Страница 1 из 8

Многогранный М.Ф.Ахундов: убежденный русофил, иранский патриот и зачинатель «азербайджанской» идентичности

Балаев Айдын

Айдын Балаев

Предисловие

Мирза Фатали Ахундов, будучи великим просветителем и литератором, мыслителем и реформатором, на десятилетия вперед определил генеральное направление развития национальной культуры азербайджанских тюрков. В удушающей атмосфере мракобесия и фанатизма, он стал символом вольнолюбия, бунтарства и раскрепощения личности. Идеи просветительства, составляющие суть произведений Ахундова, несомненно, были заимствованы им из произведений русских и западноевропейских авторов. Но каким бы значительным ни было русское и западное влияние на его творчество, Ахундов был сугубо местным феноменом, в произведениях которого нашли отражение насущные проблемы и потребности его соплеменников. Идеи русского и западноевропейского просвещения, в творчестве Ахундова преломляясь через призму азербайджанской действительности, обретали здесь свою специфику, переплавлялись в соответствии с материальными и духовными запросами местного общества.1

О жизни и творчестве Ахундова написаны десятки монографий, сотни и тысячи статей не только в Азербайджане, но и за его пределами. Но во всех этих публикациях предметом исследования являются, в основном, перипетии его жизни, литературные достоинства и недостатки его произведений, а также философское мировоззрение этого гениального мыслителя. Целью же нашей работы является раскрытие роли Ахундова в процессе становления национальной идентичности той общности, которую мы сегодня именуем «азербайджанцами», или «азербайджанскими тюрками».

С сожалением приходится констатировать, что мы до сих пор не определились со своей идентичностью, и это представляет серьезную угрозу для будущего страны, о чем многие просто не догадываются. Казалось бы, почти 30 лет независимого существования достаточный срок для того, чтобы наконец-то определиться в данном вопросе. Но нет, характерные для начала ХХ века ожесточенные дискуссии по этой проблеме в последнее время разгораются с новой силой. Вновь, как и 100 лет назад, мы наблюдаем в Азербайджане непримиримую борьбу трех форм идентичности – тюркской, азербайджанской и исламской. Причем, по сравнению с тем временем, сегодняшняя ситуация становится еще более запутанной и противоречивой. В начале ХХ века сторонники исламской идентичности стремились лишь к утверждению шиитско-исламской, а по сути, иранской идентичности. Теперь же, в связи с проникновением и широким распространением в Азербайджане после развала СССР различных течений суннитского ислама, в стране возникло множество форм исламской идентичности, которые ведут борьбу уже между собой.

С другой стороны, существенную трансформацию претерпело и понятие «азербайджанская идентичность». Ведь основатель этой идеи М.Э. Расулзаде не только не отрицал тюркское происхождение азербайджанцев, а наоборот этот фактор он считал стержневым элементом т.н. «азербайджанской идентичности». Как он подчеркивал, «азербайджанизм (azərbaycançılıq) – это славная борьба принадлежащей великой тюркской расе нации за приобретение своей независимости».2 Между тем, в современной трактовке понятие «азербайджанская идентичность» чем-то напоминает пресловутую «советскую», или «османскую» идентичность, призванную сплотить этнические и национальные группы различного происхождения в единое целое. Думаю, излишне напоминать, чем завершились все предыдущие эксперименты. Не вызывает сомнений, и нынешнюю попытку реализовать нереализуемое, ожидает аналогичное фиаско.

Впрочем, в стране, где наука давно уже превратилась в служанку власть имущих, где Академия Наук является пародией на истинную науку, где титул «академика», за редким исключением, носят персонажи комедий того же Ахундова, где основателя национальной государственности превратили чуть ли не во «врага народа», подобное положение вещей вполне объяснимо.

В заключение хочется отметить, что мы далеки от мысли идеализировать, и тем более превратить Ахундова в объект слепого поклонения, поскольку в его высказываниях и поступках было достаточно ошибочного, противоречивого, а иногда и вредного. Поэтому работа написана в довольно критическом тоне в отношении наследия Ахундова.

Глава

. Начало извилистого и трудного пути

На рубеже XVIII-XIX вв. Азербайджан переживал одну из самых трагических страниц своей истории – эпоху феодальной раздробленности. Смерть Надир шаха в 1747 году, и начавшийся за этим процесс распада государства Афшаров, привели к появлению в середине ХVIII века как в южной, так и в северной частях Азербайджана многочисленных квазигосударств – ханств (Бакинское, Шекинское, Карабахское, Губинское, Ширванское, Нахчыванское, Гянджинское, Иреванское, Тебризское, Сарабское, Ардебильское, Урмийское и т.д.) и более мелких государственных образований – султанств (Илисуйское, Шамшадильское, Газахское).

Частые и бессмысленные с общенациональной точки зрения войны между этими ханствами, перманентная борьба за власть различных группировок внутри каждого из них, резко замедляли этноконсолидационные процессы у азербайджанцев. Одновременно способствуя окончательному краху экономики, они в конечном итоге, привели к тому, что страна оказалась абсолютно беззащитной перед внешними угрозами, исходящими от Ирана и России.

Таким образом, Азербайджану удалось освободиться от многовекового иранского влияния не в форме единого и целостного государства, а в виде отдельных ханств, что было обусловлено целым рядом причин. Во-первых, это было результатом целенаправленной политики шахской власти, которая столетиями препятствовала созданию в Азербайджане единого политического центра.

Во-вторых, в Азербайджане не была необходимой экономической базы, способной стать основой для восстановления политического единства страны. Более того, экономический упадок, охвативший страну с конца XVII века, привел к тому, что хозяйственные связи между различными регионами были на довольно низком уровне, и в Азербайджане отсутствовало единое торгово-экономическое пространство.

В-третьих, могущественные соседи Азербайджана, и в первую очередь Россия и Иран, не были заинтересованы в создании вблизи своих границ сильного централизованного государства. К тому же, эти государства всячески пытались еще больше усугубить противоречия между ханствами Азербайджана.

В этой связи неудивительно, что попытки отдельных азербайджанских правителей, в первую очередь, губинского и шекинского ханов объединить страну в единое государство потерпели неудачу. В этом отношении весьма показательным является провал политики Фатали хана Губинского, который в конце ХVIII века пытался при поддержке России обеспечить себе доминирующее положение среди ханств северной части Азербайджана, не осознавая, что русские используют его лишь в качестве инструмента для реализации собственных политических целей в регионе. Не увенчалась успехом и активная деятельность Урмийского ханства по объединению южно-азербайджанских земель.

Впрочем, несмотря на эти негативные моменты, азербайджанский историк Э. Исмаилов справедливо отмечает, что ханский период, в целом, объективно сыграл в истории азербайджанского народа определенную положительную роль. Он обращает внимание на тот факт, что ханства были расположены на территории проживания преимущественно тюркского населения. Это определило зарождение именно здесь начал сугубо национальной государственности азербайджанских тюрков. Быть может, ханы, как и население ханств, не осознавали этого в должной степени, но сам факт появления государственных образований с преимущественно однородным этническим составом закладывал основы для перехода от династических государств, в которых общность людей определялась религиозной принадлежностью, к общности по этническим признакам.3

Shissler A. Holly. İki İmparatorluk Arasında. Ahmet Ağaoğlu ve Yeni Türkiye. İstanbul, 2005. S. 161.

Resul-zade M.E. Şefibeycilik. Varşava, 1934. S. 68.

Исмаилов Э. Очерки по истории Азербайджана. М., 2010. С. 148.