Страница 1 из 23
Дмитрий Цветков
Наследник Рода
Власть нужна тем, у кого нет власти над собой.
Пролог
Давным-давно, когда время не начало свой безжалостный отсчет, он был уважаемым человеком, философом, мыслителем. Он говорил о единстве духа и тела, учил умеренности, мудрости, мужеству и справедливости; объяснял, как жить в ладу с собой и в гармонии с окружающим миром. Он был честен, справедлив и бескорыстен, ему хватало того, что даровала природа. Умея управлять материальным миром силой мысли, он слыл магом и чародеем и даже… если верить слухам, был лично знаком с Создателем.
В те времена таких было много – хранителей истины, чей род на Земле был Первым. Хранители оберегали людей от проникновения лжи в девственно-чистый разум, дабы не усомнились они в совершенстве Творца и не омрачали великое существование греховными мыслями, съедающими изнутри, словно червь. И не было тогда ни болезней, ни горя, ни зависти, ни пороков. И казалось, счастье будет вечно, как жизнь человеческая, которая зарождалась, чтобы никогда не закончиться. И не плакали дети, теряя отцов и матерей, и не сокрушались взрослые, теряя друзей и близких – бесконечная жизнь в бесконечно счастливом мире.
Но свобода выбора – опасная привилегия… И появился отступник – тот, кто в своей гордыне посмел усомниться в искренности хранителей, объявив их тиранами. И свалил он на них те беды и пакости, которые сам же устроил. И растерялись люди в своей наивности и неискушенности, запутавшись во лжи отступника, как рыбы в сетях рыбака. И поверили они тому, кто назвал себя Солом – Посланником Солнца… Это стало началом другого рода человеческого – рода Вторых.
С тех пор мир изменился… С тех пор началась война.
И не было конца и края противоречиям между людьми. И с каждым днем Посланник Солнца заманивал в свои хитроумные ловушки неискушенных, предлагая плоти восхитительные утехи, от которых голос сердца заглушался голосом похоти. И появились грехи, которыми не насытиться и от которых не избавиться. Жизнь человеческая стала коротка. Вымученная душа хрипла от крика, но затуманенный разум уже не слышал праведного зова. И тогда душа отвергала грешное тело, освобождаясь от мучений. Люди на Земле начали умирать. И лишь Посланник Солнца не испытывал мук сомнения. Он был тверд в убеждениях и непоколебим в намерениях искоренить истину Творца, создав собственный мир. Его душа была черна как ночь, она не кричала и не плакала. Душа его не искала спасения и крепла с каждой победой, и тело крепло вместе с ней. Он так и остался бессмертен.
Но не только он не утратил вечной жизни. Хранители остались верны истине и безупречности замысла Создателя. И до тех пор, пока им были чужды пагубные искушения, тела не старились, и разум оставался ясен.
Прошли тысячи лет…
Часть 1
Обращение
1
Май всегда был его любимым месяцем…
Еще не наступило лето – пора оранжевого солнца и грибных дождей; пора фруктов и ягод; пора жаркого синего неба и манящей водной глади; пора отпусков и путешествий; пора независимости от капризов суровой природы; пора контрастов. Все любят лето! Девять месяцев ожидания – и наконец… лето почти пришло! Лето! Долой надоевшую одежду! Долой грубую обувь! Дождались!
Он больше всего на этом свете любил чувство предвкушения перемен к лучшему – возможно, из-за слишком долгого и томительного ожидания этого лучшего. А что может быть приятней приближения самого теплого времени года! Конечно, у зимы тоже есть свои прелести: белый снег, горячий чай, теплый дом, вкусная еда, коньки, лыжи, санки… Но вот ноябрь – предвестник зимы – ноябрь ему не нравился: уж больно промозглый и увядающий. Он хорошо знал, что такое увядание – отмирание старого и привычного, но дорогого и любимого. Увядание…
Неприятные воспоминания отозвались спазмом в районе желудка. Он сморщился, словно напомнила о себе старая незаживающая рана. Глубокий вздох… Свежий весенний воздух расслабил… Спазм отступил.
Так он и прошаркал ногами центральную городскую аллею, погрузившись в раздумья и машинально отбрасывая мысами обуви гонимый легким ветерком мусор.
Вечером тут много народу, а майским теплым вечером особенно: романтичные влюбленные парочки, статные семейные дуэты, молодые мамы с колясками и кривоногими карапузами, шумные компании парней и девчонок – все такие разные, но радующиеся одному и тому же… Весна! Май!
Прошел еще один день и еще один вечер. Вот уже первые минуты новых суток исчезли в вечности. Аллея заметно опустела, но многие и не думали отправляться спать. Слишком долгая была зима, и слишком теплая наступает ночь – не так просто отказать себе в излишестве, когда заледеневшие эмоции оттаяли и рвутся наружу.
Он тоже не собирался уходить.
Прогуливаясь туда-обратно по ожившей после зимней спячки аллее, которая с каждым днем все плотнее укрывалась от остального мира неудержимо рвущимися на белый свет листьями кустов и деревьев, он наблюдал, размышлял, умилялся безобидным глупостям людей, не желающих думать ни о чем серьезном, и мысленно одобрял наивную беспечность.
Он не считал себя старым, да и выглядел лет на тридцать пять, но повидал в этой жизни гораздо больше сверстников – так много, что и поделиться воспоминаниями не с кем: не поймут, примут за сумасшедшего… А воспоминания одолевали, всплывая из памяти цветными картинками и сюжетами – сегодня только хорошими и добрыми. Сегодня теплый весенний день, такой нельзя омрачать унынием. За длинную жизнь можно разобраться: печаль и уныние – слабость, отрицание многообразия, неспособность видеть, боязнь перемен.
Он остановился возле старого дуба.
Ствол в пять обхватов, изъеденный глубокими широкими морщинами и обрамленный мощными раскидистыми ветвями, простирался ввысь. Зеленые лапы заботливо нависали над пешеходной зоной, как огромная естественная крыша.
Это дерево знали все, но никто не представлял, как долго оно стоит на этом месте, которое лет двадцать назад закатали асфальтом, украсили резными лавочками, фонтаном и декоративными посадками, превратив в зону отдыха горожан.
Он не помнил точно, сколько раз дуб хотели спилить, однако всегда находились неравнодушные люди, не позволяющие совершить варварство. И теперь, будучи старше всех ныне живущих, дуб превратился в местную достопримечательность.
В знак особой ценности городскую реликвию окружал низенький, ярко выкрашенный зеленой краской заборчик, а за кроной бдительно следили коммунальные службы, периодически отсекая сухие и ненадежные ветви. За деревом ухаживали, как за мудрым, уважаемым и знающим человеком.
Май приложил руку к шершавой коре и похлопал по ней, будто по плечу старого доброго друга. Ладонь ощутила трепет жизни внутри: да, этот великан знает, что такое перемены и что такое постоянство, понимает и принимает жизнь во всех проявлениях; наверное, он мог бы поведать удивительные вещи, но только из-за мудрости и величия хранит молчание…
«А может быть, махнуть на море?» – подумал он, вдохновившись благостной атмосферой, но грубый оклик не позволил развить приятную мысль.
– Эй! Закурить дай!
Он обернулся.
Двое молодых людей… Лет по семнадцать… Изрядно под хмельком… Вероятно, не повезло: юные красавицы обделили вниманием… Пребывают в дурном расположении духа… Ищут разрядки… Ищут громоотвод для скопившегося напряжения.
Они казались темными тенями на светлом полотне.
– Не курю, – ответил он и разочарованно вздохнул.
– А я не спрашивал, куришь или нет. Я говорю, закурить дай!
Он улыбнулся. Посмотрел на пацанов. Отрицательно качнул головой.
– Чего лыбишься?! – пискляво, в надрыв протянул второй и нервно шагнул вперед.
Он посуровел, раздумывая.
– Чего молчишь? – первый присоединился к товарищу, и их молодые крепкие фигуры начали угрожающе приближаться.