Ребенок моего мужа

Александр промолчал. Некоторое время они уделили обеду. Потом Нина Станиславовна, взяв себя в руки и вернув робкий, чуть не заискивающий тон, принялась рассказывать об успехах Зинаидиной внучки.

Ей не удалось получить определенного согласия. Александр сын своего отца, не без раздражения подумала женщина. Он не сказал ни да ни нет, но тем не менее долго благодарил, сделал ей еще пару комплиментов, извинился, сослался на важную встречу и ушел, не заказав кофе. Нина Станиславовна решила, что если блестящая победа и не удалась, то определенный успех все же достигнут. Во-первых, сын не сказал «нет». Во-вторых, она видела, что он задумался. Теперь хорошо бы эта выскочка, ее дражайшая невестка, ляпнула что-нибудь вроде «Опять твоя мама!» — и тогда сын упрется и сделает так, как она хочет. Мальчик чертовски упрям, но, к сожалению, плохо управляем.

— Вы разрешите?

Нина Станиславовна подняла глаза. Перед ней стоял мужчина, который еще в начале обеда бросал на нее заинтересованные взгляды. Женщина быстро, но цепко оценила стоящий перед ней экземпляр. Хороший костюм, дорогой галстук, запах «Кензо», золотые часы... Седой, немного полноват — лет под шестьдесят.

Она кивнула, и мужчина опустился на свободный стул. Нина Станиславовна достала сигареты и, прикуривая от золотого «Ронсона», торопливо предложенного кавалером, решила, что день сегодня удался. К Зинке небось уже лет сто никто в кафе не подсаживался. Нина Станиславовна улыбнулась. Это будет мило: она позволит ему заказать кофе и пирожное, они побеседуют, а потом распрощаются. Она как бы между прочим упомянет мужа на высокой должности и сына, которому посвящена жизнь. Все будет элегантно. Маленькое приключение — ничего вульгарного. Она никогда не могла понять своего мужа, который недели не мог прожить, не очаровав какую-нибудь женщину, причем цели его носили в буквальном смысле прикладной характер. Где и кого он только не прикладывал... Ее же кровь и в молодые годы не отличалась жаром, а уж после пятидесяти она однозначно дала Андрею понять, что эта сторона жизни ее, слава богу, больше не волнует.

Глава 2

Тщательно продуманный план провалился. Катерина и Александр не поссорились. Некоторое время муж был мрачен и явно носил что-то в себе. Подождав — может, сам разродится, — Катерина выбрала момент: вечером после ужина уселась к мужу на колени и, поглаживая пальчиком складку меж бровями, спросила:

— Милый, что ты такой серьезный? Скажи мне. Вдруг я царевна-лягушка и все исполню к утру?

Он усмехнулся и выпалил совсем не то, что собирался:

— Мама нашла какой-то суперпуперцентр для детей и предлагает, чтобы мы туда записали Настю — вроде ей пора чему-то учиться. Даже готова оплатить занятия.

Катерина вспомнила про себя пару выражений, слышанных в детстве от соседки тети Нюры, которая была женой начальника отделения милиции и которую как огня боялся весь личный состав и большинство уголовных элементов района.

Потом она решила узнать все поподробнее, и Александр начал рассказывать. Выслушав, жена вздохнула:

— Ну почему твоя мама не пошла на госслужбу? Талейран — младенец по сравнению с ней. Интриги — стихия Нины Станиславовны... Должно быть, изворотливый ум ты унаследовал именно от нее.

Муж вымученно улыбнулся.

Катерина набрала побольше воздуха и начала ответную речь. Принесла журнал со статьей, где черным по белому было написано, что ребенок до пяти лет не должен маяться в вопящей толпе своих сверстников — это вредно для психики.

— И потом — где этот распрекрасный центр?

— Черт его знает... Где-то на Чистых прудах.

— Боже, и как мы туда будем добираться?

Александр счастливо согласился, что это нереально, и счел тему исчерпанной. Катерина же, наоборот, начала грызть себя и сомневаться в собственной правоте. Девочке уже не два годика. Она довольно общительный и контактный ребенок. Может, и в самом деле пора в коллектив? Дома они, конечно, занимаются. Буквы учат, музыку слушают, краски, пластилин — все это дома есть и активно используется... Кстати, пластилин от пола в коридоре отскрести надо... И все же...

Полночи Катерина лежала без сна. А ведь свекровь права, как ни печально это признавать. Время пришло, и ребенка надо отрывать от себя. Конечно, это так трудно... Вот когда она бросала кормить молоком дочку, то ревела два дня — так было жаль. Малышка отказалась от груди удивительно легко, видимо, в полтора года у нее уже не было необходимости в материнском молоке. А Катерина измучилась от переживаний. Ей казалось, что она вдруг потеряла некую тайную связь с девочкой, словно они перестали быть единым целым не в тот момент, когда ребенок покинул ее тело, а только теперь, когда столь беззаботно отказался от моментов трогательного единения. Вот и сейчас — должно быть, не желая отпускать дочку во «взрослую» жизнь, она просто потакает своему эгоизму. С другой стороны — вот пойдет Настя в садик — так скучно будет... Минуточку. Тут мысли молодой женщины приняли новое направление. Садик, а потом не успеешь оглянуться — в школу. А она, она — Катерина, что будет делать? Сидеть дома? Ходить в спортзал? День за днем: магазины, спортзал, уроки проверить... Нет, это скука смертная. Можно, конечно, опять родить. Но не грешно ли это делать вот так — от скуки? Нет-нет, надо представить свою жизнь и попытаться понять, чем она хотела бы заниматься долго-долго. Бизнесом она заниматься не может и не хочет. Бизнесвумен из нее однозначно не получится. Если только наниматься на службу к конкурентам мужа с целью их разорения. Ну не дал Господь деловых качеств.

Можно, конечно, заняться наукой. Вернуться на родную кафедру... Взяться за ту же тему... С некоторым чувством вины Катерина вспомнила, как, переезжая в новую квартиру, запихнула в самый дальний угол гардеробной коробку с бумагами. Там были ее конспекты, статьи и материалы для кандидатской. Она представила, как возвращается в университет, вспомнила библиотеку с пыльными книгами... Жуткий кофе в буфете, занудство научного руководителя, у которого она писала диплом. Поразмышляв немножко, Катерина решила, что она не хочет пока писать диссертацию. Может, как-нибудь потом.

Катерина тихонько вылезла из теплой постели, заглянула к дочке в комнату, поправила одеяло. Потом пошла в кухню. Постояла перед холодильником, вздохнув, пообещала себе завтра пить один кефир и согрела молока в маленькой кастрюльке. Налила его в любимую чашку — на прошлое Восьмое марта муж подарил. Они вместе забрели в какой-то магазин посуды. Катерина рассеянно разглядывала витрины, досадуя, что широкие спины двоих мужчин закрывают обзор. Потом прислушалась к разговору: менеджер объяснял хозяину, что вот таких чашечек хорошо бы заказать еще — расходятся замечательно. Хозяин, по виду европеец, важно кивал:

— Да-да, я знаю. У вас в стране все едят суп, поэтому бульонницы и продаются неплохо.

Менеджер уставился на круглую керамическую плошку с ручкой, которую держал в руках:

— Бульонницы? Это что, для супа?

— Ну да, — кивнул хозяин.

— А я и не знал, — засмеялся парень. — У нас из них суп никто не ест.

— Тогда почему же их покупают?

— А мы из таких чашек кофе пьем.

Выражение лица хозяина заставило Катерину быстро отвернуться. Ее душил смех.

Муж в другом конце павильона выбирал пивные кружки в подарок приятелю. Когда менеджер с хозяином ушли, Катерина пересказала ему забавный диалог, и они купили чашку, из которой в Европе пьют бульон, а в России — кофе по утрам.

Катерина пошуршала в шкафу и достала пакет с печеньем. Дико калорийно, но зато очень вкусно. Пока никто не видит, Катерина обкусала круглую печенюшку по краям, оставив напоследок самое вкусное — серединку с лужицей вязкого повидла. Допила молоко, поставила кружку в раковину и тщательно смела крошки со столешницы. Осознав, что сон сбежал, а на часах только два ночи, Катерина на цыпочках вернулась в спальню и натянула свитер прямо на шелковую ночную сорочку. Потом в гостиной забралась с ногами на диван, пристроив рядом ноутбук мужа. Работать с компьютером она умела, а потому довольно быстро подключилась к Сети и забрела на первый попавшийся сайт, в названии которого фигурировало слово «работа».

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.