Три года

Возможно, он оставит нож. Может быть, я могла бы притвориться, что все еще без сознания, и застать его врасплох. Спрятаться за дверью и броситься на него, когда он войдет, вонзить ногти в его глазные яблоки, пока те не лопнут. Ох, какие жалкие фантазии проплывают у меня в голове.

Но я не могу ничего сделать. Меня всегда привязывают либо к кровати, либо к стулу. Что еще более унизительно, меня всегда держат за запястье, пока я писаю в ведро в углу. Слава богу, он водит меня в туалет раз в день. Но даже там меня приковывают цепью к стене и дают ровно десять минут, прежде чем он возвращается за мной. Так что оттуда тоже не убежать.

Он умен. Знает, что, как бы сильно он мне не причинял боль, я всегда буду пытаться убежать при первой же возможности. Никакого стокгольмского дерьма здесь не произойдет. Я ненавижу его, а он ― меня, и только один из нас выйдет из этой борьбы живым.

Так что, пока не найду какой-то способ перехитрить его, одолеть или просто, черт возьми, пройти мимо него, я в тупике. Почти мертва.

Когда прихожу в себя, я все еще привязана к кровати, лицо опущено вниз в самые пружины. Острая боль в руке дает мне понять, что игла нашла вену. Я стону, когда введенный препарат разжигает огонь внутри меня, распространяясь от локтя до плеча, а затем охватывая все мое тело. Это намного больнее, чем все, что до этого мне вводили, и я паникую, гадая, не решил ли он просто покончить со мной и наконец убить меня.

Он, должно быть, видит панику в моих глазах, потому что смеется.

— Не волнуйся, — практически поет он. — Это не яд. По крайней мере, не тот, о котором ты думаешь.

Мои конечности кажутся тяжелыми, а мозг словно набит бумажными салфетками. В голове все мутное и расплывчатое, и я не могу думать логично. Каждая мысль оторвана от другой.

— Я думала, ты собираешься меня убить, — говорю в замешательстве. Почему я говорю? Я ругаю себя за контакт с ним и прикусываю губу, пытаясь хоть немного растормошить себя.

— Ты боишься? — интересуется Дорнан.

— Да, — отвечаю без колебаний.

И тут меня осеняет. Он дал мне то, благодаря чему сопротивление его вопросам станет почти невозможным. Седативное. «Сыворотка правды».

Это название всплывает где-то в моем мозге, в котором больше нет фильтров.

— Ты чертов трус, — говорю я, замечая, что мои слова слегка невнятны. — Это ты должен быть привязан, как чертово животное.

Он ухмыляется.

— Может быть. Но посмотри, кто сегодня сверху?

Дорнан проводит ладонью вдоль моей руки, и, хотя я едва ее чувствую, его небрежное движение заставляет меня заметно дрожать.

— Тебе нравится, когда я так прикасаюсь к тебе? — тихо спрашивает он, и его хриплый голос сотрясает мою грудь.

Я медленно и сонно моргаю.

— Меня это смущает, — отвечаю я.

Никогда в жизни не чувствовала себя более уязвимой. Ну, может быть, один раз. Но прямо здесь, лишенная всякой способности сопротивляться его вопросам, я чувствую себя тупой, одурманенной и полностью зависимой от его воли.

И очень, очень одинокой.

Я смотрю на него и вижу, насколько ему это нравится — эта абсолютная позиция власти и доминирования. Даже мой разум теперь не в безопасности от него. Все мои тайны, те, что спрятаны глубоко, принадлежат ему.

Эллиот. Джейс. Бабушка. Кайла. О Господи. Никто сейчас не в безопасности. Пожалуйста, блин, пожалуйста, не спрашивай меня о них.

Кажется, он читает мои мысли, или, возможно, просто видит панику на моем лице, накрывшую меня сокрушительными волнами, которые грозят меня утопить.

— Расскажи мне, — говорит он, разговаривая меня. — Тебе нравилось, когда я трахал тебя, Джульетта? Я не говорю о делах шестилетней давности. Я говорю о том, что произошло в клубе всего несколько недель назад.

Он проводит рукой по моей заднице, прикрытой только парой черных трусиков. Просовывает руку под тонкий материал и хватает задницу, крепко сжимая.

— Когда ты отдала мне свое тело, чтобы я мог использовать его так, как мне заблагорассудится? Когда я лизал тебя здесь?

Протягивает руку между моих ног, и прижимает ее к моему чувствительному клитору.

— Да, — тупо отвечаю я, глядя вдаль. Я не могу лгать. Мой мозг мне не позволяет. Но могу сказать правду.

Воспоминания о нашем ужасающем свидании возвращаются ко мне, как приливная волна. Его рот на моем самом чувствительном месте. То, как он наполнил меня, каждая частичка меня была задушена его огромным членом, пока я не утонула в его тьме.

— Спроси меня, какой момент мне понравилось больше всего, — говорю я тихо. Кажется, он удивлен. — Ты все равно меня убьешь, — пожимаю плечами, насколько позволяют мои путы, движение едва уловимое, но он понимает мою мысль. — Разве ты не хочешь знать, чем ты мне понравился больше всего?

Мой голос дрожит, но я говорю быстро. Хочу сказать, прежде чем он ударит меня или задушит до потери сознания.

Он хрипло смеется, восстанавливая самообладание.

— Конечно, — говорит он. — Расскажи мне все об этом, малышка.

Я улыбаюсь про себя, когда слова начинают формироваться сквозь мою наркотическую дымку.

— Мне понравилось, когда ты прижал меня к стене и трахал, пока я не увидела звезды, — отзываюсь я спокойным, размеренным голосом. — Мне понравилось, как ты вернул меня к жизни, заглушая весь мир вокруг. Потому что я только что слизала слезы с твоего лица и почувствовала вкус горя на своем языке, пока ты доставлял мне удовольствие.

Мои губы дрожат в улыбке, когда он громко ревет. Подонок. Он все еще у меня на крючке, даже если я под наркотиками, связанная и полуобнаженная. Во мне все еще горит огонь, который хочет полностью уничтожить Дорнана Росса и все, к чему он когда-либо прикасался.

Он выхватывает нож, и на мгновение мне кажется, что Дорана совсем потеряет самообладание и зарежет меня до смерти, но вместо этого переворачивает меня. Я стону, когда пружины кровати цепляются за кожу, пытаясь удержать мое тело от движений. После того, как он закончил, я лежу на боку, мое чистое бедро прижато к кровати, а татуированное, покрытое шрамами, повернуто к нему.

— Мне не нравится, что ты скрыла мои шрамы, Джули.

Он опускает клинок, и теперь я знаю, что мужчина задумал. Я чувствую, как мои глаза расширяются, когда я делаю резкий вдох, а затем начинается жгучая, разрывающая внутренности боль.

— Неважно, — выплевывает он, врезаясь в мою кожу. — Я просто верну их обратно.

Единственное, что хоть немного облегчает боль, — это сильный шум. Он дает боли куда-то уйти — мой голос. Выражает, что происходит с каждым кричащим нервным окончанием, которое разрывается на части.

Так что именно это я и делаю. Открываю рот и кричу. Не перестаю, пока он срезает с моего тела все следы прекрасной работы Эллиота.

Глава 3

Закончив срезать мою татуированную плоть, оставив после себя кровавое месиво и боль, он уходит. Но сначала развязывает меня. Я задаюсь вопросом почему, пока он не бросает мне испачканное полотенце, которое раньше было белым, и не указывает на мой живот.

— Продолжай давить, — говорит он, его черные глаза блестят в резком свете. — Если ты, черт возьми, умрешь до того, как я закончу с тобой, спущусь и сам вытащу тебя из ада.

Когда он хлопает дверью, я тупо смотрю на нее, прижимая полотенце к животу, чтобы остановить кровотечение. Боль хуже, чем от набивания любой замысловатой татуировки, и сильнее, чем от ножа с самым тупым лезвием, окунутого в огонь и прижатого к неповрежденной плоти. Но я больше не плачу, несмотря на то, что пламя боли лижет мое тело. Я просто испытываю облегчение от того, что одна, развязанная и на данный момент живая.

Это заставляет меня вспомнить последнее, что он сказал перед тем, как хлопнул дверью и оставил меня здесь.

«Если ты, черт возьми, умрешь раньше, я сам вытащу тебя из ада».

Я верю ему.

Но больше всего рада, что мой комментарий возымел желаемый эффект — настолько разозлил его, что он забыл, зачем здесь — получить от меня правду. Мой разум уже стал намного яснее, чем раньше, и облегчение успокаивает меня, как бальзам. Он не спрашивал меня об Эллиоте. Не спрашивал о Кайле. Не задавал вопросы о Джейсе. Я бы отдала все до последнего кусочка своей израненной плоти, чтобы сохранить их в безопасности. Он может отрезать все так, что от меня не останется ничего, кроме крови и костей, и я умру счастливой, если это означает, что они все переживут Дорнана Росса.