Улугбек

Улугбек

Таким восстановил облик Улугбека на склоне его жизни советский ученый-скульптор М. М. Герасимов.

ВНУК ТИМУРА

Египет, Рим, Китай держи ты под

пятой,

Владыкой мира будь — удел конечный

твой

Ничем от моего не будет отличаться:

Три локтя савана и горсть земли

сырой.

Омар Хайям

Он родился в пути, в боевом походе... Армия Тимура шла завоевывать Кавказ. Как всегда, Повелителя Мира сопровождали не только взрослые сыновья, но и жены, наложницы, жены сыновей и малолетние внуки. Даже беременной Гаухар-Шад, жене царского сына Шахруха, не позволили остаться дома.

Во время долгой стоянки обоза в Султании Гаухар-Шад 22 марта 1394 года родила Тимуру еще одного внука. Когда гонец, скача почти целый месяц, привез весть об этом в Месопотамию, в передовой отряд, Тимур так обрадовался, что вопреки обыкновению пощадил защитников захваченного

накануне города. Это было первое доброе дело, совершенное новорожденным, — пока еще без своего ведома...

Мальчика назвали Мухаммед-Тарагаем. Прежде чем глаза его начали различать окружающий мир, а губы сумели произнести первое слово, крошечный Мухаммед уже успел совершить несколько дальних путешествий. Его колыбель везли вслед за армией по каменистым дорогам Армении, по болотистым равнинам Месопотамии, по горным перевалам Ирана. Потом угрук — так называли царский обоз — был отправлен в Самарканд, чтобы вскоре снова двинуться вслед за воинами в чужие края — через пустыни и горы, через реки и болота, опять на Кавказ.

Мухаммед-Тарагай долго не знал родины. Не помнил он и своей матери. Вскоре после рождения его отобрали у нее и отдали на воспитание старшей жене Тимура, властной Сарай-Мульк-Ханым. Таково было правило, которое никто не смел нарушить. Мальчик виделся с матерью и отцом лишь изредка, проездами через Герат, где Шахрух был наместником.

Воля Тимура посылала воинов на завоевание все новых и новых стран.

— Вся вселенная не заслуживает того, чтобы иметь двух повелителей, — говорил он приближенным.

И повсюду вслед за армией кочевал и маленький Мухаммед-Тарагай. Из всех своих многочисленных внуков Тимур почему-то особенно привязался к этому худенькому, слабому здоровьем мальчику. И придворные, заметив такую привязанность, стали угодливо называть Мухаммеда Улугбеком — «великим беком».

Постепенно это прозвище так прижилось, что настоящее имя совсем забыли. Как Улугбек он и вошел в историю.

Осенью 1398 года Тимур двинул свои тумены на Индию. Он снова хотел взять с собой и Улугбека, и только боязнь за здоровье внука в чужой стране с влажным и жарким климатом заставила его отказаться от этого намерения. Улугбек и Сарай-Мульк провожали армию до Кабула. А через полгода первыми встречали ее весенним вечером на берегу Аму-Дарьи возле Термеза.

Улугбеку исполнилось уже пять лет, и встреча эта была первым ярким воспоминанием его жизни. Торжественно ревели огромные медные трубы — карнаи. Солнце ярко сверкало, отражаясь в блестящих щитах воинов, — казалось, оно светит отовсюду. Свежий ветер колыхал белые султаны на шлемах.

Через реку навели специальный плавучий мост, устланный коврами. Когда Тимур проехал, по нему, мост немедленно разрушили: никто не смел вступить на него после Повелителя Мира. Армия переправлялась вплавь. Над мутной водой всю ночь стоял разноголосый шум, сверкали факелы, неистово ржали кони.

Нескончаемой цепью спускались к реке вьючные лошади, ишаки, верблюды. Они несли богатейшую добычу, захваченную в сожженных и растоптанных индийских городах. Словно ожившие горы, брели через реку слоны с пестрыми попонами и резными беседками на спинах. Их было так много, что Улугбек сбился со счета и только восторженно вскрикивал и хлопал в ладошки.

Тимур сделал двухдневную остановку в Термезе. И все это время через реку переправлялись воины, перевозили награбленные сокровища, перегоняли угрюмых, обессилевших от дальнего пути рабов. Их были тысячи. Во всех захваченных городах Тимур приказал отбирать лучших мастеров: каменщиков, живописцев, оружейников, чеканщиков — и, заковав в цепи, гнать в Самарканд.

Днем и ночью звенели цепи на переправе. Но Улугбек не слышал этого похоронного звона, увлекаясь пирами, которые устраивали по нескольку раз в день в честь Тимура, и заслушиваясь рассказами о геройских подвигах багатуров.

Мальчик завидовал двоюродному брату Халилю. Еще бы — в бою за индийскую столицу, когда войско Тимура на какой-то миг дрогнуло под натиском вражеских боевых слонов, смелый Халиль первым кинулся вперед и даже захватил одного слона и пригнал его в подарок к шатру деда. А ведь Халилю всего пятнадцать лет...

«Скорее бы подрасти! — мечтал Улугбек. — Мчаться на коне в самую гущу сечи, тысячами повергать врагов, захватывать у них слонов, оружие, красивые камни». Он видел лишь парадную сторону войны и совсем не думал о том, сколько крови и грязи оставили на вытоптанных индийских полях воины Тимура. Он не знал, что по приказу его деда перед битвой у стен Дели в одну ночь перебили сто тысяч безоружных пленников — просто так, для острастки и из опасения, как бы они не восстали.

Улугбек упивался хвастливыми рассказами, гордился своим непобедимым дедом, был совершенно ошеломлен пышной роскошью пиров и победных празднеств, которым не виделось конца. Пировали в каждом городе по пути к Самарканду и особенно на родине Тимура, в Кеше, где, как велеречиво записали придворные историки, «в течение пятнадцати дней его величество отдыхал в тамошнем дворце, утешаясь конем безмятежной небесной сферы, течением государственных дел по желанию, движением звезд, покорных его велениям, временем, состоящим у него слугою, и судьбою, его рабыней».

Пировали все лето и в Самарканде. Тимур решил сделать его столицей мира. В центре городской крепости он приказал построить громадный, в четыре этажа, дворец Кок-Сарай. Дворец получился какой-то странный — мрачный, угрюмый, больше похожий на тюрьму. Он и в самом деле стал тюрьмой для пленных чужеземных мастеров, которые денно и нощно ковали здесь мечи, кольчуги, щиты. Тут же, в Кок-Сарае, хранилась казна.

Самарканд и прежде славился малиновым бархатом, который вывозили отсюда во многие страны, шелком, тафтой и превосходной бумагой. Сотни водяных мельниц шумели по берегам арыка Оби-Рахмат, приводя в движение бумажные станки.

Теперь Тимур решил завести и новые ремесла, чтобы руками пленных мастеров приумножить славу Самарканда. Из далекого Дамаска везли ткачей, которые умели выделывать узорчатые шелковые ткани, стеклодувов и гончаров, оружейников, славившихся своими клинками и дальнобойными гибкими луками. Из Турции пригнали каменщиков и золотых дел мастеров. Чужеземные инженеры и бомбардиры трудились в подвалах Кок-Сарая над изготовлением новых смертоносных катапульт.

Тимур не брезговал ничем. Порой он действовал, как заправский мелкий вор. Из Герата, например, он увез... городские ворота и поставил их в своем Кеше.

Сколько людей было оторвано от родных мест и согнано в Самарканд, никто не знал точно. Говорили, будто не менее полутораста тысяч человек. Во всяком случае, все пленники не умещались в городе. Многие жили в пещерах, зиявших на склонах старого городища Афросиаба, или просто под деревьями у городских стен.