Страница 1 из 2
Лёля Море
Савичёвские рассказы
Книга посвящается дому, которому в 2023 году исполняется 120 лет. Дому, который хранит истории и тайны уже шести поколений.
Предисловие
Земля Пермская на истории и загадки богата. Особенно деревня Савичи. В 19 веке входила она в состав имения господ Всеволожских. Назвали так деревню в честь актрисы Марьи Гавриловны Савиной, жены хозяина земли Сивинской – Никиты Всеволожского. Блистала Марья Гавриловна в Императорских театрах в опереттах, водевилях и комедиях, была председателем Русского театрального сообщества. Дружна была с Тургеневым, Островским, Гончаровым и Чеховым. Добра, талантлива и активна. Все её любили, никого она не обижала.
А как царское правительство объявило имение Всеволожского в Пермской губернии несостоятельным (проигрался в карты владелец Никита), так и назначило распродажу всего имущества. Купило землю Пермское отделение Крестьянского поземельного банка и распродало её частным лицам. Со всех губерний Российской империи съехались крестьяне, больше десяти тысяч душ. Так на земле Сивинской по сей день живут пермяки, коми-пермяки и потомки литовцев, эстонцев, белорусов да украинцев со своими крепкими традициями.
Много историй места эти повидали. Люди на таланты разные, интересные и самобытные, каждый с характером. Порядки строго соблюдают, предков чтят, о потомках заботятся, шуткой-прибауткой трудности встречают, добро помнят. Иные же прощать не могут. Так и живут с тяжёлым сердцем. Кто ведь как может. А всё равно, славные люди.
Казак
В конце 19 века в деревне Савичи жил Илья Максимович Шелунцов. Родом из казаков, высокий, крепкий, с черными непослушными кудрями, размашистыми бровями и густыми усами. Глаза карие, по-орлиному пронзительные, глядеть в них мало кому небоязно. Нравом дерзок и упрям. Держал свой стекольный завод на берегу реки, которую так и называли – «Стёкольное». Всё-то ему нужно было, чтоб ни как у других, непременно лучше. Вот и дом он решил ставить двухэтажный, большой, самый высокий в деревне.
Во время стройки, приглянулась ему соседская дочка, Галина. Молодая голубоглазая красавица с русыми косами. Илья Максимович подумывал сватов к ней заслать. Но вот задача. Брату его, Ивану, она тоже нравилась. Уступать никто не хотел. Воевали братья меж собой. Камнями в дома друг друга кидались, чтоб попортить. Галина тем временем ни на одного из них не глядела. Другой парень её люб был. Из соседней деревни Виктор. Он о братской вражде и не слыхал. Приехал, благословения отцовского попросил. Тот добро дал. Галина вскоре замуж вышла и уехала к Виктору жить. Илья с Дмитрием помирились. Чего уж теперь делить. Стали жить как прежде. А вскоре Илья женился на другой девушке, Аксинье.
Всё вроде наладилось, только он по прежнему своему принципу – всё у него должно быть лучше. Не дай бог, чтоб дом хуже оказался, чем у Ивана или у кого другого. Утварь в хозяйство ни абы какую приобретал. На добротные вещи не скупился, посуда глиняная да фарфоровая, рюмки и стаканы из чистого хрусталя да первосортного стекла. В общем, мужик хозяйственный, да только с его норовом и жадностью домашним и работникам сладу нет. Всех заставлял работать как проклятых.
Жена его Аксинья, женщина невысокая и хрупкая. Мужа слушалась, не перечила, побаивалась, всё делала, как велел. Дом строить – дело хлопотное и долгое. Таскала Аксинья землю на второй этаж вёдрами, да надорвалась, слегла. Уж не по женской силе такая работа. Приехал доктор, осмотрел. Сказал, что помочь ничем не сможет. В горячем бреду пролежала Аксинья ещё неделю и умерла. Поплатился Илья Максимович за жадность свою, не сберёг жену. На воспитание осталась ему малолетная дочь Наталья.
Федосьин хутор
Прошло три года. Женился Илья Максимович на простой девке из соседней деревни, Федосье. В отличие от покойной Аксиньи, была она крепка, к тяжёлой работе привычна. С мужем вела себя смело, за что, бывало, и поколачивал.
Готовились к Новому году. Дом убирали, полы песком натирали, посуду до блеска начищали да угощения готовили. Поручил Илья Максимович новоиспечённой жене приготовить суп из курицы (в хозяйстве их много держали). Пошла Федосья в курятник, выбрала самую толстую, поймала, на чурку положила и замахнулась топором. Полетела куриная голова прочь. Схватила баба тушу, чего делать дальше не знает. Добро бы огород вскопать, воды натаскать, навоз откидать или сено сметать. В этом сильна и проворна. А тут что? Перья наспех повыдёргивала и помчалась в кухню. Дров принесла, печь затопила да чугунок с курицей поставила вариться.
Впопыхах картошки с капустой покидала, да ушла двор от снега чистить. Опомнилась через полчаса, что варево в печке, бегом в дом. Ухватом чугунок достала, глядь, а вода-то выкипела, мясо ко дну пристало. Как гостям подавать? Воды студёной плеснула, тут и овощи к краям прилипли. Корову доить пора. Дров в печь подбросила, котелок ухватом задвинула подальше и побежала в конюшню. Подоила, прибегает, суп кипит. Пробу сняла, посолила да и вынула чугунок на шесток. Пора и Наталью переодеть к праздничному ужину.
Тут гости собрались, человек пять родственников. Все расселись, во главе с хозяином по чарочке за здоровье выпили. Илья Максимович жену торопит:
– Федосья, подавай к столу, заждались уже!
Схватила Федосья чугунок и помчалась в комнату к гостям. Наталья тарелки расставила, ложки разложила, хлеба нарезала. Хозяин крышку снял, поварёшкой бульон зачерпнул и стал разливать по тарелкам. Сначала гостям дорогим, потом и себе. Глянул в чугунок, чтобы мяса взять, а тут, батюшки свят: курица-то необщипанная, перья торчат. Рассвирепел Илья Максимович на жену:
– Ты почто, дура безмозглая, курицу не общипала! Из ума выжила?! Опозорить меня решила перед добрыми людьми! А ну пошла вон из-за стола! И похлёбку свою порченную забери! – да как кулаком Федосье в глаз зарядил. Взвыла горе-хозяйка, лицо руками закрыла и побежала в кухню. Наталья со страху под стол залезла, слёзы утирает, пикнуть не смеет, чтоб под горячую руку отцу не попасть. – Гости дорогие, Христа ради, простите, не доглядел за глупой бабой. Стыд-то какой. Уж не обессудьте, ступайте по домам, нечего эту парашу ести.
Гостям неловко. От разгневанного хозяина лучше подальше бежать. Перекрестились на угол с иконами, тулупы с шапками наспех накинули и были таковы.
Илья Максимович злой, лицом красный, желваки ходят, кулаки сжал и стрелой в кухню. Схватил полотенце и давай охаживать жену. Федосья рыдает, только успевает лицо закрывать. Выбежала во двор, муж за ней. Так до конюшни и гнал. Как она забежала внутрь, он дверь со своей стороны на вертушку закрыл: – Вот здесь тебе и место, паршивка! Чтоб носу не смела показывать!
Илья Максимович такой позор простить не мог. Утром понёс хозяин вёдра с пойлом и водой скотине, тут Федосья в ноги ему кинулась, каялась, молила мужа, чтобы простил. Тот ни в какую. Сутки держал жену взаперти голодом. А как подостыл, выпустил и сказал:
– Такого позора не потерплю. Дом этот теперь не твой. До осени живи на правах работницы и только. Сенокос впереди. Жить в чулане будешь. Ни жена ты мне более.
– Так куда ж я уйду, родненький? Ой, грех-то какой. Утаила от тебя, всё время подходящего ждала, чтоб сказать. На сносях я. Через месяцев семь рожу. Ты меня у отца-матери взял, обратно вернуть хочешь? Не снести им такого позора. Куды мне с ребёнком?
Илья Максимович лишь строго посмотрел орлиными глазами да ничего не ответил. Будто и не удивился вовсе.
Как снег сошёл, собрал он бригаду мужиков-работников, вывез на дальний участок у леса, поставили они там маленькую избушку.
– Теперь тут жить будешь. Козу тебе дам, утварь и припасы тоже, дрова на зиму привезу. А как родишь, подрастёт ребёнок, заберу себе на воспитание. Федосья не спорила, только содрогалась в рыданиях. Текли горючие слёзы по молодому девичьему лицу.