Страница 2 из 7
Ю. Д.: Но «ГрОб-хроники» при этом дают вариант названия «БГ».
Д. С.: Да, но непонятно, откуда вообще этот вариант взялся, который не рукописный. Он не канонический, вполне возможно. Я вот пытался этот вопрос для себя прояснить и так и не прояснил. С тем рукописным вариантом, который размещен, все понятно. Это по рукописи, которая как раз из буклета этого альбома на СП. А больше же нигде эта песня не издавалась. Вот это основной источник. Ее нет ни в книгах, ни в «Автографах» Летова. И это не черновик, это более поздний беловик сделан, потому что мы знаем, что Летов уничтожил ранние версии, так как боялся. И здесь уже было, видимо, для этого издания сделано чуть ли не в девяностые годы, вероятнее всего, когда это издавалось, то есть в 1999-м. Примерно вот этим годом и датируется. А то, что с разночтениями у нас есть на сайте, это сделано с поправками по фонограмме. А кто это делал, не знаю. Поэтому мы не можем считать этот источник релевантным. А поскольку мы мыслим альбомно, мы ориентируемся на единственную студийную версию этого альбома.
Ю. Д.: А раз авторское название песни получается двойным, то и смыслы тогда получаются более богатыми. Но, что интересно, в самой песне обратная аббревиатура почти не задействована. Все-таки сама песня структурирована немножечко по-другому, не совсем так, как представлялось, исходя из этого названия. Возможно, она была бы какой-нибудь политической акцией, но не стала ею. И еще в связи с этим закономерный вопрос: учитывая активную концертную деятельность «Гражданской обороны», эта песня исполнялась всего на одном концерте…
Д. С.: Да, на одном концерте, совершенно верно.
Ю. Д.: Интересно, с чем это может быть связано? Ее неангажированность в концертной программе…
Д. С.: Я думаю, что изначальный посыл заключается в том, что Летов просто к ней несерьезно относился. В автокомментариях к этой песне, отвечая на сайте, он написал, что она издевательского свойства. При этом, если мы будем анализировать этот текст, мы поймем, что это не совсем так. Она, как и большинство песен Летова, объемна, стереоскопична, совмещает в себе противоположные смыслы, которые прекрасно уживаются друг с другом. И мы знаем, что Летов о БГ никогда плохо не высказывался (в отличие от многих других коллег, кстати). В более поздний период он вообще никого старался не ругать, от него было странно слышать о корпоративной этике, но Егор неоднократно повторял это выражение и утверждал, что о коллегах плохо не говорит. Но на раннем-то этапе он себе это еще как позволял, и БГ был достаточно удобным объектом для того, чтобы его «приложить» где-то. Но, тем не менее, только кулуарно, как Наталья Чумакова говорила: «То ругательски ругал БГ, то выделял какие-то…» Притом, что дискография Аквариума к 1986 году насчитывала всего 5–6 лет. Первый альбом вышел в 1981-м, а пять лет спустя Летов уже делил БГ на ранний и поздний периоды, как говорит Чумакова. Ранний он хвалил, а поздний ругал. Но это опять же кулуарно, не прилюдно. И то, что он позже исполнил песню «Электрический пес», о многом говорит. Соответственно, и БГ, как мы помним, о Летове тоже никогда плохо не высказывался. И повлияла, конечно, песня «Про дурачка» на «Никиту Рязанского». Если мы послушаем последний альбом «Аквариума», то там вообще можно уловить, что на данный момент БГ чуть ли не место Летова занял по степени яростности, бескомпромиссности, умения называть вещи своими именами, неприкрытого нонконформизма. Многие заметили и пишут, что смена Летову пришла в лице человека, от которого этого меньше всего ожидали. Вот как мы далеко ушли от вопроса!
Ю. Д.: Нет, как раз все правильно. Сейчас мы об этом и говорим. Говорим о том, что на концертах песня практически не исполнялась и не кочевала из альбома в альбом, как часто бывало у «Гражданской обороны» с другими песнями. И это показатель отношения автора к произведению, что оно не рассматривалось им как серьезное. С другой стороны, может быть здесь какое-то нежелание выносить прямое отношение к Гребенщикову, которое в этой песне декларируется. Как бы песня ни звучала, слушатель все равно услышит в ней, в лучшем случае, какую-то иронию по отношению к БГ. В худшем это будет издевательство, фактический наезд. Мне кажется, Летов этого не хотел, поэтому он эту песню немножко как бы отодвинул в сторону. А тот метатекст, который ты вспомнил, по большому счету, уводит от чисто гребенщиковской проблематики песни. Я его зачитаю: «Песня эта издевательского свойства, но к самому Гребенщикову отношения не имеющая. Это пародия на нашего бывшего директора, моего приятеля, который настолько был повернут на творчестве этого автора, что изъяснялся в любой простейшей жизненной ситуации сугубо цитатами из него. Про это и песня». Это высказывание 2004 года. Спустя почти два десятка лет после выхода произведения, автор решил вот таким вот совершенно парадоксальным образом его не просто откорректировать, а снизить его значение, его концепцию. Сказать, что это была всего лишь игра, посвященная вообще не Гребенщикову, а какому-то постороннему человеку.
Д. С.: То есть ты ставишь под сомнение, что изначально был такой посыл? Думаешь, он уж потом решил снизить? Ты к этой версии склоняешься?
Ю. Д.: Я не знаю. Имею в виду то, что до этого никакого толкования со стороны автора не было, а спустя годы вдруг неожиданно возникло вот такое. Мне кажется, что это уже поздняя интерпретация песни. Может, даже Летов сам верил в эту интерпретацию, как часто бывает. Но если принять приведенный авторский комментарий как истину в последней инстанции, то в корне меняется сама структура песни. В таком случае получается, что эта песня ролевая.
Д. С.: Да, это мы обязательно затронем. Вот как раз два варианта этой песни отличаются тем, что в одном случае она ролевая, а в другом – не ролевая. Потому что если мы берем рукопись этой песни, вот как раз тот самый первоисточник, о котором я говорил, что больше нам не на что опираться, другого просто нет, то там: «Ты знаешь, наверное, очень хуево быть на свете самим собой». Это ролевая лирика, это сарказм, это он говорит не от своего лица, что лучше стать Гребенщиковым, чем стать самим собой. И поэтому здесь, конечно, речь идет о директоре, о приятеле. Непонятно, что это за человек, полумифическое лицо, которому якобы посвящена эта песня. Здесь ощутим сарказм. Но в звучащем варианте, в том сомнительном источнике, он же поет «быть на свете Дохлым Егром». Тут он поет уже о себе. И поэтому здесь ролевой подтекст, если он и существует, то уходит на задний план в конце песни. А в начале мы, действительно, видим какую-то иронию, эти какие-то туманные цитаты, вот здесь как раз и сконцентрирована эта самая игра в бисер, за которую Гребенщикова многие ругали. И как раз импульсом к написанию песни она, похоже, и стала, эта непонятность, туманность БГ. И хотелось как-то его обыграть, обстебать. Но потом-то у него все проясняется. И сначала эта ирония да, есть. Но вот когда уже идет про «Дохлого Егра», после такого жаркого проигрыша, после криков «Хой!», а крики «Хой!» – это он от себя говорит. Это клич, которым он зовет своих, а не пытается кого-то обстебать. Конечно же, к концу песни ее ролевая природа, ощутимая в начале, сходит на нет.
Ю. Д.: Если учитывать всю эту интертекстуальность, к которой мы еще, конечно, вернемся, всю вот эту ее цитатность, то получается, что в какой-то степени ролевым субъектом песни может быть сам Гребенщиков. Вот такой ведь вариант он тоже допустил? Но все же это не Гребенщиков поет о себе. Это Летов поет о Гребенщикове. Здесь можно исходить из того, что природа ролевой лирики не такая простая, как кажется. Особенно, если это звучащая ролевая лирика. Когда автор надевает на себя чью-то маску, он нарочито абстрагируется от своего персонажа. По большому счету, Летов в этом метатексте абстрагировался от персонажа этой песни. Он сказал, не думайте, что это мой лирический герой, или субъект, который близок мне, это всего лишь некий директор, мой тогдашний директор. Автор абстрагировался. И в случае, если Гребенщиков – ролевой субъект, тоже можно говорить об определенном абстрагировании. Я пою от лица Гребенщикова, хотя, конечно, грамматически тут целый ряд моментов, которые позволяют говорить, что это не так, но цитаты убеждают, что субъект может быть прочитан и как БГ. В результате у нас получается, что автор абстрагировался, дал слово герою, но история ролевой лирики убедительно нас учит немножко другому. Учит нас тому, что зачастую именно в ролевой лирике автор как нигде обнажает себя. Как это было, например, в ролевых песнях Высоцкого. Потому что тут его никто не заподозрит в том, что он себя обнажает. Значит, кем бы ни был ролевой герой этой песни, если он ролевой, то все равно по большому счету это сам лирический герой Летова в его каком-то апогее, в его квинтэссенции. Это квинтэссенция лирического героя Летова на тот момент, на 1986 год. Такое прочтение тоже возможно. Во всяком случае, мы ставим сейчас очень важный вопрос: кто, собственно, речевой субъект этой песни? Кто вот этот вот я, кому «задрали руки», «забили рот», «забили руки», «задрали рот»? Кто знает, что ему «осталось недолго» и ему «уже все равно»? Целый ряд моментов, где субъект действительно эксплицируется. И естественно задаться вопросом, не просто уже даже, кто этот субъект, а увидеть по тексту его эволюцию определенную. Он же меняется. Тут много сослагательного. Но ведь есть рефрен, который снимает ролевую природу, по крайней мере, в отношении Гребенщикова на чисто речевом уровне. «О, если б я мог выбирать себя, я был бы Гребенщиков!» Весь ужас в том, что здесь ставится проблема, которая, на мой взгляд, в каком-то обыденном сознании не должна даже подниматься: выбор себя. Что значит выбор себя?