Страница 8 из 8
Она так и сказали «мы», словно считала себя акционером фирмы. Дронго подумал, что это не было оговоркой.
– Вы акционер фирмы? – спросил он.
– Да, – гордо ответила Полина Прокофьевна, – у меня полпроцента акций нашей компании.
– Капитализация вашей компании составляет сто миллионов долларов, – вспомнил Дронго, – значит, вы являетесь обладателем полумиллионного пакета?
– Я не считала, сколько стоит мой пакет акций, – ответила женщина, – и я не собиралась его продавать, – добавила она.
– Кажется, все остальные вопросы уже не нужны, – обращаясь к Дронго, негромко произнес молчавший Вейдеманис.
По-своему он был прав. Если она акционер компании, то зачем ей выдавать секреты компании и наносить ущерб не только своей собственной организации, но и своим личным интересам.
– Давно у вас пакет акций?
– С самого основания компании, – пояснила Полина Прокофьевна – нас осталось совсем немного. Тех, кто начинал почти двадцать лет назад. Еще в девяносто четвертом году.
– Вы были здесь, когда готовился окончательный вариант заявки?
– Да. Я напечатала ее на своем компьютере. И отнесла на подпись. Потом конверт запечатал сам Вадим Олегович и отправил его нарочным.
– Конверт можно было вскрыть и прочитать, что там написано?
– Нет, нельзя. Он был запечатан и заклеен. Его можно было разорвать, но нельзя было открыть, иначе это было бы заметно. Мы отправили его нарочным и нашей службой безопасности. Конверт сопровождали два сотрудника службы.
– Кто-нибудь мог узнать окончательную цифру? Как вы сами считаете?
– Наверно, мог, если они предложили заплатить им всего на две тысячи меньше. Понятно, что они знали нашу цену и поэтому предложили чуть меньше. Но кто мог им выдать эту информацию, я не понимаю.
– А как вы сами считаете? Кто это мог сделать?
– У нас на работе никто не мог об этом узнать даже случайно, – пояснила Полина Прокофьевна. – Из наших знали только трое руководителей. Рахимов, Трегубов и Каплан. Но никто из них не стал бы рассказывать эту информацию чужому. У всех троих большие доли акций. У Сабита Рахмановича вообще сорок процентов. И наивно предполагать, что кто-то из них мог сделать нечто подобное.
– Чалмаев появился у вас недавно?
– Да. Только три года. Он заменил Савельева. Тот решил переехать в деревню к внучке. Ему уже шел семьдесят шестой, и он решил уйти на покой. Вот тогда у нас и появился Андриян Максакович.
– И сразу начал ставить камеры наблюдения?
– Это вы тоже успели узнать. Да, в том числе и камеры.
– Вы верите, что наезд на Чалмаева не был случайным?
– Не могу точно сказать, но думаю, подобные аварии не бывают случайными. Тем более в такой важный момент. Трегубов и Каплан были в шоке, узнав результаты тендера. И Сабит Рахманович тоже сильно переживал, несколько раз звонил из Америки, хотя там была в это время глубокая ночь. И ему нужно было готовиться к операции.
– Как он сейчас себя чувствует?
– Спасибо, уже лучше. Рядом с ним находится его дочь.
– Нам уже рассказывал об этом Вадим Олегович.
– Представляю, как он переживает. Ему тоже неприятно, что с тендером произошла такая накладка. Кто мог предположить, что появится этот сладкологосый «Орфей», который в последний момент перебьет нашу цену, – пояснила Полина Прокофьевна.
– У вас высшее образование, – неожиданно сказал Дронго, – и наверно, филологическое?
– Да, – удивилась женщина, – а почему вы спросили? Вы смотрели мои данные? Или вас удивляет, что я сижу в приемной в качестве обычного секретаря? Мы работаем с Сабитом Рахмановичем уже много лет.
– Не удивляет, – усмехнулся Дронго, – просто вы используете слишком много слов, которые в обиходе среднестатистические секретари не используют. Слова «накладка», «перебить цену», «сладкоголосый Орфей», – все эти слова свидетельство еще и вашего интеллекта.
– Спасибо, – улыбнулась женщина, – не думала, что кто-то сумеет провести анализ моей речи. Итак, что еще вас интересует?
– Вы сказали «сбили Чалмаева». Означает ли это, что вы согласны с утверждением Трегубова, что это был сознательный наезд?
– Абсолютно, – кивнула Полина Прокофьевна, – дело даже не в том, что эту машину до сих пор не нашли. Я уверена, что после случившегося за всеми нами следили. Очевидно, понимая, что рано или поздно мы сумеем вычислить человека, который сдал эту информацию.
Дронго переглянулся с Вейдеманисом.
– Почему вы решили, что за вами следят? – спросил он.
– Об этом мне сообщил сам Чалмаев, – пояснила женщина, – буквально накануне своей гибели. Мы с ним как раз об этом разговаривали. И за день до его смерти я поняла, что у меня в квартире были чужие. Я ведь живу одна и прекрасно помню, куда и зачем переставляю ту или иную вещь. И когда я вернулась домой, то поняла, что в квартире побывали посторонние.
– Они что-то искали?
– Не думаю. Но кто-то был. Я даже хотела написать заявление в полицию. Потом решила, что все равно ничего не смогу доказать, раз из дома ничего не пропало, и просто поставила свою квартиру на охрану, оплатив услуги. А для себя сделала выводы: дороги я перехожу только в положенных местах и вообще пользуюсь метро. Мне удобно, станция практически рядом с моим домом.
– И вы никому не рассказывали о случившемся?
– Вы – первые. Знаете, как обычно бывает в подобных случаях. Подумают, старая дева, и ей мерещатся всякие ужасы после случайной аварии с Чалмаевым. Я понимала, что могу стать объектом насмешек. А мне этого не хотелось. И я решила никому ничего не говорить, подождать, пока вернется Рахимов. Тем более что там операция прошла благополучно и он скоро должен приехать в Москву.
– В каком доме вы живете?
– В обычном двенадцатиэтажном. На десятом этаже, – ответила Полина Прокофьевна.
– На лестничной клетке еще есть квартиры?
– Да. Две соседские квартиры. Не понимаю смысла ваших вопросов.
– У кого есть ключи от вашей квартиры?
– Ни у кого. Запасные находятся у меня дома. А теми, что я пользуюсь, в сумочке, которая лежит рядом со мной, – пояснила Полина Прокофьевна.
– И сумочка остается здесь, когда вас вызывает Рахимов или вы выходите из приемной, – заметил Дронго.
– Да, – поколебавшись, согласилась женщина, – но до сих пор в нашей компании ничего подобного не происходило. И никто никогда не рылся в моей сумочке, в этом вы можете быть уверены. Или вы считаете, что кто-то мог сделать дубликаты ключей?
– Во всяком случае, удобнее всего сделать их именно на работе, – сказал Дронго.
– Возможно, – согласилась она, – но у нас никогда не случалось ничего подобного. И поэтому я спокойно оставляла свою сумочку на рабочем месте. У вас есть какие-то сомнения по этому поводу?
– У вас двое соседей, – напомнил Дронго, – и многоквартирный дом. Если кто-то был у вас в квартире, то они рисковали оказаться замеченными. Им нужны были ключи, чтобы сразу войти в вашу квартиру. Или это были профессионалы, сумевшие открыть дверь. Хотя я уверен, что у вас надежные замки. Вы можете показать мне ваши ключи?
Вместо ответа женщина вытащила из сумки связку ключей и протянула ее Дронго. Он взял ключи, посмотрел, удовлетворенно кивнул, возвращая их женщине.
– Тяжелый сейфовый замок, – сказал Дронго, – и, наверно, такая же дверь, которую вы поменяли при въезде?
– Верно, – согласилась женщина, – я считала, что так будет правильно. И вы считаете, что дубликаты ключей могли сделать у меня на работе?
– Возможно, – ответил Дронго, – я пока не сделал определенных выводов. Это только подозрения.
– Какие именно?
– Может, это сотрудники Чалмаева искали у вас дома какие-нибудь материалы, связанные с проведением тендера? – предположил Дронго.
Полина Прокофьевна прикусила губу. Было заметно, что даже подобное предположение она считала оскорбительным.
– Вы полагаете, что мне настолько не доверяют в нашей компании, что решили сделать незаконный обыск в моей квартире? – спросила она, волнуясь.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.