Как дети добиваются успеха

«Проект дошкольного образования Perry» (Perry Preschool Project) пользуется в кругах социологов определенной известностью, и Хекман несколько раз сталкивался с ним в ходе своей карьеры. В том, что касается педагогического вмешательства в раннем детстве, этот эксперимент всегда считался своего рода неудачей. Да, дети из экспериментальной группы значительно лучше справлялись с когнитивными тестами, посещая детский сад и еще в течение года-двух учебы в школе, но этот успех не задерживался надолго, и к тому времени, как они шли в третий класс, их уровень IQ не превышал уровня IQ детей из контрольной группы.

Но когда Хекман и другие исследователи стали изучать долгосрочные результаты программы Perry, данные выглядели более многообещающими.

Действительно, программа Perry не оказывала долгосрочного воздействия на IQ детей. Но все же в детском саду с ними случалось нечто важное – и, что бы это ни было, позитивный эффект этого ощущался еще долгие десятилетия.

По сравнению с контрольной группой учащиеся «Проекта Perry» с большей вероятностью оканчивали среднюю школу, с большей вероятностью имели место работы в возрасте 27 лет, с большей вероятностью зарабатывали более 25 тысяч долларов в год к 40 годам, с меньшей вероятностью подвергались арестам, с меньшей вероятностью сидели на пособии по безработице.

Хекман поглубже копнул результаты эксперимента Perry и узнал, что в 1960—1970-х годах исследователи собрали базу данных по учащимся, которая так и не была проанализирована. Речь шла о докладах учителей начальной школы, где оценивались дети как из экспериментальной, так и из контрольной группы с точки зрения «личного поведения» и «социального развития».

Первый термин означал, как часто ученик ругался, лгал, воровал, отсутствовал на занятиях или опаздывал; вторым термином обозначались оценки уровня любознательности каждого учащегося, а также его взаимоотношения с одноклассниками и учителями.

Хекман назвал эти навыки некогнитивными, поскольку они коренным образом отличались от IQ. И спустя три года тщательного анализа Хекман и его коллеги смогли подтвердить, что эти некогнитивные факторы, такие как любознательность, самоконтроль и социальная подвижность, были ответственны примерно за две трети всех преимуществ, которые программа Perry давала своим учащимся.

Иными словами, «Проект дошкольного образования Perry» сработал совершенно не так, как все предполагали.

Добросердечные педагоги, которые запустили его в шестидесятых, думали, что создают программу по совершенствованию интеллекта детей из бедных семей. Они, как и все прочие, верили, что это единственный способ помочь бедным детям продвинуться вперед.

Сюрпризом номер один стало то, что они создали программу, которая не так уж сильно (в долгосрочной перспективе) развивала IQ, но действительно улучшала поведение и социальные навыки. Сюрпризом номер два – то, что она тем не менее помогала: для детей из Ипсиланти эти навыки и черты характера оказались весьма полезными и ценными.

Собирая материал для этой книги, я провел много времени, обсуждая вопросы успеха и навыков с целым рядом экономистов, психологов и неврологов; многие из них были знакомы с Джеймсом Хекманом через одного-двух коллег. Но лично для меня вот что подвело фундамент под их исследования, вдохнуло в них жизнь и наделило смыслом – иной род исследовательской работы, которую я проводил параллельно: в общественных школах и педиатрических клиниках, в ресторанах фастфуда, где я разговаривал с молодыми людьми, чья жизнь воплощала и иллюстрировала сложный вопрос о том, какие именно дети добиваются успеха и как они это делают.

Возьмем, к примеру, Кевону Лерма. Когда я познакомился с ней зимой 2010 года, она жила в Чикаго, в Саутсайде – не так уж далеко от кампуса Чикагского университета, где преподавал и жил Хекман.

Кевона родилась за 17 лет до этого все в том же Саутсайде. Ее мать родила своего первого ребенка, старшую сестру Кевоны, будучи еще подростком. У Кевоны было беспокойное детство «перекати-поля». Пока она была младенцем, ее мать успела переехать вместе с семьей в Миссисипи, затем в Миннесоту, а потом вернулась в Чикаго – по мере того как вступала в новые отношения с мужчинами, прекращала их и попадала в разные неприятности. Когда дела оборачивались скверно, все семейство коротало дни в убогих приютах для бездомных или кочевало по гостиным друзей матери. Иногда прабабушка Кевоны брала детей к себе, чтобы дать их матери еще одну возможность разобраться с собственной жизнью.

– На самом деле у меня никогда не было домашней семьи, – сказала мне Кевона, когда мы впервые с ней разговаривали.

Мы сидели в кофейне в районе Кенвуд. Была середина неприветливой чикагской зимы, и окна изнутри запотели. У Кевоны была смуглая кожа, большие красивые глаза и прямые темные волосы; она сидела, наклонившись вперед, грея ладони о кружку горячего шоколада с пенкой.

– Меня швыряло то туда, то сюда, отца не было, иногда я жила с бабушкой. Сплошной бедлам! Я чувствовала себя брошенной.

Кевона рассказывала, что в детстве ненавидела школу. Она так и не научилась хорошо читать, и в начальной школе с каждым годом все больше и больше отставала, попадая в неприятности, пропуская занятия и огрызаясь на учителей.

Учась в шестом классе и живя за пределами Миннеаполиса, она успела собрать к середине года 72 замечания за плохое поведение, и поэтому ее перевели в спецкласс для отстающих. Его она тоже терпеть не могла. За несколько недель до конца учебного года ее исключили из школы за драку.

К тому времени, как мы с Кевоной познакомились, я уже несколько лет писал о детях, растущих в бедности, и слышал немало историй, похожих на эту. Очень может быть, что каждая несчастная семья несчастлива по-своему, но в семьях, которые пребывают в силках нищеты в течение нескольких поколений, складывается шаблон, который становится удручающе привычным – кажущийся бесконечным порочный круг отсутствующих или небрежных родителей, скверных школ и необдуманных поступков.

Я знал, чем обычно оканчиваются истории, подобные истории Кевоны. Девочки с таким «послужным списком», каковы бы ни были их самые добрые намерения, уходят из школы, не окончив ее. Они беременеют и рожают, будучи еще подростками, а потом отчаянно пытаются поднять собственную семью в одиночку, и спустя очень недолгое время их собственные дети катятся все по той же проторенной дорожке к неудачам.

Но в какой-то момент на этом пути жизнь Кевоны сделала крутой поворот. Прямо перед началом занятий во втором классе старшей школы, через несколько недель, после того как Кевону впервые арестовали за конфликт с полицейским офицером, ее мать сказала ей, что она хочет с ней поговорить. Кевона поняла, что разговор предстоит серьезный, потому что при нем присутствовала и ее прабабушка – единственный член семьи, которого Кевона всегда по-настоящему уважала.

Как наши детские переживания делают из нас взрослых, которыми мы в итоге становимся?

Две женщины усадили Кевону за стол, и ее мать изрекла один из самых суровых приговоров, который может вынести себе родитель: «Я не хочу, чтобы ты стала такой же, как я». Они втроем проговорили несколько часов, обсуждая прошлое и будущее, выкапывая на поверхность давным-давно похороненные секреты.

Мать Кевоны говорила, что путь, на который ступила дочка, ей знаком: ее тоже выгнали из школы, когда она была подростком; ее тоже арестовывали за конфликты с полицейскими. Но следующая глава жизни Кевоны, сказала мать, может быть иной. Она может избежать незапланированных беременностей – в отличие от своей матери. Она может поступить в колледж – в отличие от своей матери. Она может сделать карьеру – в отличие от своей матери.

Мать Кевоны плакала практически в течение всего разговора, но сама Кевона не проронила ни слезинки, она только слушала, не зная, что и думать. Она не была уверена, что сумеет измениться и хочет ли она этого.