Страница 2 из 97
— А где сердце? — поинтересовался пилот.
— Глупый вопрос, — констатировал Картазаев. — Здесь, — и указал себе на грудь.
Он опустился в ближайшее кресло, даже не спросив, свободно ли оно, и не замечая любопытных взглядов, бросаемых соседкой — довольно миловидной курортницей и проговорил:
— Давай, летун, поехали! Я скажу, где остановиться!
Пилот хотел возмутиться, но Картазаев будто невзначай распахнул полы плаща со скрывающимся за ним автоматом. На самом деле конечно не автоматом, в кобуре находился всего лишь пистолет-пулемет "Шторм М4". Но пилота заставил проглотить язык даже не вид оружия: на поясе Картазаева целым паровозиком пристроились несколько пейджеров и спутниковых телефонов, и на нескольких уже бились сигналы срочных вызовов, так что странный пассажир напоминал шахида, обвешанного динамитом. Пилот молча вернулся в кабину, и уже там его прорвало.
— Представляешь, там какой-то чудик обьявился, говорит, чтобы мы остановились там, где он укажет, — он засмеялся и не сразу понял, что проделывает это в неловком одиночестве.
— Знаешь, кто мне сейчас звонил? — спросил командир корабля. — Директор "Аэрофлота". Сказал, чтобы мы оказывали всяческое содействие, а иначе за забор.
Он выглядел расстроенным.
— Может, вылет не разрешат? Там дождь уже пошел. Рулежка мокрая, видимости никакой, — с надеждой проговорил пилот.
— С таким пассажиром даже на красный свет проезд разрешен.
И он угадал. Вылет разрешили, и уже через несколько минут они были в сплошной болтанке, среди беспрерывных молний и блюющих пассажиров.
Сидя в немилосердно трясущемся, словно студень самолете, Картазаев вспоминал, как два часа назад вошел в кабинет Серегина. Тот молча предложил ему сесть, и некоторое время перебирал бумаги, раскладывая их по степени важности, которую сам же и определял. Картазаев по всегдашней привычке не торопил события, хотя и ежу было бы ясно, что просто так без особых на то причин из отпуска не отзывают. А он еж был тертый. Самые шумные передряги, угрожающие национальной безопасности, в которых ему приходилось принимать участие, поначалу так и начинались — неспешно и буднично, с монотонного получения, уяснения, вдумчивого утрясания задания в тиши знакомого до колик кабинета, освещенного лампой под давно вышедшим из моды зеленым абажуром. Бешеные гонки и метание икры на дальность случались уже потом. Серегин потер выступающие скулы и неожиданно спросил:
— Владимир Петрович, вы знали Бригитту Нейланд?
Картазаев оценил прозвучавшее прошедшее время и ответил односложно.
— Да, знал.
Серегин бросил на него быстрый взгляд своих чуть раскосых по-калмыцки глаз и сказал:
— Она убита сегодня утром в Алге.
И положил перед ним первый лист из целой череды других. Картазаев стал читать, чувствуя на себе взгляд пытливых черных гляделок начальства. Не замедлило появиться раздражение. Чего-чего, а раздражение никогда не заставляло себя ждать. Неизвестно, какой реакции ждал от него Серегин. Чтобы он в гневе сжал кулаки? Или наоборот выдвинул вперед челюсть и встал, лихо щелкнув каблуками. Мол, готов умереть, но доверенное задание выполнить, не смотря ни на что. С другой стороны, умирать он вроде как не торопился. Хотя в случае чего, его в нужный момент забудут об этом спросить. Гиту (так они называли Бригитту между собой) же не спросили. Жалко конечно девчонку. Красавица была. Блондинка, крупного сложения. Физически могла поспорить с любым мужиком.
Картазаев читал документ, оказавшийся протоколом медицинского освидетельствования, долго и подробно. Протокол был заверен печатью судмедэкспертизы города Алги. Судя по всему, Нейланд умерла мучительной смертью и чтобы понять это, достаточно было даже беглого взгляды на документ. Сломаны ноги, десять ребер, повреждение сердца, почек, печени с обширным внутренним кровотечением. Перелом позвоночника в двух местах с разрывов ствола спинного мозга. Сломана шея. Пробит череп. Поврежден мозг. Эксперты обнаружили на туфлях убитой микроскопические остатки мазута, а на руках сажу. Изнасилована девушка не была. Просто кто-то большой и сильный взял и переломал ей все кости, превратив в тряпичную куклу. И перед смертью Гита вся поседела.
— Когда это произошло? — спросил, наконец, Картазаев.
— Согласно выводам экспертизы Нейланд была убита сегодня в 11 утра, то есть спустя два часа после того, как прилетела в Алгу и покинула борт самолета. Расследованием убийства занимаются специалисты из местного управления ФСБ. Дело же, по поводу которого Гита прибыла в Алгу, настолько важно, что я не могу ждать окончания расследования. Я хочу поручить его вам.
Картазаеву всегда импонировало, что Серегин никогда не занимается словоблудием типа "Есть мнение", "Мы решили". Только "Я решил и точка!" Позиция, подразумевающая полную личную ответственность за решения, принимаемые сугубо индивидуально. Позиция довольно сильная. В случае провала операции никак не получаются отмазки типа "Я докладывал вашему заму". Потому что не было у Серегина никаких замов. А начальник отдела ликвидации под оперативным именем Новый Африканец был. Так что в открытую конфронтацию с генералом не рисковал вступать никто, Картазаев слышал только об одном таком случае. И совсем не жаждал услышать о чем — либо подобном вновь.
У него до сих пор в памяти горячечный блеск глаз генерала, которые и так черные от природы, стали вообще чернее ночи, и голос, срывающийся на режущий фальцет. Во всяком случае, у него сложилось твердое убеждение, что живым из начальствующего кабинета ему не выйти, а если выйти, то только для того, чтобы проследовать в красную зону под Якутском, созданную специально для подобных случаев.
И все это несмотря на то, что Картазаев был совершенно не виноват. Правда, Серегин считал иначе.
— В операции были задействованы вы с Бушменом, так что за провал отвечаете оба, — заявил он.
Заявление безапелляционное, учитывая, что свою фазу Картазаев выполнил безукоризненно. Он довел Ублюдка до самолета и передал Бушмену с рук на руки словно ребенка. Он же не виноват, что у Бушмена сдали нервы, и тот Ублюдка пристрелил. Откровенно говоря, да и черт бы с ним. Как говорится, Ублюдку там и место. Этот международный убийца и маньяк и был рожден, чтобы умереть с дыркой в голове, чем раньше, тем лучше. И жертв, исключая это животное, была только одна. Срикошетившая пуля попала в аппарат искусственная почка, к которому был подключен подросток 15-ти лет, следовавший на операцию. Талант, говорят, был. Картины рисовал. Но самолет ведь все-таки посадили! Но нет же. Бушмена выгнали сразу, а Картазаев влип. Серегин не был бы самим собой, если бы в конце профилактического ора не поставил точку, которую никто другой на его месте поставить бы не решился.
— Я мог бы выгнать вас прямо сейчас, на пару с Бушменом, — сказал генерал. — Без пенсии и лишив всех наград. Но это было бы чересчур мягко по отношению к вам, Вольд. Я знаю, как вы относитесь к наградам, да их у вас и не настолько много, чтобы урон был чувствителен, — язвительно добавил он. — Поэтому предлагаю альтернативный вариант. Если вы останетесь, то должны дать лично мне слово, что беспрекословно выполните любой мой приказ. Даже если я вам прикажу выпрыгнуть в окно.
И Картазаев, дурак наивный, дал. Ему самому было интересно, чем все это кончится, и выдержит ли сам генерал свою несгибаемую линию.
И вот момент истины настал. Серегин, словно прочитав его мысли (чем черт не шутит, по управлению ходят слухи, что начальник телепат) и спокойно констатирует:
— Задание, как вы сами понимаете, опасное. Убит наш лучший агент. Работать будете в одиночку.
Обычный порядок требовал, чтобы генерал спросил, согласен ли он с полученными указаниями. Не агнец же он, в конце концов, на заклание. Поддержки мог попросить. И в этот момент оба держали паузу. Пауза получилась: атмосфера в кабинете настолько наэлектризовалась, что в ней можно было пускать беспроводный троллейбус. Оба промолчали, и обратного хода никто не дал. Странная мысль посетила Картазаева. Так получилась, что его до сих пор не потрудились ознакомить с самим заданием непосредственно.