Глиф

Антон ФАРБ

ГЛИФ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КАК СКУЧНО ЖИТЬ В ПРОВИНЦИИ

1

С приходом весны с дорог сошел снег, а вместе со снегом сошел и асфальт. Трасса от Киева была еще ничего, но после Коростышева затрясло так, что даже кино смотреть стало невозможно. Ника закрыла ноутбук, вытащила наушники, смотала провод и наощупь запихнула все это в сумку «Нэшнл Джиогрэфик», пристроенную между коленей. Сериал, который залил ей на ноут Олежка, оказался средней паршивости клоном «Икс-файлов», и держался на одной только актерской игре.

На подъезде к Житомиру маршрутка запрыгала на колдобинах совсем уж невыносимо; вдобавок, водитель начал вилять, объезжая ямы и выбоины, отчего потрепанный «Спринтер» закачало из стороны в сторону. Тьма за окном сменилась чередой ярких заправок и кафешек. Ника закрыла глаза и не открывала их до тех пор, пока маршрутка не качнулась резко вперед, притормаживая, и водитель, включив освещение в салоне, не объявил:

— Автовокзал. Следующая — площадь Победы…

На часах Ники было 23:37, но город, похоже, уже крепко спал. Улицы Житомира были пустынны, пешеходы бродили редкими группками и занимались решением двух вечных проблем — где достать и где распить, а из машин преобладали такси. Это обнадеживало. Как и тот факт, что (вот уж чудо) на улице горели почти все фонари, ярко светились ситилайты и билборды, и возле нового торгового центра мерцали синие гирлянды, намотанные на голые ветви деревьев.

Двенадцать лет назад (а точно двенадцать? — уточнила у себя Ника и ужаснулась: да, точно), когда дед вез ее по ночному Житомиру на своей зеленой «Ниве» в Борисполь, улица Киевская, да и весь Житомир, была погружена в первозданный мрак, и единственным ярким пятном — это Ника помнила четко — была галогенная реклама магазина «Секунда»… C тех пор город изменился, не сильно, правда, но явно в лучшую сторону.

А вот площадь Победы осталась точно такой, как помнила Ника. Обширное, замусоренное пространство с танком на постаменте в самом центре, и дюжиной такси по периметру. Ника выбралась из маршрутки, с наслаждением выпрямив ноги, забрала из багажника чемодан на колесиках, закинула сумку на плечо, глубоко вдохнула свежий ночной воздух и оценивающе взглянула на таксистов. Один из них, стоя на ярко освещенной центральной площади города в компании коллег и случайных прохожих, деловито мочился на переднее колесо собственного автомобиля.

Видимо, был в этом какой-то потаенный смысл, старинный шоферский обычай, но Нику от увиденного передернуло. Обойдя придурка по широкой дуге, Ника прошла мимо гостиницы «Житомир» (все такое же обшарпанное убожество), парочки круглосуточных магазинов (пьяные компании у входа, нащупать в кармане газовый баллончик), в конце квартала уселась в крошечную китайскую машинку и назвала адрес.

Дед жил один в четырехкомнатной квартире на седьмом этаже девятиэтажного дома. Дом этот в свое время считался элитно-престижным, так как построен был по чешскому проекту, что подразумевало большую, в сравнении с обычными советскими, кухню и целых две лоджии. За какие заслуги деду обломилась эта роскошь, Ника не знала. Собиралась спросить, да все время забывала.

Заплеванный лифт с оборванной рекламой на стенках ехать вверх отказался. Местное ноу-хау, вспомнила Ника, лифты на карточках. Придется идти пешком. Сумрак лестничных пролетов (посветить под ноги фонариком), вонь мусоропровода. Громоздкая туша чемодана. Легка одышка к седьмому этажу, легкое же чувство самодовольства. Ну, хоть какая-то польза от трех тренировок в неделю…

Кованая решетка с дверцей на щеколде отгораживала часть лестничной клетки перед дедовой квартирой. Ключ от бронированной входной двери был приклеен изолентой к раме старого велосипеда «Украина», навеки припаркованного в «предбаннике».

В квартире деда было холодно и пусто. Пахло ремонтом. Ника включила свет, перешагнула через скомканное старое одеяло — лежку Пирата, сняла с плеча сумку, поставила чемодан. Раздвижные двери столовой стояли, прислоненные к стене. Люстру тоже демонтировали, и в лучах света, падающих из коридора, виден был частично сорванный паркет-«елочка» и зашитые серыми листами гипсокартона стены. На полу валялись надорванные пыльные мешки, невскрытые еще пачки ламината, рулоны войлока, шпатели разных размеров, кисточки, валики, обрезки штукатурной сетки, ведра со шпаклевкой и прочий строительный хлам.

Дверь напротив, ведущая в студию, была по обыкновению заперта. Дальше по коридору — такую планировку квартиры Олежка называл «распашонка» — был кабинет (направо), спальня (налево) и ванная (прямо). Оставалось только надеяться, что до душа строители еще не добрались.

В спальне на кровати лежала аккуратная стопочка: полотенце большое банное, полотенце маленькое, махровый халат, а сверху записка: «Еда в холодильнике, Пират у Клавдии Петровны (кв.86). Отдыхай!»

Ника бросила сумку возле безупречно застеленного ложа — дед обычно спал на кушетке у себя в кабинете или на диване в студии, ему хватало двух-трех часов сна в сутки — сняла куртку, джемпер, расшнуровала кроссовки и стащила джинсы, сгребла в охапку банные принадлежности и босиком, зажав носки в кулаке, прошлепала в ванную.

Ванную строители почти закончили. Новая плитка была небесно-голубого оттенка, еще не отмытая, с торчащими из швов белыми пластмассовыми крестиками. Белоснежный тюльпан умывальника, стиральная машина с пультом управления как у космического корабля, элегантный в своей фаянсовой простоте унитаз, душевая кабинка с массой кранов, вентилей и форсунок. Однако. Дела у деда, очевидно, пошли на лад…

Носки — в стирку. Забраться в кабинку, задвинуть дверцу. Минуты полторы разбираться в управлении. Еще десять минут простоять под обжигающе горячими струями воды. Вытереться большим полотенцем, развесить его на змеевидной никелированной сушилке. Закутаться в халат, замотать голову полотенцем. Добрести до спальни. Выключить свет. Рухнуть в стылую постель. Залезть под одеяло. Уснуть.

2

Ее разбудил звонок в дверь. Осторожный такой, вежливый, почти робкий «тирлинь-тирлинь», повторенный раза три. Ника села в постели, стащила с головы мокрое полотенце. Вместо прически — какой-то кошмар. Вчера Ника даже не откинула с кровати плюшевое покрывало и, получается, спала под ним и одеялом, отчего ее бросало в жар. Подушка и простынь были влажные, халат пропах потом. Вот уж чего Ника никак не ожидала, что полтора часа в дороге ее так утомят, и она вырубится, даже не раздевшись… Хотя, скорее всего, на нее так расслабляющее подействовала атмосфера родного дома. Ремонт ремонтом, а ведь Ника здесь выросла...

Родители со свадебной фотографии на тумбочке смотрели на нее чуточку насмешливо.

Опять «тирлинь». Уже понастойчивей. Кого ж это там принесло в такую рань?..

Ника вытащила из сумки громадную оранжевую футболку «Пауэрхаус джим», в свое время экспроприированную у Олежки, напялила ее вместо мокрого халата, нашарила под кроватью тапочки.

— Иду! — выкрикнула она, осторожно ступая по коридору. — Минутку!

Выглянув в глазок, Ника увидела и высокого молодого парня со светлыми длинными волосами, собранными в хвостик, и объемным рюкзаком за плечами. На маньяка-убийцу или квартирного вора он не походил, поэтому Ника отперла дверь.

— Здравствуйте, — чуть удивился парень. — А Аркадий Львович дома?

Не парень. Мальчик. Точнее, подросток. Лет пятнадцать, но выглядит старше. Зеленые глаза, серьга в ухе, дорогая косуха, черные джинсы и непременные нынче берцы, тоже, кстати, не из дешевых.