Студенческие будни

Александр Лобанов

Студенческие будни

Пролог

Уходящая натура… Или уже ушедшая? Нет, пожалуй, пока ещё нет – ведь до тех пор пока мы помним о чём-то, это что-то по-прежнему существует – хотя бы в нашей памяти. Ну а если мы начинаем забывать – значит настало время перенести это на бумагу, дабы оно продолжило существовать там – вдруг когда-нибудь да понадобится?

Если о чём-то забыли – его как будто и не было никогда… Например – человек. Он жил, строил, создавал… допустим, несколько сотен лет назад. Если он не был какой-то особенно выдающейся личностью – кто вспомнит о нём спустя эти сотни лет? Даже его далёкие потомки ничего о нём не знают, хотя только благодаря ему существуют и они сами. Какая разница? Жил человек – от него остались потомки; не было его – от других людей остались какие-то другие потомки. Всё это не так уж важно в отвлечённых от маленького человека масштабах глобальной Истории.

Но люди, тем не менее, хотят оставить в ней свой след – так уж они устроены. И если кто-то пытается стереть его, они расстраиваются.

Так и со всем остальным. Скажем, в памятные ещё пока что многим времена СССР было основано множество различных учебных заведений – и высших, и не очень. Стране нужны кадры? Пожалуйста! Она растит их для себя. Растит, растит, растит, а потом… А потом вдруг оказалось, что в новом суперсовременном мире целый ворох специалистов абсолютно не востребован, ибо наступили другие времена. Другие времена штука такая – они почти всегда наступают. Что же делать? Оптимизировать, укрупнять, реструктурировать! Объединять под началом, переформатировать, переучивать. Был когда-то твой ВУЗ, а потом его внезапно оптимизировали и объединили путём поглощения. С сокращением значительного числа неконкурентоспособных в новых условиях факультетов и увольнением не освоивших новых форм обучения преподавателей. Потом пройдёт N лет – и как будто не было этого ВУЗа. А тем не менее, всё-таки был – пока остались люди с выданными им дипломами о высшем образовании.

Именно к одному из таких, ныне удачно реструктурированному и сокращённо-поглощённому Университету спешил в не столь далёком ещё тысяча девятьсот девяносто девятом году главный герой данного повествования. Он шёл по Загородному проспекту города Санкт-Петербурга уверенной походкой вступающего в Старгород Остапа Бендера, жуя на ходу ватрушку с творогом. Возможно, не успел позавтракать дома – с кем не бывает? А ещё возможно, – с учётом того, насколько сильно он опаздывал, – ему стоило бы значительно прибавить шагу или даже вовсе побежать – подобно тому же Остапу Бендеру, когда он стремился как можно скорее покинуть негостеприимные Нью-Васюки. И наш герой непременно побежал бы, но… всякий знает: жевать ватрушку на бегу куда как неудобнее, чем на ходу.

Звали этого молодого человека – Лёха.

Опоздавший и другие

– А теперь запишем термическое уравнение состояния с независимыми переменными T и V в дифференциальной форме1 и, для удобства, обозначим его "звёздочкой", – почему-то именно сегодня Препод испытывал острый приступ преподавательского вдохновения, выражавшегося прежде всего в том, что понять суть его рассуждений могли только самые конченые ботаники.

Остальные – просто делали умное лицо и аккуратно записывали. Препод настолько вошёл во вкус лекции и воспарил над рутиной, что в опережение учебного плана вознамерился уже на этом занятии от термических уравнений состояния перейти к калорическим уравнениям; и на сей раз он дал самому себе твёрдое слово не обращать внимания на глупые смешки студентов, каждый учебный год непременно раздававшиеся при произнесении им слова "калорический".

"Ха-ха-ха! Он сказал "кал", вы слышали? Детский сад, а не Университет! – подумал Препод. – Неужели нельзя хотя бы раз обойтись без этого?"

У профессора были некоторые основания для оптимизма: сегодня аудитория вела себя на редкость мирно – весьма вероятно, благодаря значительному студенческому недокомплекту. Препод любил такие дни. Разве в количестве дело? Дело – в качестве! Главное, чтобы всем было комфортно, чтобы ни в коем случае никто не мешал преподава…

Раздался оглушительный стук, и в приоткрывшуюся дверь просунулась правая рука, сжимающая жёлтый полиэтиленовый пакет, а вслед за ней и голова студента. Препод огорчённо повернулся и со вздохом разочарования посмотрел на вошедшего.

– Я из Кронштадта, – проныл опоздавший в ответ на немой вопрос Препода. Догадливый читатель уже наверняка понял, что это был никто иной, как тот самый любитель ватрушек.

"Из Кронштадта? Из Кронштадта… Замечательно, просто отлично! – горько подумал Препод. – Ломоносов пешком пришёл из Архангельска: вот она – тяга к знаниям! А сейчас, в век автомобилей и железных дорог, студенты не могут явиться вовремя всего лишь из Кронштадта. Да…"

– Как же так, лекция продолжается уже в течение двадцати минут! – сказал он вслух.

– Ну… я из Кронштадта, – трагически повторил наш герой. В его понимании данного факта было более чем достаточно, чтобы оправдать опоздание любой продолжительности. А может быть и вовсе: неявку и отсутствие (Кронштадт – это ведь как Тамбов из знаменитой песни, только наоборот: оттуда не летят самолеты и не едут даже поезда).

Однако Препод был далёк от понимания Лёхиных проблем:

– И вы, молодой человек, полагаете, что это даёт вам право вот так бессовестно опаздывать?

"И чего ещё ему надо?" – Лёха переминался с ноги на ногу, теребя в руках свой жёлтый пакет, разговор с Преподом был ему явно неприятен, невыразимое страдание застыло на его лице.

– Н-нет… – он сделал шумный вдох и отрицательно задвигал бровями. – Ну-у-у, у меня, это, транспорт… и я поэтому… опоздал. Вот.

"Транспорт… Опоздал… Из Кронштадта… Просто дэградация какая-то!" (Препод являлся типичным представителем старой советской интеллектуальной элиты и, как было принято в этой части общества, менял в некоторых словах звук "е" на "э". Например: "рэльсы", "пионэры", "Торпэдо" и т. д.) – Мысль Препода была настолько осязаема, что слово "дэградация" буквально читалось у него на лице. Вслух он, однако, произнёс:

– Ладно, садитесь на место. Надеюсь, что это было в последний раз.

Несмотря на значительное количество пустых мест, Лёха радостно поспешил за самую последнюю парту, попутно оглядывая сидящих и пожимая руки одногруппникам. Он сразу же обратил внимание на отсутствие в аудитории старосты – Димы, более известного среди товарищей как просто "Старый" (старостой его выбрали потому, что он был старше всех на год и утверждал, что "я вас всех ещё вот такими помню!").

"Фак! Какого эса этот отстойный чувак прогуливает? – подумал Лёха садясь на скамейку и мгновенно принимая вид под условным названием "я здесь уже давно". – На фига я спешил, если он не отметит это в журнале?"

Возможно, здесь требуется небольшое отступление под названием "журнал". Да, журнал. Даже не так, а вот как: Журнал! С большой буквы "Ж" и с восклицательным знаком. Главное оружие старосты и деканата в борьбе за просвещение студенческих масс – журнал посещаемости. Принцип его работы довольно прост: отсутствие конкретного индивидуума на занятии превращается в букву "н" в журнале, и набравший слишком большое количество таких букв студент очень быстро и легко может перестать быть студентом. Не дожидаясь даже экзаменационной сессии – второго и самого мощного оружия в борьбе за выживание в стенах ВУЗа.

Заполняет журнал староста группы, подписывают преподаватели, высочайшую резолюцию выносит деканат.

Кто-то скажет, мол, уровень знаний не зависит от посещаемости, а кто-то другой может даже заподозрить в существующей системе признаки коррупционной составляющей – ведь старосту легко подкупить, например, проставив ему пиво и попросив: "Ты уж не отмечай меня, ладно?" Я и не утверждаю, что эта система идеальна; в конце концов, выработана она была ещё в девяностые – времена прихватизации и оборотней в погонах, но уж что есть – то есть… К тому же в данном конкретном случае – кто посмеет упрекнуть в нечистоплотности нашего Диму? Кристальной честности и завидной трудоспособности человек: у него единственного из всей группы не было за полтора года ни одного прогула! Только лишь отсутствия по уважительной причине; и каждый может убедиться в этом лично, стоит ему только заглянуть в Димин журнал. От самого сердца идёт у него искренний интерес к учёбе и настойчивая тяга к знаниям. Списывать? Никогда! Уж как его, бывало, упрашивали: "Ну Дима, ну спиши пожалуйста! Сколько можно учиться – на тебе же совсем лица нет!" Ни в коем случае! "Нет! – гордо ответит он. – Я сам должен до всего додуматься и всё понять – или пусть меня отчислят!" В час, когда несознательные и недобросовестные, с позволения сказать, студенты вовсю ленятся, бьют баклуши и что-нибудь пинают, Дима оформляет отчёт или готовится к коллоквиуму. На такого старосту группа всегда и во всём может положить… пардон – положиться. И кто как не Дима заслуживает получать на экзамене так называемый "дополнительный старостовский балл", что позволяет легко закрыть любую сессию (ведь, как все вы понимаете, два плюс один равняется трём, а большего студенту для счастья и не нужно).

1

Здесь и далее в данном произведении встречаются научные термины, не всегда знакомые широкому кругу читателей. Поскольку для понимания сюжета наличие примечаний, объясняющих значение этих терминов, совершенно необязательно, а обилие сносок будет излишне загромождать текст, автор сознательно решил отказаться от этих примечаний.