Страница 1 из 27
Ирина Калус, Николай Смирнов, Вацлав Михальский, Татьяна Ливанова, Нина Ищенко, Алексей Котов, Виталий Даренский, Георгий Кулишкин, Иван Марковский, Надежда Кускова, Дмитрий Игнатов, Василий Костерин, Александр Савельев, Иван Жилкин, Андрей Шендаков, Ольга Корзова, Теране Оруджева, Людмила Назаренко, Геннадий Авласенко, Юлия Еремеева, Евгений Чеканов, Дмитрий Лагутин, Диана Кан, Михаил Назаров, Валерий Храмов, Александр Дубинец, Дарья Морозова, Маргарита Пинская, Светлана Безверхова, Александр Пшеничный, Алексей Ивин, Людмила Брагина
Журнал «Парус» № 87, 2021 г.
Слово редактора
Дорогой читатель!
Наш литературный корабль уверенно берёт философский курс, выверяя его по звёздам. Несмотря на некоторые проявления литературного хулиганства, на борту всё прочее — благочинно, а морской бриз — вольный ветерок странствий и романтики, как ему и положено, днём ориентирован на залитый солнцем берег, а ночью — на темнеющее в философских раздумьях море.
Небесная твердь и суша, ночная прохлада и палящий полуденный зной всё так же контрастны и так же устойчивы в своих основополагающих признаках, уверенно растягиваясь к разным полюсам бытия в самодовлеющем покое.
Воздух чист и наполнен рефлексиями. Только лёгкие «летние снежинки» одуванчика, сдуваемые морским ветром, напоминают о парадоксах этого мира, единстве противоположных стихий и о том, что впереди — неизменная вечность, вмещающая в себя всё вышесказанное, а также — нас с вами.
Ирина Калус
Художественное слово: поэзия
Андрей ШЕНДАКОВ. Звезда горит в моём окне…
Звезда горит в моём окне
сквозь полог утреннего света
и тонет вновь за далью, где-то
в рассветной тихой глубине;
сквозь полевую чистоту
плывут неведомые дали,
а в сердце капельки печали
лучей встречают остроту —
и, отступивший стылый мрак
своим сияньем прожигая,
звезда является — другая,
и остаётся только прах,
небесный прах — далёкий свет;
пылай, волнистое круженье!
В твоё, в твоё перерожденье,
в твоё сиянье мир одет.
Порой такая гложет мысль,
что всё бессмысленно и бренно,
но каждый раз, горя нетленно,
свои пути рождает высь;
и звёзды светят — высоко,
и как бы ни было тревожно —
душа легко и осторожно
пьёт лунных бликов молоко;
и, словно крохотный малец,
в душе росток живёт — всё выше,
и вот уже — поля и крыши,
а рядом — Космос и Творец!
Соприкасаясь, пьёт душа
покой своих миров нетленных,
своих неведомых вселенных,
трудясь, приветствуя, верша…
Мой свет, сияние, покой,
летя в крылатом млечном круге
и вознося друг другу руки,
мы продолжаемся строкой,
в которой каждый был из нас
когда-то звуком, полуслогом,
началом, действием, итогом,
создавшим вечности каркас;
а где начало иль исход?..
Я сам пока времён и правил
к своим скитаньям не прибавил:
глубок и долог небосвод!
Не тлеют наши письмена,
навек не исчезают души,
но каждый раз врата — всё уже.
И выше, выше имена.
Стволы осин ещё туги и голы,
едва качает ветер кроны их,
весь мир, как будто двоечник, притих,
шагнув к пустынным окнам старой школы:
в них — тишина, лишь выйдет иногда
к порогу сторож, чтобы сиротливо
курнуть — воронам и котам на диво, —
еще не стар, а борода седа;
вновь над скамейкой пляшет береста
и горьковато-сладкий привкус дыма
плывёт во дворик еле уловимо —
такая нынче выдалась весна:
ни погулять, ни с другом отдохнуть,
ни заглянуть в фойе кинотеатра,
весна сменила легкокрылость кадра
на скуку дней, иной отмерив путь,
путь напряжённый, долгий, не такой,
каким он многим виделся в начале:
«Мир пошумит и, растворив печали,
все беды снимет быстро, как рукой…»
Но нет, весна сегодня не для нас,
листва и мы — во власти небосвода,
законам дань вновь воздаёт Природа,
не торопясь ведя свой пересказ
о днях былых: чума иль тиф брюшной —
на Землю много насылалось мора,
но каждый раз надежда, иль опора,
иль, может быть, какой-то свет иной
спасал землян — и грешных, и святых,
и тех, кто даже жалок и преступен;
к спасенью путь тогда не слишком труден,
когда начал великих и незлых
познаешь суть и, к миру обратив
лицо и душу, воспаришь отныне
среди глупцов, прочь от своей гордыни,
сквозь облака, несущие мотив,
мотив Творца — единственный, один;
пойми, о друг, своё предназначенье!
А я ловлю вечерних звёзд круженье
и слышу гул, весенний гул осин…
Такой апрель: не выходя из дома,
смотрю, как к солнцу тянется трава;
но для меня история знакома:
от мыслей ноет к ночи голова.
…Да, грешен я: переводя Шекспира,
считал, что в прошлом — лютая чума;
теперь моя обычная квартира —
моя защита и моя тюрьма.
Какой-то вирус — что он или кто он?
Мельчайший мир, цепочка РНК,
но без него, наверно, мир не полон —
и не осознан до конца пока.
А каждый миг — наука иль загадка?
Хрупка планета, словно электрон…
Среди страниц лежит моя закладка —
и вечный свет летит со всех сторон!
Виталий ДАРЕНСКИЙ. Повсюду время неземное
Время
Забыто бывшее давно —
Но, словно будущее, снится;
И то, что знать нам не дано —
Судьбою нашей воплотится.
Так время замыкает круг
Беспамятства и узнаваний,
А память оказалась вдруг
Наукой встреч и расставаний.
Уже читать не нужно книг,
Уже не нужно рассуждений —
Жизнь собралась в единый миг
Жемчужной россыпью мгновений.
Как это счастье передать?
Стал чудом этот мир привычный,
Куда не бросишь тихий взгляд —
Как ново всё и необычно!
Уже не сон, а ясный взгляд
Предвидит бытие иное;
И сердцу нет пути назад —
Повсюду время неземное.
В кварталах дальних и печальных,
что утром серы и пусты…
Борис Рыжий
Во сне смешались времена,
Душа летит в места родные —
Квартала нашего дома,
Дни детства — встали, как живые.
Как будто вечность на дворе —
Стояла мама молодая,
И в нашей шумной детворе
Я многих лиц уж не узнаю.
Год где-то семьдесят седьмой,
День солнцем залитый, далёкий…
И я заплачу над судьбой,
Проснувшись с болью одинокой.
Жизнь пролетела, словно сон,
Растраченная вся впустую.
В окне светлеет небосклон,
Но не начать мне жизнь иную.
И вдруг так ясно стало мне,
Что день тот длится, длится, длится,