Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 4

Митрополит Елевферий

Неделя в Патриархии. Впечатления и наблюдения от поездки в Москву

По благословению Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского

ВЛАДИМИРА

© Издательство «Сатисъ», составление, оригинал-макет, оформление, 2005

Предварительное слово

Смотреть на российскую смуту, в центре которой стоит большевистская власть, только как на результат не соответствующих жизни политических, экономических условий государства последнего мирного времени, или как на последствие мировой войны, огромной тяжестью легшей на русский народ, а на большевистское порабощение страны, как на ловкий захват власти над взбаламученным народом группой лиц, накопивших в подполье революционную силу, – мне представляется не исчерпывающим существа дела. Несомненно, политическое положение и быть может, отсталая экономическая жизнь России, и мировая война почти в центре которой была она, – факты исторические, но о них в вопросе о смуте можно сказать то, что сказал Христос Никодиму в отношении всех явлений, которые с внешней своей стороны нами наблюдаются, ощущаются, переживаются, но в глубинных истоках своих не опознаются: дух дышет, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит (Ин. 3, 8). Если все жизненные явления нельзя серьезно понимать вне Божественного Домостроительства, особенно в христианском мире, то тем непременнее это нужно утверждать в отношении великой российской смуты, которая, как ни стараются это замалчивать, стоит уже в центре мировой жизни, осложняя и запутывая ее во всех странах и государствах, хотя и в неодинаковой степени.

Дана мне всякая власть на небе и на земле; итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се Я с вами во все дни до скончания века. Аминь (Мф. 28, 18–20). Это торжественное благовестие Христос сказал Своим апостолам, возносясь на небо, после совершения Им искупления мира Голгофской Жертвой. Вся суть этого благовестия в том, что Искупитель, как Богочеловек, получил от Бога всякую власть исключительно для проведения в мир, усвоения миром спасительного Его дела. Пока оно не совершено, власть над спасаемым миром неизменно и неотъемлемо будет принадлежать Ему (1 Кор. 15, 20, 28). И Он, по недоведомым не только для людей, но и ангелов спасительным планам, впрочем приоткрываемым, и в нужную меру для спасения уразумеваемым, лучше – в исторической уже перспективе, в Его истинной Церкви, применяет соответствующие тому меры при сохранении свободы человеческой. Этого последнего земного благовестия Христова никогда и никак нельзя забывать христианам. Забыть его не придавать ему центрального значения в мировой жизни – значит в сторону уклоняться от Христа, терять действительную свободу (Ин. 8, 31–36), порабощаться достижениями стихийных сил обольщаясь, что тут свобода. Здесь неизбежны потрясения.[1]





Но при них и чрез них все же Небесный Кормчий постепенно направляет греховный мир на должный путь. В познание нами одного из спасительных путей Христос через Своего величайшего апостола Павла подтвердил открытую Богом еще в Ветхом Завете непреложную Истину: Несть власть, аще не от Бога (Рим. 13, 1–4). Колебать абсолютность этой Божественной воли, которая должна быть фактом христианской веры, ограничивать ее какими бы то ни было человеческими соображениями, значило бы только свидетельствовать о своем невхождении сознанием в эту Божественную волю, которая совершается верой и духовным подвигом подчинения себя Богооткровенной Истине вообще. С высоты этой Истины, какая бы ни была власть, часто вопреки своим намерениям, она в домостроительных путях Христовых содействует спасению мира.

Итак, христианское миропонимание нудит нас со всей несомненностью признать, что в центре мировой жизни лежит совершающийся факт спасения мира и все разнообразные проявления ее в этом отношении похожи на волны океана, жизнь которого совершается по недоступному для человеческого наблюдения закону, положенному Творцом в глубине его.

Спасительный процесс в разных стадиях своего продвижения происходит во всем мире, однако, самое спасение совершается только во «единой, святой, соборной, стоящей в истине, апостольской Церкви, каковой, по твердому убеждению нас православных, является Православная Церковь. В составе этого богочеловеческого мистического Тела самую видную часть Его представляет Русская церковь, видную не по огромному только числу членов своих, но по сравнительному превосходству раскрытия разнообразных сторон своей жизни перед другими автокефальными Православными Церквами. В этом смысле она является центром Православия. Естественно, что на нее больше, чем на другую церковь обращались религиозные взоры в разных направлениях и с различными целями других христианских вероисповеданий. Ей, как видимому православному центру, надлежало бы жить полной жизнью в христианской свободе, являющейся дыханием Церкви, чтобы всесторонне раскрывать и выявлять внутреннее богатство истинного христианства. Но в этой свободе, к сожалению, она была стеснена православной же государственной властью. При христианской свободе неизбежны соблазны (Мф. 18, 7) и ереси (1 Кор. 11, 19). Истинной Церкви Христовой они не страшны. При живой соборности и при некоторой в известных отношениях поддержке православной государственной власти, в меру нужного живого духовного напряжения, она сама справлялась бы со своими врагами. Но главная сила ее – соборность – была связана государственной властью, которая не довольствуясь положением внешнего опекуна над церковью, во вред ей взяла себе и контроль над жизнью ее. В течение двухвекового периода, оставаясь в существе православной, в ущерб внутренней своей жизни, она сжилась со своим подчиненным положением. Создалось ненормальное, греховное соотношение церкви и государства, и как всякая ненормальность, вредная для той и другой стороны. Внешняя для церкви, как внемирного Божественного установления для спасения мира, государственная власть, естественно содействовала раскрытию и обогащению церкви преимущественно во внешнем ее ритуале, а во внутреннем своем росте она увядала, беднела. Владея чистой спасительной истиной, она не могла в потребную меру благотворно влиять этой силой на мир, в частности на западно-христианский. Между тем последний, отпав от «Единой», потому истинной (Истина вообще одна) Церкви, вынужденный естественным следствием этого развивать материализованное христианство, так сказать, плотскую сторону его, достигнув в этом гиперболических размеров, сам в своих духовных глубинах осознавал нужду в приобщении к благодатной истине, подойти к которой в Русской церкви много претило ему несвободное положение ее в русском государстве. Требовался какой-то путь сближения. Началом этого сближения была великая европейская война. Воевали не армии только, но целые нации. В необычном обилии смешивалась кровь, а ведь по слову Божию, в крови душа человека, т. е. жизнь, проявление ее. В недрах человечества, в духовных глубинах его через проливавшуюся кровь происходила встреча душ человеческих; со спасительной точки зрения здесь была встреча Истины с заблуждением вне всяких земных преграждений. Только здесь война вообще, в особенности христианских наций находит свое оправдание, чтобы не оставаться враждебным и в конце концов бессмысленным взаимным самоистреблением людей. Россия в жертву Истине принесла больше, чем какое-либо другое государство. Это и понятно: для своего торжества. Истина должна жертвовать многим.

Начавшись за земной гранью человеческой жизни, спасительная мировая Истина должна была жертвенностью выявиться в церкви земной, первее всего в Церкви Русской. По воле Божией пришло время ей быть свободной, и, к сожалению, она получила эту свободу не от родной ей государственной власти, а от жестокой, беспощадной революции, от величайшей русской смуты, которая всесокрушающим ударом большевистской власти, смела прежние государственные устои, обнажив церковь от долговременной господствовавшей над ней государственной связи, поставив ее в непривычное для нее в этом смысле одиночество. Тогда сказалось, насколько было крепким установившееся ненормальное соотношение церкви и государства. Среди всеобщего развала, пред лицом враждебно настроенной к церкви власти, свобода для нее без внешней опоры показалась тяжелым бременем. Встало большое искушение: власть есть, не опереться ли на нее, заняв прежнее положение в отношении к ней? Известно, как раскололо церковь это искушение, когда живоцерковники, обновленцы и т. п., поддавшись ему, мутными волнами распространились по всей русской земле. Своими каноническими бесчиниями они выявили, насколько ослабело каноническое сознание в церкви без действительного выражения канонической «соборности» ее, а некоторые вероучительные уродства, высказанные отдельными представителями этих болезненных церковных течений, показали, что и в догматическую область, святое святых бытия церкви стали проникать, хотя в виде отдельных мнений, лжеучения вплоть до еретических, хотя публично в мирное время не высказанных, но все же существовавших: ничтоже бо есть покровенно, еже не откроется, и тайно, еже не уведено будет (Мф. 10, 26). И это подтверждало, насколько вредно для Церкви фактическое молчание ее свободного соборного разума.

1

Это представляет собой нынешняя мировая жизнь, в которой происходит конференции за конференциями только запутывающими жизнь, и нимало не ослабляющими страха пред чувствуемым всеми как бы неизбежным грозным новым мировым, почти стихийным взрывом.