так, будто собирался относить грязные вещи в прачечную. Он вынимал из карманов носовые платки, медленно снимал галстук. Потом пиджак рубашку – все это гладенько и аккуратненько складывая на полу. Я не знаю, что думают мужчины по поводу своей сексуальной привлекательности в носках и трусах, но я точно знаю, что думают женщины по этому поводу.

И если б хотя бы один мужчина на земле мог подслушать мысли своей любовницы или жены, дефилируя перед ней в порванных носках и китайских трусах, то этим двум туалетным принадлежностям могло бы грозить вечное исчезновение из обихода. Так вот: дефилируя передо мной в дешевых порванных носках и трусах он начинал разговаривать по телефону – потому, что кто-то обязательно должен был позвонить в этот момент. Он бросал на ходу:

– Подожди совсем забыл – и начинал расхаживать по комнате, что-то рассказывая. Я тихо наблюдала, ловя каждое слово.

Потом он одевался так же, как и раздевался – методично и плавно. И на своем мерседесе отвозил меня домой. После чего бегло прикасался губами и говорил:

– Созвонимся, пока.





Это означало, что я должна его ждать. Всегда.

Был всего лишь крошечный эпизод, в самом начале – как сцена из фильма. Одно действие – один эпизод. Собственно, никакого действия здесь не было, только слова. Все происходило, как обычно. Только почему-то именно это осталось в моей памяти – в отличие от всех прочих слов…

Наше свидание было завершено. Он был уже полностью одет, но, прежде чем отвезти меня домой, сел на диван, стал кому-то звонить, не дозвонился… Затем принялся разглагольствовать.

Говорить он любил так же, как любил деньги. В процессе длинных тирад лицо его принимало такое одухотворенное выражение, что просто нельзя было поверить в то, что этот человек умеет лгать. Он «становился в позу», возводил очи горе и принимался излагать нечто – что, как правило, чаще всего слушал он сам.

Но в тот раз его слова отчетливо запечатлелись в моей памяти, и, как выяснилось, сохранились надолго. Я отчетливо запомнила эту сцену. И потом не раз возвращалась в своей памяти, пытаясь понять, хоть как-то проанализировать странную личность этого человека.

Так вот: он не дозвонился кому-то, бросил на диван телефон. Потом посмотрел на меня (искоса, как будто исподтишка – неприятный такой взгляд), и сказал:

– Я могущественный человек. Ты даже не представляешь себе, насколько. Я могу сделать все, что хочу, потому, что умею обращаться с людьми. Я умею ими манипулировать. Я могу заставить человека сделать то, что я от него хочу. У меня есть один из главных символов убеждения – деньги. Конечно, одних денег недостаточно. Но есть и другие способы. Я очень могущественный человек – потому, что я умею диктовать свою власть другим. Я могу уничтожить любого. Могу разрушить город, и заново его построить. В последнее время я все чаще и чаще задумываюсь о том, чтобы пойти в политику. У меня уже есть предложения. На самом деле, у меня есть все возможности для того. Чтобы стать блестящим политиком. Во-первых, я подлец. Во-вторых, люди для меня – ничто. Ради моих интересов, или просто так, от нечего делать, я могу переступить через любого. Но в то же время я умею прикрываться всякими высокими словами – о нации, патриотизме, и т. д. Я умею сделать так, чтобы мои слова звучали красиво, и им поверили. И, наконец, третье: а третье это то, что в политике действуют абсолютно те законы, что хорошо работают в бизнесе. Говорить надо то, что можно продать быстро и выгодно, причем каждый день на этот товар – другая цена. Говорить в политике нужно только то, что можно хорошо продать. Это как залежалый товар на складе, который никто не хочет брать, а ты под шумок скидываешь его приехавшему из глухой провинции оптовику, причем по самым высоким розничным ценам. Я начал свой бизнес не честным путем, я уже привык к этому. Честно я работал бы на одну зарплату в какой-нибудь захолустной конторе. Моя душа требует больших масштабов. Нет, я все чаще и чаще начинаю задумываться о том, чтобы идти в политику.

Внутри себя я не могла не согласиться с ним. Он был абсолютно прав – я сразу это почувствовала. Я уже догадывалась о том, как умеет этот человек лгать. Он лгал бы так вдохновенно, что ему сразу бы поверили толпы. Он стал бы еще настоящим героем нации!

Но внешне я никак не хотела проявлять своих чувств, поэтому спросила:

– Ты и через меня сможешь переступить, если потребуется?

– Ну зачем ты все воспринимаешь на свой счет?