Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 14

Ирина Елисеева

Алмаз заговоренный. Подарок старой повитухи – 2

Возвращение Ансара

– Агата Аркадьевна, вы можете сейчас вернуться в школу?

– Ядвига Станиславовна, я только что оттуда. Что случилось?

– У меня к тебе серьёзный разговор, но не телефонный.

– Ну, хорошо, я сейчас приеду.

Я вышла к шоссе и остановила первое попавшееся такси. По дороге думала о том, что же такого случилось у директора Папоян? Почти в одиннадцать часов вечера она вызывает меня для серьёзного разговора. Её характер после инсульта немного смягчился. Проще раздавать указания командным тоном, когда ты хорошо выглядишь, шикарно одета, подтянута. Но когда сидишь в инвалидном кресле и еле ворочаешь языком, сложно командовать. Позиция совсем не похожа на капитанский мостик. Не стало ли ей хуже? Не опасается ли она рецидива? По моим впечатлениям, всё у неё было достаточно обнадеживающе. Она шла на поправку очень активно, и, казалось, ни что не предвещало…

Директор была в своем кабинете, правда, не в своём привычном директорском, а в инвалидном кресле. Лицо было серьезным, озабоченным и даже испуганным. Я с тревогой спросила:

– Что случилось?

– Ты знаешь Бегичева–Валкова Виктора Игоревича?

– Кто это?

– Неужели ты никогда не слышала об этом человеке? Это известный олигарх. Он из наших мест. Давно уже живёт во Франции, но родом из нашего Асафьева.

– Фамилию, может быть, и слышала, но конкретно, кто такой Виктор Игоревич Бегичев-Валков, я не знаю.

– А вот он тебя знает!

– Странно!.. Откуда? И откуда вы это знаете? То есть… Я хотела сказать, откуда у вас такая информация.

– Он сам мне звонил два часа назад. Собирается оказать нашей школе спонсорскую помощь на очень крупную сумму, но ему бы очень хотелось, чтобы организацией этого процесса занималась ты.

– Почему я? Разве вы ему не объяснили, что я не бухгалтер и не экономист, я художник, преподаватель. И завуч, хотя не по своей воле.

– Конечно же, я всё это ему объяснила. Мало того, мне самой такая постановка вопроса не нравится. Я хочу заниматься этим сама, но таковы его условия, мне пришлось с ним согласиться, поскольку сумма спонсорской помощи такова, что надо быть просто идиоткой, чтобы от неё отказаться.

– Но я же ничего не понимаю в бухгалтерии. Если не, дай Бог, там какая-нибудь афера, я не смогу ничего сделать. Меня легко можно будет обмануть.

– Не переживай, я всегда буду рядом. А меня обмануть невозможно.

Да уж, в этом я нимало не сомневалась.

– В чем будет заключаться моя миссия? Что я должна буду делать?





– Пока не знаю, но, наверное, нужно быть готовой ко всему.

– Например…

– Ну, например, показать ему нашу школу. Так сказать, провести экскурсию по нашему учебному заведению… Или пойти с ним ресторан… Не знаю, всё будет зависеть от него. Какие у него могут быть пожелания, сейчас сказать не могу. Но! Когда эти пожелания им будут озвучены – отказать ему я тоже не смогу. Понимаешь? Поэтому я и говорю – надо быть готовой ко всему.

– Хм… А если он захочет, чтобы вы ему кофе в постель подали? Вы тоже не откажете?

– Вряд ли он захочет, чтобы это сделала я. А вот ты…

– Ну, тут я могу вам сразу сказать: к этому я не готова и готовиться не собираюсь. Придётся искать кого-то другого.

– Ладно, не торопись! Жизнь покажет. Давай сначала познакомимся с этим, для нас очень выгодным, гостем. Я тебе обещаю: когда мы получим эту помощь, ты получишь, ну, очень большую премию. И останешься довольна.

– Премия – это заманчиво. Но, повторяю ещё раз, есть виды деятельности, к которым у меня полная профнепригодность. Вы сами знаете. Так что имейте в виду.

– Хорошо-хорошо, не будем сейчас об этом. Он прилетает через два дня. Так что готовься.

– А что готовить-то? Длинную пафосную речь? Интересную развлекательную программу? Отчёт о наших достижениях за последние десять лет? Что конкретно?

– Готовь себя. Выспись. Круги под глазами вон. Понимаю, что почти днюешь и ночуешь в школе, но… Даю тебе эти два дня. Приведи себя в порядок, сходи в парикмахерскую, сделай какую-нибудь супер модную причёску. Надо же нам показать этому олигарху, что мы не какие-нибудь провинциальные замарашки. Есть и у нас кадры…

Уходя, я вздохнула:

– Боже, боже… А может, мне ещё стишок выучить? И песенку? Про "наше счастливое детство"?

Ядвига Станиславовна ответила вдогонку:

– Выучи. Вдруг пригодится.

Прошло почти два года после нашего расставания с Грифановым на вокзале. Он уехал в свою Москву, а я… я была уверена, что вся эта история с ним и с его теткой Анной Нотбек осталась в прошлом и никогда больше не вернется в мою жизнь. Я сменила симку на телефоне, и решительно выбросила старую, где были номера Грифанова. Что называется, подпалила все мосты. Но почему-то меня наполняла грусть и необъяснимая тоска, когда я вспоминала тот самый день, когда ушёл его поезд, а я осталась на перроне.

Да, я просто влюбилась в Ансара. Очень скучала, не спала ночами, но сама себе признаться в этом не хотела. Может быть, я бы дострадалась до чёрной депрессии, но, слава богу, была школа. Мы с Дэном почти полгода крутились самостоятельно, вслепую, не понимая всего объема задач, стоящих перед руководителем частной художественной школы. А это, надо сказать, бездна. И мы в ней потихоньку начали тонуть через месяц. Уроки, расписание, замещение заболевших педагогов, реквизит для занятий, успеваемость, списки учеников, проверка журналов – это всё было более-менее знакомо. А вот проверки пожарной безопасности, показания счетчиков электроэнергии (а их ещё надо было найти), отслеживание своевременной оплаты родителями квитанций, больничные, карантины или предписания от СЭС по любому поводу и так далее и тому подобное, были для нас Terra incognita. При этом от уроков рисования я не отказалась. Потому что просто не могла без них. Часов стало гораздо меньше. Но и это отнимало силы.

В общем, думать о Грифанове было некогда. И заботы по школе так захлестнули, что Дэн подумывал: а не продать ли её, к лешему. К счастью, учебный год близился к концу. Да и Ядвига Станиславовна заметно активизировалась, начала самостоятельно садиться. С ней работал логопед, и речь её становилась все более внятной. А уж мозг работал так, будто никакого инсульта и не было. Она стала нам подсказывать, что и как делать. Кому позвонить, кого попросить о помощи. Всё плотнее начала заниматься своей школой. Организовала выпускные экзамены. Была строга и внимательна. В качестве наблюдателей привлекла родительский комитет. Работа у неё спорилась, не то, что у нас с Дэном.

Я очень радовалась её успехам в реабилитации, помогала всем, чем могла. И даже перестала с ней спорить, старалась быть предельно вежливой и даже нежной. Надеялась, что в скором времени она приступит к своим непосредственным обязанностям директора, а я смогу заняться только уроками. Моё свободное время увеличится, и я, наконец-то, отправлюсь с этюдником по окрестностям.

Через три дня Дэн должен ехать в Москву, сдавать весеннюю сессию. Он поступил в институт имени М.М. Ипполитова–Иванова, на вокально-хоровое отделение. И это было странно. Мне казалось, его манера петь и одеваться абсолютно не соответствует народному направлению этого института. Но он проучился уже два года, и если сдаст эту сессию – перейдет на третий курс.

Неделю назад Ядвига Станиславовна вернулась домой из больницы. Она уже вставала и ходила негнущимися ногами, как робот, поворачиваясь всем телом. Но чаще передвигалась в кресле. В первый же день она заставила Дэна отвезти её в школу. Встретили её радостно. Нет, правда, радость была абсолютно искренней. Ведь на ней всё держалось. И то, что могла и знала она про свою школу – не мог и не знал никто. Некоторые родители уже подумывали переводить своих детей в другие школы, потому что не понимали, что будет с этой. Но Ядвига вернулась. Это значило, что всё будет по-прежнему.