Девственник

Когда я вошел, Роджер ещё спал. И хоть я уже и привык, но все равно

каждый раз, по утрам, я вздрагивал от одного его вида и с нетерпением ждал

массажиста, который мог исправить положение.

Каким-то образом, из-за болезни, по ночам у него защемляли нервы и его

страшно скручивало: атрофированные ноги растопыривались в разные стороны

так, как обычного человек, даже если бы сильно захотел, не смог бы сделать; голова по-дьявольски поворачивалась почти на 180 градусов; а руки, согнувшись

в локтях, вздымали вверх, своими загнутыми пальцами походя на две старые

грабли. Зрелище действительно жуткое – каждое утро как будто бы попадал в

фильм ужасов.

Но возложенная на меня ответственность диктовала мне вечно

позитивный, радушный и крепкий настрой. В такие моменты как этот, когда

невольно хочется поскорее убраться, я вспоминаю слова моей мамы, что она

говорила мне в детстве. Как только я собирался плакать и моя губа начинала

предательски дрожать, мама задавала всегда один и тот же вопрос: «Фрайм, сынок, ты действительно хочешь плакать?». И казалось бы, вопрос вопросом, а

ведь работало. Я и вправду задумывался, насколько это было возможно в том

возрасте, и как-то выяснялось, что плакать мне вовсе и не хочется. Один её

простой вопрос остановил, в своё время, внушительное количество моих вот-вот

начинающихся истерик. Мама это умела. Затем, со всей теплотой, но твёрдостью, говорила мне следующие слова: «Запомни, сынок, ты сам решаешь плакать тебе

или веселиться, грустить или радоваться. Ты и только ты можешь управлять

своими мыслями и эмоциями. Будь хозяином своего рассудка. Тогда жизнь будет

прекрасней». Моя мама с самого раннего детства воспитывала во мне

внутреннюю силу. Она сковала тот самый стержень внутри хрупкого детского

сознания, который сейчас позволяет мне держаться, не смотря ни на что и всегда

быть в тонусе.

Прокрутив все эти слова и картинки из давних воспоминаний в своей

голове, я сделал вдох, растянул свой рот в улыбке и мягким, но громким голосом

прогнал спящую духоту комнаты, произнеся: «Доброе утро, Роджер, просыпайся.

Сегодня чудесный день!» – во что мне и самому сильно хотелось верить.А

просыпался Роджер всегда с большой неохотой. Понять его можно, ведь, проснувшись, из всего своего тела чувствовал он только затекшую шею. Всё

остальное было напрочь парализовано и скрючено. И чтобы всё это исправить,

нужно было делать специальный массаж. Однажды он признался, что это пугало

и его тоже.

Мне ещё нужно было доделать пару уроков перед утренней прогулкой с

Роджером, поэтому я, даже не пробуя уже этот массаж, поставил поднос с едой и

пошёл вниз. Я знал, что встречу нашего массажиста Денни, который обычно и

делал Роджи тот самый профессиональный массаж, и договорюсь с ним, что он

накормил брата сегодня. Не было ни капли сомненья, что мне не откажут, потому что Дени сам неоднократно предлагал взять и эту функцию на себя. Хотя

и без того этот парень делал многое для нашей семьи: помимо ежедневного и, опять же, жуткого на вид массажа, Денни ещё и купал Роджера. И вообще, этот

тип – славный парень. С ним я подружился сразу, как только мы познакомились.

Ему 32 года, но выглядит он, точно как Крис Хэмсворт в Торе; Когда я впервые

его увидел, я сразу прикинул, что с таким набором качеств, у этого молодого

человека явно полно цыпочек. Да и работа у него такая благородная. И

относится он к ней со всем энтузиазмом и искренней самоотдачей.

Вот, к примеру, в прошлую пятницу Ден застал меня в момент слабости – я

обычно коплю всё в себе, но в какой – то момент, клапан не выдерживает напора

и меня прорывает. К сожалению, чему бы меня не учила мама, в такие моменты я

просто не могу себя контролировать. Как раз в то утро это и случилось. Я не мог

больше терпеть, всё как-то навалилось и так меня взбесило, что случись со мной

хоть самая безобидная проблемка, я бы взорвался. Она и случилась – я ударился

мизинцем о край дивана. Тогда, схватив бейсбольную биту, я выбежал на улицу и

начал колотить, попавшиеся мне, мусорные баки. С залитыми кровью

пылающими глазами, я дико кричал, в зажавшую рот ладонь, перед каждым

замахом и дубасил бак с каждым разом всё свирепее, пока бита не обломилась

пополам и я не упал полностью обессиленный. И как бы я ни старался не шуметь, чтобы не напугать лежавшего наверху Роджера, полностью скрыть с искрами

вырывающиеся эмоции, не удалось. Тогда Дени, услышав крики, сразу же пошёл

проверить что со мной происходит. Открыв дверь, он увидел меня лежащим на

мешках с мусором. По его словам, я будто не дышал, словно умер. Денни

погладил меня по голове и начал петь свою странную песню:

“Ты мальчик в золотом пиджаке,

Ты король всех птиц на земле.

Ты паришь, все летают.

Как легко жить на земле.

Ты даруешь покой,

В любви ты живёшь.

Ты мальчик в золотом пиджаке,

Ты король всех птиц на земле.”

Неожиданно для меня, первая же моя мысль звучала примерно так: « А

Денни ещё и певун». В первые миллисекунды она меня тоже взбесила: «Как это

он, такой весь идеальный? Красивый, умный, благородный да ещё и поёт». А

потом почувствовал расслабление. У меня элементарно не было сил, чтобы как-

то сопротивляться его успокаивающим чарам. Он сел прямо возле меня, не боясь

запачкаться землёй и мусором, ничего больше не говорил, а только смотрел

куда-то в даль вместе со мной. Он ждал. Он просто был рядом, выжидая моего

шага. Его открытость подкупила меня и я спросил:

– Дени, я больше не могу так! Почему только я стараюсь жить дальше?

– Фрайм-Фрайм, ты как вечный огонь.

– Это почему? – удивлённый его сравнением, спросил я

– Ты очень сильный и необузданный, поэтому тебе трудно казаться кем-

то, а не быть. Дружище, дай себе волю каждый день быть собой – это

единственный и самый главный совет, который я тебе дам.

– Легко тебе говорить об этом – я нахмурил брови и опустил голову.

– Всё просто! Пойми, что ты можешь каждый день и негативить, и плакать, и смеяться. Позволь своим настоящим эмоциям выходить. – он так тепло

улыбнулся – Мусорных баков на вашей улице, конечно, ещё много, но вот ты

далеко не вечный. Организм однажды может просто не выдержать. Так зачем

прятать то, что сидит и терзает тебя изнутри? Это же и есть ты, это проявление

тебя.

– Я же всегда должен быть сильным? Мне нужно внушать брату

уверенность, нужно поддерживать отца, не выдавать учителям своего

положения. Дени, на моих плечах висит вся атмосфера нашего дома, а на

хлюпеньких, дрожащих от плача плечах ничего не удержится. Я… я должен.

– Фрайм, ты и так сильнее всех, кого я знаю в твоём возрасте. Сильнее

меня так точно. Сколько тебе, 15, 16? Ну точно, в свои 16, думать о таких вещах, которые гложат тебя, я и не смел. Ты слишком много на себя взвалил, друг.

Настолько, что тебя уже совсем не видно за грудой всех твоих обязанностей.

Пойми, если ты будешь тащить на своих плечах всю атмосферу в доме, то потом

надо будет тащить из больницы и депрессии тебя, Фрайм. Скажи – ка мне лучше, когда ты последний раз отдыхал со сверстниками?

– Мне не нужны эти глупые люди!

– Уверен? – и тут он сделал паузу, напоминающую мне вопрос мамы про

плачь, – А может быть на самом деле ты по ним скучаешь? Ведь с 8-ми лет твоя

жизнь круто изменилась. Пообещай, что подумаешь о своих интересах, хорошо?

Может тебе стоит поговорить с папой как лучше устроить вашу жизнь, чтобы ты

не забывал жить. Уверен, вы найдёте решение.

Денни похлопал меня по плечу. Я ничего уже не мог ответить ему, поэтому