Страница 78 из 79
— Скажи мне, если захочешь остановиться, — пробормотал я, заставляя себя произнести эти слова. — Но я могу сказать тебе прямо сейчас, Эмма, я не смогу.
Мои пальцы скользят в ее трусики, когда я шепчу последнее слово, и я стону вслух, когда чувствую ее влажное тепло, прижимающееся к моим пальцам. Я легко нахожу ее клитор, прижимаю к нему кончики пальцев и начинаю водить ими по кругу, и влажный звук наполняет комнату развратным шумом, от которого мой член начинает болеть. Ее бедра выгибаются в моей руке, и только благодаря самоконтролю я не даю себе рвануть вперед.
Я хочу почувствовать, как она кончает, прежде чем трахнуть ее. Но боже, как же чертовски трудно ждать.
— Тебе приятно? — Шепчу я ей на ухо, пока мои пальцы двигаются быстрее, и я чувствую, как она бьется о мою руку, когда я двигаю их ниже, к ее входу. Она отчаянно хочет оргазма, и я хочу дать ей его. — Жадная птичка. Ты хочешь кончить, не так ли?
Она бездыханно кивает. Мне не нужно было спрашивать, но я хотел услышать ее ответ. Я чувствую, как набухает ее клитор под моими прикосновениями, пульсирует, ударяясь о мою руку, когда я ввожу в нее два пальца, желая большего.
Как только я ввожу их в нее, она издает пронзительный вопль удовольствия, ее бедра бьются о мою руку, когда мой большой палец находит ее клитор. Я ввожу в нее пальцы так же, как трахал бы ее: длинными, жесткими движениями, от которых она цепляется за мои руки, прижимаясь ко мне, а я прижимаю ее к стене, зажав между нами свою руку. Мой язык скользит по изгибу ее уха, ритм моих пальцев неумолим, когда я подвожу ее к оргазму, и я чувствую, как подгибаются ее колени, когда она начинает кончать.
— Данте! — Она выдыхает мое имя, последний слог переходит в крик, и она сжимается вокруг моих пальцев, смачивая мою руку, когда кончает. Я продолжаю вводить пальцы, продлевая удовольствие, пока она прижимается ко мне, медленно спускаясь вниз.
А потом я падаю перед ней на колени, отчаянно желая почувствовать ее вкус на своем языке.
Она снова произносит мое имя, но я едва слышу его. Одним движением я стягиваю с нее джинсы и трусики и отбрасываю их в сторону, раздвигая ее ноги, большими пальцами раздвигая ее складочки, чтобы я мог видеть каждый дюйм ее покрасневшей, набухшей киски. С нее капает вода, она скользкая и блестит от возбуждения. Я стону, наклоняясь и провожу языком от ее входа до клитора одним быстрым движением, от которого он покрывается самым сладким вкусом, который я когда-либо ощущал во рту.
— Господи, Эмма, — стону я, тяжело дыша, когда мои губы нависают над ее киской. — Ты чертовски вкусна.
А потом я прижимаюсь к ней ртом, жаждая большего.
Я поглощаю ее, как будто это гребаный пир. Я проникаю между ее складок, нахожу ее клитор и облизываю его в том же ритме, который ей нравился раньше, слизывая ее возбуждение. Ее рука путается в моих волосах, когда она стонет, и мой член болезненно вздрагивает, его ствол покрыт моим собственным возбуждением.
Мне нужно, чтобы каждая часть меня была внутри нее. Мои пальцы все еще влажные от траха с ней, и теперь я просовываю внутрь язык, изгибая его и облизывая ее с нарастающей потребностью, которая словно одолевает меня. Я не могу насытиться ею. Я никогда не хочу останавливаться, и в то же время мне нужно кончить так сильно, как никогда в жизни.
Сделав взволнованный вдох, я высунул язык и слегка присосался к ее складочкам. Я слегка провожу зубами по ее мягкой плоти, и Эмма задыхается, извиваясь у меня во рту.
— Данте, пожалуйста...
Ее мольба - самое сладкое, что я когда-либо слышал.
— Не волнуйся, птичка, — бормочу я, сдвигая ее топ с дороги и прижимая руку к ее упругому животу, прижимая ее к стене. — Я заставлю тебя кончить еще раз.
Мой язык снова скользит по ее клитору, и она вскрикивает. В тот момент, когда я прижимаюсь к нему губами, всасывая набухшую плоть в рот, я чувствую, как она снова подвигается ко мне.
Ее руки больно путаются в моих волосах, дергая за них, но я почти не замечаю этого. Ее возбуждение заливает мой рот, когда она кончает, смачивая мои губы и подбородок, и я стону, когда мой член пульсирует и подрагивает, настолько близко к краю, что сдержаться почти невозможно. На мгновение мне кажется, что я кончу, даже не прикоснувшись к своему члену, просто от того, что ем Эмму.
Она такая чертовски мокрая, и мне нужно быть внутри нее.
— Боже, боже, я должен тебя трахнуть... — Я стону, облизывая ее еще раз, погружая язык внутрь, и когда ее киска сжимается вокруг моего языка, я теряю последнюю нить самоконтроля.
Я хватаю ее за бедра и без усилий поднимаю ее, когда встаю, ее ноги обхватывают мою талию. Я опрокидываю ее на диван, задирая майку, когда мы оба падаем на него.
— Ты нужна мне голой, — дышу я, отчаяние переполняет меня. — Блядь...
Я раздеваю ее догола за считанные секунды, возбуждение захлестывает меня с каждым новым кусочком кожи, который открывается. И кажется, что она хочет этого так же сильно.
— На тебе слишком много одежды, — шепчет Эмма, протягивая руку, чтобы расстегнуть первую пуговицу на моей рубашке. — И вообще, кто носит дома рубашку на пуговицах?
Я не могу удержаться от усмешки.
— Человек, который живет в таком доме, — говорю я ей, а затем прижимаюсь губами к ее горлу, челюсти, заставляя ее руки дрожать, пока она пытается расстегнуть мою рубашку.
Ее прикосновение кажется изысканным. Она скользит руками по моей коже, вздыхая от удовольствия, проводит пальцами по груди и прессу, по тонкой пряди волос, которая исчезает в поясе. Мои бедра непроизвольно вздымаются, когда она касается меня там, и я чувствую, как она переплетает свои ноги с моими, выгибаясь и потираясь об меня в ответ.
— Я могу заставить тебя кончить вот так. — Похоть захлестывает меня при мысли о том, как я буду тереться своим одетым членом о ее голую киску и заставлять ее заливать меня своим оргазмом. — Но боже, Эмма, мне нужно...
Я бы не выдержал. И я отчаянно хочу оказаться внутри нее до того, как кончу.
— Мне тоже. — Ее голос такой задыхающейся, такой полный нужды, что это расстраивает меня, и когда она расстегивает мой ремень, я издаю стон облегчения. Она безуспешно пытается расстегнуть мою молнию, ее руки художника неожиданно неуклюжи, и я снова хихикаю, отталкивая ее руки, когда наклоняюсь и нежно сосу основание ее горла.
Мой член выскальзывает на свободу, твердый и пульсирующий, и я чувствую, как он скользит по ее бедру. Не в силах больше ждать, я проникаю между ее складок и трусь головкой члена о ее клитор, стону от удовольствия, которое доставляет мне ее скользкий жар. Она такая чертовски мокрая, еще более мокрая от того, что моя сперма смешалась с ее возбуждением, и я задыхаюсь, толкаясь в нее.
Я заставлю ее кончить вот так. Я хочу войти в нее, когда она кончит, и я заставляю себя сдерживаться еще мгновение, направляя кончик члена на ее клитор, когда я в последний раз трусь о нее.
Как только она начинает кончать, содрогаясь подо мной, я вхожу в нее.
— Данте! — Она выкрикивает мое имя, когда мой член погружается в нее, сжимаясь вокруг меня тугим жаром, который едва не отправляет меня за грань. Это самое восхитительное ощущение, которое я когда-либо испытывал. Ощущения пробегают по позвоночнику, когда я проникаю в нее, просовывая руку между нами, чтобы погладить ее сверхчувствительный клитор. Другой рукой я тянусь к ее лицу, поворачиваю ее рот к своему, целую ее, и все это так ошеломляюще хорошо, что я не могу даже думать.
Ничто и никогда не вызывало таких ощущений. Это почти слишком, ощущения пульсируют во мне, плотное сжатие ее киски вокруг моего члена заставляет меня хотеть остаться похороненным внутри нее навсегда.
— Блядь, ты так хороша, птичка..., — стону я ей в губы, прижимаясь к ней, пока чувствую, как мой член пульсирует внутри ее влажного жара. Я почти боюсь пошевелиться. Я дрожу, напрягаясь от усилий, чтобы не кончить, но я хочу большего.
Я прижимаюсь ртом к ее горлу и начинаю двигаться, сначала медленно, а потом все быстрее. Я провожу губами по каждому сантиметру кожи, который могу найти, обхватываю ее грудь и леплю ее в своей руке, наклоняясь и захватывая ее сосок между губами. Я чувствую, как она пульсирует вокруг меня, пока я усердно сосу ее грудь, сначала одну, потом другую, и я могу сказать, что она на грани очередного оргазма.