Битая карта

3

Предательские ступеньки

В Эдинбурге весна. Промозглый ветер, от которого дождь летит почти горизонтально. Ах, этот эдинбургский ветер, ветер-шутник — с пристрастием к черному юмору. По его прихоти все прохожие на улице идут, как актеры в пантомиме, вытирая слезящиеся глаза, и от слез на щеках образуется заскорузлая корка. А еще вечный кисловатый, дрожжевой запах вискарен. Ночью подморозило, и даже склонный к бродяжничеству густошерстый Душка завопил у окна спальной, требуя, чтобы его впустили. Открыв окно, Ребус услышал чириканье птиц. Посмотрел на часы: половина третьего. Какого черта они распелись так рано? Когда он проснулся в следующий раз — в шесть утра, — птичье пение прекратилось. Может, птицы старались успеть до часа пик…

В это морозное утро ему понадобилось целых пять минут, чтобы завести свою дурацкую машину. Наверное, пришла пора прикрепить красный нос к решетке радиатора.[13] От мороза трещины на ступеньках у входа в полицейский участок на Грейт-Лондон-роуд разошлись, и Ребусу пришлось осторожно ступать по каменным плитам.

Предательские ступеньки. И приводить в порядок никто не собирается. Тем более что ходят упорные слухи, будто участок на Грейт-Лондон-роуд превратился черт знает во что, изжил себя. Поговаривают, что его закроют. Ведь место-то лакомое, под любую элитную застройку годится. Соорудят еще один отель или бизнес-центр. А люди? Разбросают по другим отделениям, если верить слухам. Большинство переведут на Сент-Леонардс, в территориальное (центральное) отделение. Гораздо ближе к дому Ребуса в Марчмонте, но гораздо дальше от Оксфорд-террас и доктора Пейшенс Эйткен. Ребус заключил сам с собой маленький договор: если в течение ближайших двух месяцев слухи воплотятся в жизнь, то это знак судьбы, предупреждение ему не переезжать к Пейшенс. Но если Грейт-Лондон-роуд останется на месте или если их переведут в отделение на Феттс (в пяти минутах от Оксфорд-террас)… То что тогда? Что? Детали договора еще предстояло продумать.

— Доброе утро, Джон.

— Привет, Артур. Есть что-нибудь новенькое?

Дежурный сержант отрицательно покачал головой. Ребус потер ладонями замерзшее лицо и уши и пошел вверх по лестнице в свой кабинет, где вместо предательского камня лежал предательский линолеум. А потом раздался звонок предательского телефона…

— Ребус слушает.

— Джон? — раздался голос старшего суперинтенданта Уотсона. — У тебя есть минутка?

Ребус принялся шумно перебирать бумаги на столе, надеясь, что Уотсон подумает, будто Ребус уже давно на месте, с головой ушел в работу.

— Да как сказать, сэр…

— Не пудри мне мозги, Джон. Я звонил тебе пять минут назад.

Ребус перестал шуршать бумагами.

— Сейчас буду, сэр.

— Именно. Сейчас! — После этого в трубке воцарилась тишина. Ребус скинул свою водонепроницаемую куртку, которая пропускала воду на плечах. Потрогал плечи пиджака. Естественно, они были мокрые, что отнюдь не добавило ему желания в понедельник утром встречаться с Фермером. Он сделал глубокий вдох и расставил руки, как опереточные певцы в прежние времена.

«Шоу начинается», — сказал он себе. Всего пять дней до выходных. Он наскоро позвонил в полицейский участок в Даффтауне и попросил их проверить «Гнездо глухаря».

— Чего-чего? — переспросил голос.

— По буквам: Генри, Николас, Ева, Зои, Дэвид, Оливер. А дальше — глухарь — нераскрываемое преступление, — сказал Ребус и подумал: «Гнездышко наверняка не из дешевых».

— Что там искать, что-нибудь конкретное?

Жену члена парламента… свидетельства оргии… пакеты из-под муки с кокаином…

— Нет, — сказал Ребус, — ничего конкретного. Просто дайте знать, если что-нибудь обнаружите.

— Ладно. Это может занять какое-то время.

— Постарайтесь побыстрее, ладно? — И, сказав это, Ребус вспомнил, что ему пора быть в другом месте. — Не откладывайте.

Старший суперинтендант Уотсон сразу взял быка за рога:

— Какого черта ты вчера делал у Грегора Джека?

Вопрос застал Ребуса почти врасплох. Почти.

— Это кто же стукнул?

— Не твое дело. Отвечай на вопрос. — Пауза. — Кофе?

— Не отказался бы.

Жена Уотсона подарила ему на Рождество кофеварку. Может быть, с намеком на то, что ему пора сократить потребление виски «Тичерс». Может быть, в надежде, что вечером он будет приходить домой в трезвом виде. Пока это привело только к резкому повышению утренней активности Уотсона. Но днем, после двух-трех заветных глотков за ланчем, им овладевала сонливость. Поэтому по утрам Уотсона лучше было избегать. Дождись середины дня, и уж тогда иди отпрашиваться с работы или докладывать о последней проваленной операции. При удачном раскладе Уотсон мог всего лишь погрозить пальцем. Но утром… утром все было по-другому.

Ребус взял кружку крепкого кофе. Щедрый Уотсон не иначе как полпакета эспрессо набухал в фильтр. Ребус чувствовал, как кровь насыщается кофеином.

— Может, это прозвучит глупо, сэр, но я просто проезжал мимо.

— Тут ты прав, — сказал Уотсон, поудобнее устраиваясь на стуле. — Звучит и в самом деле глупо. Даже если допустить, что ты действительно просто проезжал мимо…

— Видите ли, сэр, если честно, то у меня были причины. — Обхватив кружку обеими руками, Уотсон откинулся на кресле и приготовился слушать с таким видом, словно думал: сейчас начнет заливать. Но Ребус не видел смысла врать. — Мне нравится Грегор Джек, — сказал он. — Я хочу сказать, он мне нравится как член парламента. Он, по-моему, всегда был чертовски хорошим членом парламента. Поэтому мне кажется… видите ли, я подумал, что уж больно неудачное для него время было выбрано с этим рейдом — как раз, когда он был там… — «Неудачное время»? Неужели он и в самом деле верил, что все так просто? — И вот когда я и в самом деле случайно проезжал мимо… я ездил в гости к сержанту Холмсу, а он теперь живет как раз в избирательном округе Джека… я решил, что неплохо бы взглянуть на его дом. Там была целая толпа репортеров. Не могу точно сказать, почему я остановился, но когда остановился, то увидел, что машина Джека стоит на подъездной дорожке у всех на виду. Я решил, что это рискованно. Ну, в смысле, нехорошо, если фотографии машины попадут в газеты. Тогда все будут ее узнавать, запомнят регистрационный номер. Меры безопасности никогда не бывают излишними, ведь верно? Потому я зашел и посоветовал ему переставить машину в гараж.

Ребус замолчал. Ему ведь больше нечего было сказать? Вроде для отмазки достаточно. Уотсон смотрел на него с задумчивым видом. Прежде чем заговорить, он отхлебнул еще глоток кофе.

— Не только тебе так кажется, Джон. Я сам чувствую себя виноватым из-за операции «Косарь». Не то чтобы мне было за что себя винить… но все равно… А теперь пресса зубами вцепилась в эту историю, и они не отцепятся, пока не заставят беднягу уйти в отставку.

Ребус сомневался в этом. Джек не был похож на человека, который готов или хочет уйти в отставку.

— Если бы Джеку можно было помочь… — Уотсон снова замолчал, попытался перехватить взгляд Ребуса. Взгляд предупреждал подчиненного, что это все неофициально, без всяких протоколов, но вопрос уже обсуждался на уровне куда более высоком, чем уровень Ребуса. Может быть, более высоком, чем уровень Уотсона. Уж не получил ли старший суперинтендант по мозгам за излишнее рвение? — Если в наших силах ему помочь, — продолжал он, — я хотел бы оказать ему помощь. Ты понимаешь, Джон?

— Думаю, что понимаю, сэр. — Сэр Хью Ферри имел влиятельных друзей. Интересно, насколько влиятельных…

— Тогда договорились.

— Еще одно, сэр. Кто навел вас на бордель?

Ребус не успел закрыть рот, как Уотсон замотал головой:

— Этого я тебе не могу сказать, Джон. Я знаю, что у тебя на уме. Ты думаешь, не подставил ли кто Джека. Ну если и подставил, это не имеет ни малейшего отношения к моему информатору. Это я тебе могу гарантировать. Даже если Джека кто-то подставил, то вопрос стоит таким образом: почему он там оказался, а не почему там оказались мы.

13

Красный нос — наиболее известный символ благотворительной организации «Разрядка смехом».

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.