Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 6

Глаза у Витюши — голубые, почти васильковые.

Волосы соломенного цвета.

Футболка с «Арией».

«Вот сочинить бы клевую песню», — думает он. Закачать на «трубу» [2], а потом проснуться знаменитым. Поклонницы в подъезде, стены исписаны граффити, тысяча друзей в Контакте.

И больше не надо будет дрочить на чье-то видео. Это станет уже неактуально. Один раз едва не уронил ноутбук в ванну. А если бы уронил? Тут бы ему и ппц пришел. Дрянь, конечно, дешевка, а все же подарок на ДР. И какие мысли возникли бы у родителей? Легко представить, какие.

Хотя всегда можно отмазаться — ну, скажем, готовил там реферат.

В ванной, ага.

«Вот зря я об этом вспомнил», — думает Витюша.

— Так они и будут сидеть тут и дрочить, — говорит Светка с уверенностью. — От школы до пенсии. Кому они там нужны? Они и здесь-то никому не нужны. Тебе вот нужны?

Маша смотрит на нее, улыбаясь.

— Мне — нет, — говорит она.

У Маши точеный носик и серебряная заколка в волосах. На холодильнике в ее кухне — магнитик: «Ялта».

Светка белыми зубками кусает пирожное.

— Нет, я даже не про секс, — начинает она снова. — Им же самим ничего от жизни не нужно. Им нужно пиво бухать каждый день. И чтобы жена сидела на кухне и обед готовила. Не, ну она еще и работать должна как лошадь, чтобы обед мужу было из чего готовить. Это понятно. Они уже сейчас такие, я что, не вижу?

Маша грустно кивает.

— И Витюша твой — он такой же. Надо же, песни он пишет. Русский рок! Да потому и русский, что он по-английски не понимает ни хрена. И учиться не хочет. Так что я тебе реально говорю — уезжай и оставайся. — Она гремит чашкой и смотрит на Машу из-под стриженой челки. — Нечего тут ловить. Английский у тебя как родной. Такой случай дается только один раз.

— Да не хочу я там оставаться.

— Ну и зря. А я бы на твоем месте точно осталась.

Маша смотрит на магнитик. На магнитике — пальма и фальшиво-лазурное море.

— Тебе хорошо, Светка, — говорит она задумчиво. — У вас с Даником — любовь. А у меня… даже не знаю.

— Лозинский не такой. Он с отцом в Англии был уже два раза. Если что, у него вообще проблем не будет там учиться. Или работать. Без гранта без всякого.

Тут Светка останавливается. Берет тирамису с тарелки. На ее лице гордость. Конечно, ведь у нее есть Дан (он просит, чтоб его Даном называли, а не Данилом и уж точно не Даней).

Маша улыбается. Губы у нее — как нарисованные, алые без всякой косметики.

— Ты меня тоже будешь этим грантом попрекать? — спрашивает она.

— И не подумаю.

— Какой смысл от этого гранта? У нас с матерью денег ни копейки. А кредит ей не дадут, я уже спрашивала.

— Не дадут?

— Мать, мне кажется, вообще против. Она так-то вслух не говорит, но…

Маша отводит взгляд. За окном кухни — мерцающие огнями высотки. Светка туда не смотрит, она осторожно берет чашку за ручку, пьет остывший чай.

— А что говорит? — интересуется она.

— Нет, будь она постарше… ну хотя бы года на два… а так — что это: пятнадцать? Вы же все не хуже меня понимаете, Лариса Васильевна.

Женщина лет сорока держит трубку возле уха двумя руками, будто та свинцовая. В кафе на четвертом этаже — приглушенный свет. Больше никто не придет, из офисов все разбежались.

— Неправда, неправда, — возражает она в трубку. — Там как раз все было честно. Маша отослала свои работы. Сочинение на английском. Вы же знаете, с этим у нее… Да. Нет. А зачем школу извещать? Это негосударственная программа… И потом, а если бы мы ничего не выиграли? Пошли бы только лишние разговоры…

Женщина умолкает. На том конце провода ей внушают что-то — громко и настойчиво, по-учительски.

— Да я с вами полностью согласна, Ларисочка Васильевна, — говорит женщина, перемещая трубку к другому уху. — Я как мать полностью себе отдаю отчет… Но мне кажется, не надо ставить вопрос так однозначно… безапелляционно… Вот вы бы свою дочку… Что?

Несколько минут она слушает. Ее лицо меняется.

— Ну да, конечно, — говорит она другим голосом. — Тут вы правы. Я тоже эту передачу смотрела… по НТВ, да… А вот в Турции мы как раз и не были. Мы этим летом отдыхали в Ялте…

Урчание в трубке сбавляет обороты.





— И не говорите, Ларисочка Васильевна. Кипарисы, акации… как в детстве… И Машеньке так понравилось. Она даже познакомилась с одним мальчиком… Ну, такой черномазенький, из армян, наверно… Нет, ничего серьезного. Что вы. Она у меня еще…

Разговор переходит в правильное русло. Женщина улыбается. Рассеянно оглядывается на аккуратные ряды столиков, смотрит в окно: там темнеет… Кассу сняли, теперь прибраться немножко — и можно закрывать.

Витя выходит из ванной. Ноутбук несет перед собой — на всякий случай. Замедляет шаг, прислушивается: никого. В родительской комнате о чем-то рассказывает телевизор.

«Acer» он кидает на диван. Берет в руки гитару, прижимает пальцами струны. Бррень! — звучит вялый аккорд. И гитара тоже летит на диван.

Скучно.

На стене — галерея русского рока. Здесь же висит кожаная куртка-косуха. Он в ней не ходит, но иметь нужно. Это же олдскул.

Из кармана куртки Витюша достает пачку сигарет. Со скрипом отворяет пластиковую раму. Морозный воздух заползает в комнату. Внизу мигают и перемещаются разноцветные огоньки. Так было всегда, так будет и завтра. Надо об этом песню написать.

Он чиркает зажигалкой.

Слова складываются в строчки. Нет, все не то. Не то.

У людей на плакатах (оглядывается он) как-то получалось. И телки их ждали и мерзли под окнами. А ведь тогда не было ни «трубы», ни Контакта.

В комнате пищит телефон: ему пришла СМС-ка. Он читает, самодовольно улыбается. Подумав, перезванивает.

— Спасибо, Машка, — говорит он в трубку. — Я помню. Нет, еще не записал… горло болит. Ага. Ты принеси мне завтра английский, ладно?

Трубка взрывается возмущением.

— А что? Ты уедешь, кто мне будет английский делать? — говорит Витюша, посмеиваясь. — Да ладно… шучу, шучу…

Трубка успокаивается.

— Окей, — говорит Витюша, — завтра увидимся.

Сигарета летит за окно. Теперь надо проветрить, а то в полвосьмого мать вернется.

Утром в школе Маша держится независимо. Ей кажется, что все смотрят на нее, включая мелких. На ее тонких губах — презрительная улыбка. А так она спокойна, даже очень спокойна. Легко догадаться, чего ей это стоит.

На перемене Витюша ее догоняет.

— Спасибо за английский, — говорит он. — Я на химии все переписал. Вот.

С этими словами он протягивает ей тетрадку.

— Ты прочитал? — спрашивает она, слегка краснея.

Витюша мнется.

— Ну, — начинает он, — ты же не думаешь, что… Короче, ты поезжай. Надо так надо. Потом же все равно вернешься, так?

— Will you miss me? [3] — спрашивает Маша тихо.

Пятиклассники несутся мимо с визгом. Один цепляет Машку за руку, успевает получить оплеуху.

— Чего ты говоришь? — хмурится Витя. — Прости, я не слышал.

— Так. Ничего. Учи английский.

Следующий урок — история. Лариса Васильевна — жуткая молодящаяся дама музейного вида, зато у нее правильно поставленный, педагогический, уверенный голос. История для нее — точная наука. А точнее любой истории — методичка, спущенная из отдела образования.

Она поблескивает очками и говорит, говорит, говорит.

— Ключевая роль Иоанна Грозного в становлении российской государственности еще недавно подвергалась сомнению, — вещает она. — К счастью, в последние годы все вернулось на свои места. Сегодня не так важно, за что именно Иоанна Четвертого прозвали Грозным; важно, что в его время государство было крепким, как никогда до тех пор, и Россию уважали на Западе… — Она переводит дыхание, впечатленная важностью момента. Окинув класс орлиным взором, продолжает: — И особенно печально видеть, как впоследствии это уважение разрушалось и разбазаривалось — как в давние смутные времена, так и в совсем недавние… Наше поколение все это видело… Очевидно, что России необходима сильная рука, какая была у царя Иоанна Грозного!

2

На Youtube.

3

Будешь по мне скучать? (англ.)

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте